Меллин, которую мать до сих пор звала няней, весьма откровенно объяснила мне, как все было.

– Бедный мой ягненочек, только что со школьной скамьи, а эти сразу же решили выдать ее замуж. Он был намного старше, зато денежки водились, да и титул должен был получить после смерти отца. Я помню, как она плакала, бедняжка, все умоляла подождать немного. Так хотела немного повеселиться, порадоваться жизни. Только на нее и внимания никто не обратил. Гай Дэнджерфилд встретил мою крошку на балу. Хорошенькая она была, вот он и решил жениться, чтобы угодить отцу.

Если верить няне, у отца не было других достоинств, кроме денег. Мрачный, угрюмый человек, предпочитающий деревенскую жизнь радостям городской, и, если бы мог, превратил бы и жену в такую же отшельницу.

– Значит, он тоже не хотел, чтобы я родилась? – спросила я.

– Не говорите так, мисс! Вы не знаете всего, уж это точно! Ваш дед восстановил вас против леди Фэнни, хотя не пожелал видеть мистера Гая после того, как все случилось! Уж он-то считал Дэнджерфилдов выше всех! Мое бедное дитя было еще совсем ребенком, когда вы родились. Почему он не мог подождать, спрашиваю я вас, и пожить немного в Лондоне вместе с молодой женой?! Но нет… Он любил сельскую жизнь и хотел ребенка. Ну и настоял на своем. Когда вы родились, можно было подумать, что бедной мисс Фэнни вообще не существует. Все трясся над вами – велел сделать детскую в соседней комнате и вставал по ночам, если вы плакали. Все это просто неприлично, скажу я вам, и неудивительно, что бедняжка моя чахла и чахла, пока не уехала в Лондон. Кто может ее осуждать за это?!

Мне купили новый гардероб – в основном темных цветов, поскольку я все еще в трауре. Я отказывалась делать модную прическу, завивать волосы буклями и локонами, предпочитая более строгий стиль, а в тех редких случаях, когда посещала чаепития и ужины в узком кругу, старалась держаться поближе к дамам постарше, одобрявшим мой скромный вид. К тому же я не обладала достоинствами других – приличных, воспитанных молодых леди: не играла на пианино, отказывалась петь и не могла нарисовать хоть сколько-нибудь сносную акварель, совершенно не умела танцевать. И самое главное, отпугивала поклонников тем, что не старалась скрыть свой ум и не боялась показать, что лучше образованна, чем они.

Спустя несколько недель я приобрела репутацию скучного, заумного «синего чулка» – прирожденной старой девы. Мать моя была в отчаянии, а друзья сочувствовали ей, достаточно громко, чтобы охи и вздохи доходили до моих ушей.

Не знаю, сколько бы продолжалось все это, не реши внезапно сэр Эдгар выдать меня замуж. С самого первого дня я почти не разговаривала с ним, но уверена, что мать постоянно жаловалась на мое вызывающее поведение. Сэр Эдгар никогда не любил моего отца, и, по-видимому, присутствие падчерицы постоянно напоминало ему о Гае Дэнджерфилде.

Прошло несколько месяцев, и я уже начала привыкать к унылой лондонской жизни, когда в один прекрасный день неожиданно явился с визитом Том Уилкинсон.

Я была в библиотеке, пытаясь отыскать хоть одну непрочитанную книгу, но тут Бриггс объявил о приходе гостя и быстро удалился.

Я огорченно вздохнула – Том Уилкинсон очень не нравился мне, особенно потому, что был самым настойчивым из так называемых поклонников.

– Настоящий крепкий йоркширский паренек, – представил его сэр Эдгар.

И в самом деле, Том отличался не только крепостью мускулов, но и маленьким ростом – темноволосый, почти квадратный, громкоголосый молодой человек, вечно хваставшийся своим состоянием, отцовскими мельницами и огромным домом, выстроенным для будущей семьи.

Из всех встреченных мной молодых людей Том Уилкинсон, самый тщеславный и самодовольный, так был поглощен собой, что совершенно не обращал внимания на то, как я постоянно избегала разговаривать с ним, мало того, постоянно намекал, будто мое застенчивое поведение и скромная манера одеваться явно привлекают его. Видимо, такая женщина, как я, никогда не дала бы ему поводов ревновать, а очевидная холодность скорее притягивала, чем отталкивала.

