Нина Баскакова - Это ошибка?

— Тогда ведь можно и все это было и воплотить. — осторожно заметила я.

— Зачем? Чтоб какая-то девица пришла на все готовое и решила все отсудить, позарившись на мои богатства? Я ведь придурок. Мне не жалко на человека хоть чего оформить. Пришел из армии. Начал с девочкой встречаться. Купил машинку. Недорогую. Около трех сот тысяч. Вроде серьезно у нас с ней было. Это я так считал. Она мне предложила машинку на нее оформить. Потом со мной рассталась, машинку продала, а денежки себе. Мол. Это я ей такой подарок сделал.

— Не хилый подарок.

— Вот и я о том же. А повстречались-то всего три месяца. Машину и деньги не жалко. Что бросила — неприятно. В итоге решил, что проще с нуля вместе начинать. Зато честно будет.

— Но это сколько лет прошло…

— Год назад.

— Ты год назад из армии пришел? Это сколько тебе лет получается? — спросила я.

— Двадцать четыре. — его слова подействовали на меня, как ушат ледяной воды.

— Десять лет разницы. Я думала ты старше. Выглядишь взрослее.

— А тебя это так волнует? — спросил он.

— А ты как думаешь?

— Меня нет. Сонь, цифры ведь большой роли не играют. Человек и в сорок лет может у материнской юбки сидеть. А может в восемнадцать быть довольно взрослым.

— Может и такое быть. В жизни чего только не бывает. Раз у нас с тобой такой честный разговор, то посмотри на все моими глазами. Без обид. У меня сейчас трудный период. Я расхожусь с мужем. Скоро буду жить с семилетним сыном. При этом у меня есть дочь, которой пятнадцать. В этом году шестнадцать будет. Нужно с ней помериться, потому что она вбила себе в голову, что я виновата в разводе с ее отцом. Теперь, есть ты. Человек, которого я знаю меньше недели. Ты на десять лет младше меня. Я по сути для тебя старуха. Ты всего на девять лет старше моей дочери. Предлагаешь рискнуть. При том, что ты сам озвучил такие привычки и недостатки, после которых любая здравомыслящая женщина уйдет и больше общаться не будет.

— Но ты пока еще не ушла. — он усмехнулся. — Сонь, я могу тебе наврать, напеть красивых фраз. Я умею создать нужное впечатление. Но сейчас хочу действовать честно. Хочу чтоб ты сразу все узнала, а не потом, когда у тебя выбора не будет только как рожать.

— У меня есть двое детей. И третьего ребенка я не планирую.

— Правильно, пока и планировать не с кем.

— Мне уже поздно рожать.

— Ага. И с мужиками спать. А вообще, тридцать стукнуло и пора сразу место на кладбище готовить? Глупости не говори. — он вздохнул.

— Ты не понимаешь.

— Как раз очень хорошо я все понимаю. Первый довод, я молодой еще, зеленый. Выгляжу правда как старик, но это ерунда. Главное цифры. Второй довод, не нагулялся. Слышать, что мне надоело по девкам скакать, никто не хочет. Это не принимается по факту. Со стороны все виднее. Денег нет, угла нет, значит я никто. А если бы у меня все это было, то и чувства что ли возникли? Или у нас теперь любовь кошельками измеряется? Я все это слышу постоянно. Знаешь, что самое интересное? Никто не хочет понять, что мне нужно.

— Может тебе кого по моложе поискать?

— Хочешь сказать, малолетку-школьницу? О чем я с ней говорить буду? Я прихожу с работы. Пожрать хочу, в кровати покувыркаться. А мне выслушивать, как в песни у Цоя, кто там из-за нее синяк получил? Не тот уровень, Сонь.

— Среди ровесниц поищи. Есть же девочки, которые замуж хотят.

— А ты чем отличаешься от такой девочки? Или ты одна хочешь век доживать? Тебе всего тридцать четыре, а ты себя хоронить собралась.

— Не собираюсь я себя хоронить, но и рисковать…

— Тебе со мной нравится общаться? Нравится. Целоваться приятно? Если не уверена, давай проверим.

— Нравится. — поспешно ответила я. Он рассмеялся.

— А я уже хотел тебя поцеловать. Тогда что сомневаешься?

— На общении и поцелуях отношения не построишь.

— А на чем тогда? Какой считаешь должен быть фундамент?

— Не знаю. Только любовь со временем проходит. Да о чем мы с тобой тут говорим? Мы с тобой знакомы всего ничего. А ты уже в такие дебри полез.

— Ладно, сбавлю обороты. — он улыбнулся. — Я тебя сейчас поцелую и пойду отсыпаться. А ты не накручивай себя. Можно было бы и к себе пригласить, но я сейчас готов лишь до кровати доползти.