Только я уже надеялась, что отделалась от него – во время последней встречи была почти груба, – и вот теперь назойливый ухажер вновь явился и, глупо ухмыляясь, объявил:

– Не стоит смотреть на меня так свысока, леди Ровена, ваш отчим разрешил нанести визит и подсказал, где вас найти. – Улыбаясь и облизывая толстые губы, он продолжал: – Ну же, девушка, зачем прикидываться, что не рада видеть меня! Мне сказали, что вы привыкли скрываться в библиотеке – пустая трата времени. Вы леди, знаю это, но я здесь с благословения вашего отчима и вашей матушки тоже! Так что не стоит держаться так чопорно и холодно! Вы, конечно, понимаете, что у меня на уме. Я простой йоркширец, но горжусь этим. Я все решил. Нет нужды кокетничать со мной. Думаю, ты разумная девушка, без всяких капризов и причуд – поэтому я тебя и выбрал.

Продолжая говорить, он постепенно теснил меня, вынуждая отступать и не обращая внимания на гневные протесты.

– Ну же, ну же, – уговаривал он, выкатывая бесцветные глазки, – я ведь не укушу тебя! Разве не сделал только что предложения, честь по чести? Все, что я прошу, – поцелуй, закрепить наш уговор. Не настолько уж ты стыдлива, верно ведь?!

– Мистер Уилкинсон… Том! Я прошу, немедленно перестаньте строить из себя идиота! – рассерженно предупредила я, но отказ явно распалил его страсть еще больше.

Я отступала, он наступал. Пришлось пройти мимо окна, и в слабом свете, пробивавшемся из-под спущенных штор, я заметила, как лицо его изумленно вытянулось.

– На тебе нет очков! Будь я проклят, если видел когда-нибудь такие прелестные глазки! Да если тебя приодеть, потрясающая женщина получится! Я еще посмеюсь над остальными, вот уж завидовать будут!

К этому времени я была окончательно раздражена не столько его поведением, сколько своим, и, положив руку на спинку стула, угрожающе прошипела:

– Мистер Уилкинсон, вы слишком много на себя берете!

Но он, очевидно, принял все это за обыкновенное кокетство, потому что укоризненно погрозил пальцем:

– Ну-ну, леди Ровена, или… могу я называть вас просто Ровена? Конечно, какие между нами формальности?! Я уважаю вашу скромность, но раз мы все равно обручены, один маленький поцелуй не будет таким уж нарушением приличий, не так ли?

В другое время я была бы, возможно, способна посмотреть на эту сцену со стороны и даже понять юмор ситуации, но выражение лица Тома, преследующего меня по всей комнате, было таким жадно-неприятным, что я в ужасе продолжала отступать.

– Мистер Уилкинсон, – твердо объявила я наконец. – Вряд ли нам пристойно находиться здесь вдвоем. Не желаю, чтобы слуги начали сплетничать. Кроме того, мне нечего вам сказать. Боюсь, что должна просить вас удалиться.

– Да, но я не желаю уходить и уверен, что вы этого тоже не хотите… по крайней мере пока не выскажу то, зачем пришел. Ну какой вред от маленького поцелуя? Ведь мы все равно поженимся!

– Я не выйду за вас, мистер Уилкинсон, будь вы даже единственным мужчиной на земле! – резко ответила я.

– Разыгрываешь недотрогу, а? Нет нужды, я же говорю, что все решил!

И тут неожиданно он набросился на меня, стиснул изо всех сил, впервые в жизни я ощутила мокрые, омерзительно толстые губы на щеках и шее, хотя изо всех сил пыталась отвернуть лицо.

– Поцелуй же меня, девушка! Эй, хватит вырываться! Я ведь захочу не только поцелуев, когда мы поженимся!

– Да прекратите же!

Растеряв всю холодность, я изо всех сил толкнула его в грудь, но, поскольку он не отпускал меня, продолжая бормотать дурацкие нежности, пришлось размахнуться и отвесить ему полновесную пощечину.

Том отшатнулся и растерянно, недоуменно уставился на меня. Увидев возможность ускользнуть, я, задыхаясь, бросилась к двери. До этой секунды я не сознавала, насколько он омерзителен и какой внушает страх!

Собрав все силы, я постаралась взять себя в руки и холодно объявила, что ему пора уходить. Рот Тома уродливо искривился.

– Ты, стерва! Клянусь Богом, еще пожалеешь, что сделала это!

Я вышла из комнаты, оставив его гневно потрясать кулаками и выкрикивать угрозы:

– Думаешь, найдешь себе другого мужа, уродина?! В жизни бы не сделал предложения, не сговорись сэр Эдгар с моим отцом! Обещали заплатить мои карточные долги! Неудивительно, что здесь все рады от тебя избавиться!

Почему-то я вдруг захотела узнать, где сейчас слуги. Без сомнения, скрываются по углам, наслаждаясь пикантной сценой! Единственное, чего мне хотелось сейчас, – убежать, скрыться от этого мерзкого издевательского голоса, но гордость не позволяла. Я – Дэнджерфилд, и такие вульгарные создания, как Том Уилкинсон, не стоили моего внимания!

Наконец я оказалась на верхней площадке: руки мокры от стыда и ужаса, но спина неуступчиво прямая. Только сейчас внизу послышался стук захлопнувшейся двери.

Очутившись в безопасности и тишине своей комнаты, я поняла, что вся трясусь. Этот низкий, подлый, омерзительный коротышка! Как они посмели подослать его? Неужели не нашлось кого-то более достойного?! И даже его пришлось подкупить, чтобы сделал предложение!

Уродина, неряха, сварливая – прирожденная старая дева… Что же это со мной?! Неужели я что-то вроде чудовища, не такая, как другие женщины?

Впервые в жизни я обессиленно прислонилась к двери и попыталась взять себя в руки. В душе бушевали гнев, чувство ни с чем не сравнимого унижения. Мне с детства внушали, что для успеха в жизни достаточно благородного происхождения и хорошего образования. Но… неужели, неужели дед ошибался? Намеренно превратил меня в отшельницу, «синий чулок», чтобы защитить от дьявола, бушующего в крови Дэнджерфилдов?

«Я женщина! Женщина!» – хотелось выкрикнуть вслух, а пальцы сами, бессознательно, срывали уродливое, стесняющее движения платье. По лицу, телу текли струйки пота; задыхаясь, не понимая, что делаю, я встала перед зеркалом, бесстыдно обнаженная; одежда была в беспорядке разбросана по полу. Волосы, разметавшиеся по плечам, свисали до талии, а глаза выглядели огромными темными озерами на смертельно бледном лице. Это и есть настоящая Ровена? Что случилось со смеющейся девушкой, любившей носить сари и золотые украшения? Той самой, что могла выйти замуж за принца? Наверное, нужно было стать женой Шива. Тогда я могла бы остаться в Индии, здесь же оказалась чужой среди чужих.

И неожиданно я увидела себя такой, какой была тогда, и захотелось, чтобы за спиной появился Шив. Красивый, стройный, в экзотическом белом тюрбане. Милый Шив – мое самое светлое воспоминание.

Я извлекла со дна потертого сундука сари, тщательно завернутое в несколько слоев папиросной бумаги. Оно было из прозрачного, тончайшего шелка, расшитого золотом и переливавшегося всеми цветами радуги.

Наряд, достойный королевы, дар индийского принца. О чем я думала, медленно обертывая его вокруг тела, как учили индианки? Воображала, что мгновенно, как в сказке, превращусь в принцессу? Не помню, какие мысли теснились в голове, но, закончив одеваться, я тряхнула головой, и волосы гладкой черной рамкой обрисовали лицо, придавая ему туманно-таинственный вид. Кожа под тонкой тканью переливалась янтарем. Из зеркала на меня смотрела прекрасная незнакомка. Неужели это необыкновенное, странное создание действительно я? Я не могла отвести глаз от собственного отражения. Наверное, в тот вечер безумие овладело душой и даже мысли не были моими.

Помню, что, осторожно подняв руку, коснулась губ, подбородка, со странно-чувственной грацией, которой раньше не было. Я – женщина, только что обнаружившая собственную неотразимую прелесть, индийская принцесса, которую всю жизнь скрывали от мужчин, рожденная для того, чтобы дарить наслаждение и…

Но тут магия была грубо нарушена, волшебство исчезло. Я не слышала, как открылась дверь, только оглушительный стук оборвал великолепный сон. Я обернулась, невольно вскрикнув от страха.

– Какого дьявола ты посмела так обращаться с Томом?! Предупреждаю, девчонка, раз и навсегда…

Сэр Эдгар начал орать, громко, назойливо, а когда подошел ближе, я почувствовала запах спиртного. Но тут крики затихли, челюсть отчима отвалилась, а глаза широко раскрылись, но тут же сузились.

– Господи Боже! – прошептал он очень медленно, а выражение ярости сменилось чем-то совершенно другим. – Неужели та самая скромная маленькая старая дева?! Именно это ты скрывала столько месяцев под уродливыми лохмотьями?! Для какого любовника бережешь эти сокровища, Ровена?

Все это время, пока он говорил со мной странно хриплым голосом, не отводя глаз, жадно шаривших по моему телу, я оставалась на месте, не в силах сделать ни единого движения. Но сэр Эдгар расхохотался и протянул руки.

– Подумать только… ты дурачила меня столько долгих недель, под моей крышей! Да ты невероятная красавица, девочка! Прелестнейшее тело!