— Умеешь ты шокировать.

— Я много чего умею. — он прижал меня к себе. Этот поцелуй опьянял. Горячий, мягкий, зовущий, ласковый. Оставалось лишь схватиться за его плечи, потому что ноги начали подкашиваться. Он коснулся моих щек, оставляя после себя ощущение огня. — Вот так, моя хорошая. Все у нас с тобой наладится. И не расстраивайся. А где снег?

Он посмотрел по сторонам.

— Сейчас рукавом взмахну, и пойдет. — улыбнулась я, шутливо махнув рукой.

— Смотри, снег пошел. Отказывается ты у нас повелительница погоды.

— Хорошо хоть не ведьмой обозвал.

— Порой я об этом так и думаю. Хоть сейчас готов тебя с собой забрать и к себе под бочок положить.

— Нет. Я…

— Знаю. — он быстро поцеловал меня еще раз. — Завтра позвоню.

Странный парень. И я такая же странная. Теряю рядом с ним ощущение реальности. Мальчишка ведь. Это мне надо головой думать. Только плохо получается.

Белые хлопья падали на землю. Начался настоящий снегопад. Сильный, с метелью и ветром. Почему когда мы начинаем целоваться, идет снег? Прям мистика какая-то.

Я вернулась домой около девяти. Дети были уже дома, как и Гриша. Он встретил меня хмурым взглядом. Я поставила чайник. Лика меня демонстративно игнорировала.

— Вы ужинать будете? — спросила я. А в ответ тишина. И что это значит? — Так вы есть будете? Мне готовить что-то?

— Они с тобой не разговаривают. — сказал Ваня. — Они обиделись на тебя. Мы пришли, а тебя нет.

— Вы гуляли, и я решила пройтись. — ответила я.

— Можно я с тобой в следующий раз пойду?

— Молоко будешь?

— Буду. — кивнул Ваня.

— Почему ты хочешь со мной пойти? — спросила я, наливая ему молока и доставая печенье. Честно, мне было интересно, как прошла их встреча с Настей. Только спрашивать в открытую я не хотела.

— Мам, сидеть два часа и слушать глупую болтовню девчонок это выше моих сил. — он демонстративно закатил глаза. А какие фразы то напыщенные! Откуда только понабрался их. — Они про лак и косметику говорили, папа в телефоне играл. А мне было скучно. Только ради пирожного и можно было с ними идти. Но ты ведь и так мне его купишь, когда гулять пойдем.

— Куплю.

— Вот видишь. Поэтому с ними я больше не пойду гулять.

— Допивай молоко и в кровать. Спать пора.

— Как же я хочу вырасти! — он вздохнул. — А то опять спать отправляют.

Не было ничего удивительного, что Настя и Лика нашли общий язык. Небольшая разница в возрасте, да и Лика всегда была папиной дочкой. Он для нее был авторитетом, в отличие от меня. Даже если он не прав, она встанет на его сторону. Получается детей мы разделим. Правильно ли было это? Не знаю. Но и неволить их было глупо. Они и так переживали по поводу развода.

Страшное это слово развод. За ним следуют перемены, одиночество, воспоминания о человеке, который поддерживал все это время, но почему-то отвернулся. Можно в голове прокручивать вечные вопросы, искать виноватых и думать, что делать дальше, но надо принять, что как прежде уже не будет. Я уже отпустила Гришу. Поняла, что у нас с ним разные дороги. Теперь оставалось понять, что прежней жизни уже не будет. Не будет семьи, как привыкла я ее себе представлять. Еще и Лика стремилась вылететь из-под моей опеки. Я знала, что это рано или поздно случится, но не была готова, что все произойдет так скоро.

Дети спят. Одиннадцать ночи. Сходила в душ. Дышать стало легче, словно я все проблемы смыла вместе с водой. Хоть и разговаривать вода со мной не хочет, зато грязь смывает хорошо, включая и моральную.

Гриша спал отвернувшись к стенке. Завтра он должен был идти на работу. Ночевать тоже не придет. А во вторник я уже перееду вместе с Ваней на съемную квартиру. Значит, нам еще предстояло спать вместе две ночи. Или эта и вовсе была последняя. Может он в понедельник у Насти останется. Ревную? Немного. Неприятно это. Раздражает. В мыслях вроде я понимала, что он свободный человек и может жить так, как считает нужным. Но в душе все равно ворочался огонек недовольства. Что бы там не говорили психологи, он был моим, а теперь стал чужой.

Я услышала, как он перевернулся. Я лежала на самом краю кровати к нему спиной. Не хотелось даже случайно прикасаться к нему. А ведь раньше часто обнимала его. Я не ожидала. Рывок и он повалил меня на спину. Сердце испуганно замерло. Его руки задирают мою ночную рубашку.

— Гриша! — возразить не удалось. Он зажал мне рот рукой.

— Не знал, что ты у меня шлюха. — прорычал он.

Никогда в жизни я не видела его таким злым и агрессивным. Я пыталась бороться, скинуть его с себя, скинуть его руки, которые лапали тело. Больно, неприятно. Я не хотела этого. Не ожидала. В комнате была тишина, которая почти не нарушалась тиканьем часов, его сопением и моим прерывистым дыханием. Тихая борьба, которая закончилась моим поражением. Это было грубое насилие. Он специально делал мне больно. Я в какой-то момент отстранилась от всего происходящего. Словно это происходило не со мной. Ведь это не могло быть со мной. Это сон, неприятная сцена в книге, в фильме. Все что угодно, но не реальность. Потому что этого в реальности не могло быть.

Он вышел в последний момент пачкая мне ночную рубашку. Напоследок отвесил мне пощечину и ушел в ванную. Меня всю трясло. Рубашка, где было мокрое пятно, прилипала к телу. Я сдернула ее и кинула на пол. Взяла из шкафа первые попавшиеся вещи и ушла в ванную. Отмыться. Слезы. Похоже я плакала. Не знаю сколько часов я провела в ванной. Все случившиеся было слишком сильным потрясением. Кожа вся съезжались от воды. Я истратила половину бутылки с гелем для душа. По всему телу были отвратительные синяки от его пальцев. Хотелось проснуться. Открыть глаза и понять, что это сон. Страшный, неприятный, но сон. Такого ведь не может произойти в реальности? Не может. А если и происходит, то с другими.

Помню, что я зашла на кухню. Поставила чай. Нет, не из электрического чайника. Хотелось воды вскипяченной на газу. Поэтому пришлось поставить ковшик, в котором обычно варила кашу. Я чувствовала пустоту. Неприятную, пугающую пустоту и глупую детскую надежду, что все это сон. Три часа, четыре. Я ни о чем не думала. Просто сидела с кружкой горячего чая, и пила его, пока не затошнило от горечи на языке.

Уснула я за столом, положив голову на руки.

Меня разбудил будильник, что прозвенел в комнате. Хлопнула дверь в ванной. Гриша собирался на работу. Что я к нему испытывала? Разочарование. Не было ненависти или страха. Разочарование в нем, как в человеке. Теперь он для меня был слизняком, противным слизняком, от которого хотелось избавиться. Я все еще находилась в шоковом состоянии, но чувство гадливости, которое появилось стоило ему зайти на кухне, запомнилось мне на долго.

— Сегодня я уеду к маме. Во вторник мы с Ваней переедем на съемную квартиру. Куда Лику девать будешь?

— прошептала я. Голос пропал. Я с трудом могла говорить.

— К бабушке пусть едет. — ответил Гриша, окинув меня внимательным взглядом.

— С разбором вещей закончишь сам. Свои и Ванины я собрала. Надеюсь, квартиру удастся быстро продать.

— Я тоже на это надеюсь. Потом созвонимся по поводу детей. — спокойно сказал он, словно не было той отвратительной ночи.

Я только кивнула. У меня было желание, чтоб больше его вообще не видеть и не слышать, но я понимала, что это не получится. Нас связывали дети. Когда он ушел, я сдернула постельное белье и выкинула его. Пусть оно было недавно куплено, но видеть его я больше не могла. В помойку отправилась и ночная рубашка. Я легла прямо на матрас. Было плохо. Слезы стояли в глазах, но плакать я больше не могла.

— Привет, моя хорошая. Как вчера дошла? Не смог вчера тебе позвонить. Уснул. — раздался голос Антона в телефонной трубке.

— Нормально. — просипела я.

— Тебя плохо слышно.

— Голос пропал.

— Болеть не нужно. А то разболеешься, как мы с тобой в следующие выходные гулять пойдем?

— Я не знаю получится ли. Я теперь с Ваней буду.

— Значит и его с собой возьмем. Все будет хорошо. Сонь. Не расстраивайся. Черная полоса рано или поздно закончится.

— Хотелось бы в это верить.

— Так оно и будет.

А ведь он прав. Все рано или поздно закончится. Надо пережить это время. Переждать. Дальше все будет хорошо. Ведь плохое не может длится вечно. Когда проснулись дети, я накормила их завтраком. Сказала Лике, что отец велел ей к бабушке ехать. Она все еще меня игнорировала. Делала вид, что я пустое место. Так только подростки могут игнорировать. Хотелось встряхнуть ее, заставить со мной поговорить, но я сдержалась.