Виктория Дал - Это всегда был ты…

— Икра тебе всегда нравилась, если я правильно помню? — спросил он, вручая ей блюдо с бутербродами.

Да, он помнит верно. Но она не позволит себе трепетать от радости по этому поводу.

Когда они подошли к своим местам, последовали представления и знакомства с другими гостями. Любезности и пустая болтовня, ничего такого, что могло бы увлечь ее. Поэтому она размышляла о его нелепом замечании, что Люси напоминает ему ее.

Неужели он все еще видит ее такой — молодой и красивой? С какой стати? Как это возможно? Быть может, потому, что сам он не очень изменился? В черном фраке с белоснежным шейным платком Эйдан выглядел… Господи, да просто потрясающе! Хотя уже не походил на ангела, как когда-то. Сейчас он казался опасным как сам Люцифер.

Неужели у него всегда был такой острый как бритва, взгляд? В прошлом, когда он смотрел на нее, глаза его были слишком полны любви, и она ничего не видела вокруг.

Наконец-то Кейт разглядела его. Как следует, во всех подробностях. Все те же короткие, слегка вьющиеся волосы, поразительно зеленые глаза. Большой рот, прямой нос и твердый подбородок. Но увидела она и перемены в нем. Наметившаяся седина на висках и легкие морщинки на лбу и в уголках глаз.

Он повзрослел, возмужал за те годы, что ее не было рядом. Стал крупнее, еще больше раздался в плечах. Стал неотразимо привлекателен. Эйдан взглянул на нее, поймал ее взгляд и улыбнулся. И у нее внутри как будто кто- то зажег лампу.

Паника разрасталась в груди, грозя задушить ее. Так вот что это за чувство, что не отпускает ее со вчерашнего дня. Влечение!

— Кейти!

Она нервно вздрогнула при звуке его бархатного, глубокого голоса.

— С тобой все хорошо?

Все остальные гости уже встали из-за стола. Когда она молча на него посмотрела, Эйдан махнул слуге, взял бокал с красным вином у него с подноса и протянул ей.

Хрусталь не задержался в ее пальцах, она чуть не уронила бокал, и несколько капель вина выплеснулись через край. Красное пятно медленно растеклось по белоснежной манжете Эйдана. Кейт отшатнулась.

— Ничего страшного, — поспешил заверить ее Эйдан, потянувшись к ее руке. — Все в порядке.

Его пальцы обхватили ее, и она подумала, что сейчас расплачется прямо здесь, за столом, Его прикосновение так приятно.

Жар кожи проникает в нее. Кончики пальцев легко и мягко поглаживают ее руки. Восхитительно!

Она с трудом поднялась на дрожащих ногах.

— Я должна идти. Прошу меня извинить.

Эйдан нахмурился:

— Что случилось?

— Прости.

Она повернулась и убежала прежде, чем он успел встать, стремительно несясь мимо удивленно поворачивающих головы гостей. Она старалась выглядеть спокойной, спеша к двери, пытаясь делать вид, что не видит их недоуменных взглядов, но от ее недавнего самообладания не осталось и следа.

Сначала Эйдан вернул в ее жизнь боль, теперь же его присутствие пробуждает и другие чувства. Этого она не ожидала, никак не ожидала. И не может себе это позволить.

Она домчалась до парадной двери, но успела спуститься лишь на три ступеньки крыльца, когда встревоженный голос заставил ее вздрогнуть.

— Кейти…

Почувствовав, как ладонь легла ей на плечо. Она остановилась, смутившись, что снова убегает, униженная, что вновь пытается спрятаться.

— В чем дело? Объясни, пожалуйста.

— Я просто… мне надо идти.

Она еще и заикается! Этого только недоставало.

— Идем-ка.

Он взял ее за руку, повел вниз по ступенькам, потом за угол дома, где их никто не мог увидеть.

— Рассказывай!

Его теплые пальцы коснулись подбородка — поразительный контраст с холодным воздухом. Она закрыла глаза, пытаясь спастись от ощущения нежности этого прикосновения, когда он приподнимал ее лицо. Пыталась не вспоминать такое же прикосновение много лет назад, то же движение за мгновение до того, как он в первый раз мягко прижался губами к ее губам. Глаза ее горели от подступивших слез.

— Кейти…

— Не называй меня так! — Она услышала его резкий вдох и покачала головой. — Прости, — прошептала она. — Пожалуйста, не называй меня так. Я теперь Кейт.

— Хорошо, — осторожно промолвил он.

— И… мне очень жаль, но я не могу больше видеться с тобой.

Его пальцы, державшие ее подбородок, едва заметно напряглись, прежде чем отпустить.

— Хорошо. Как тебе будет угодно.

Она не осмеливалась посмотреть на него, боясь увидеть на его лице разочарование.

— Тогда я воспользуюсь этой возможностью, чтобы попрощаться. Утром я уезжаю в Лондон.

— Да, думаю, это правильно. Я не имела в виду… — Она заставила себя открыть глаза, силою воли прогнала слезы, прежде чем они успели пролиться. — Я просто хотела сказать, что это слишком непривычно — видеть тебя. Я в таком замешательстве, что просто сама не своя. А у меня… у меня есть муж. Прости.

Его рот утратил свою мягкость; холодный взгляд показался ей чужим, отстраненным.

— Конечно, — повторил он. — Хочешь вернуться?

— Нет.

— Позволь мне по крайней мере проводить тебя домой. Ты была в накидке, кажется.

Он помог ей одеться и в этот раз не предложил ей руку, чему Кейт порадовалась. Он теперь слишком реальный, чтобы дотрагиваться до него. Хотя бы ненароком…

Они шли как чужие, и молчание между ними было их третьим спутником. Тучи закрыли луну и погрузили их во тьму, которую рассеивали лишь ярко освещенные окна домов, мимо которых они следовали. Они то входили в тень, то выныривали из нее. Эйдан ничего не говорил, пока они не дошли до ее переулка.

— Кейти… то есть миссис Гамильтон…

Шаги ее замедлились, но она не остановилась, чтобы повернуться к нему, пока они не вошли в очередной островок темноты.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Жаль, что все так закончилось между нами. Если б я мог повернуть время вспять, то многое бы изменил.

Благодарение Богу, она не видела его лица. Можно было притвориться, что это не он, а просто случайный попутчик. Кейт кивнула:

— Мне тоже жаль.

А что еще сказать? Они сдержанно и неловко попрощались у дверей: она избегала смотреть ему в глаза, он почтительно поклонился. Потом она скрылась в своем магазине, поднялась по лестнице и легла на кровать полностью одетой, и ей было наплевать, что мнется лучшее платье.

Он уезжает…

Кейт испытывала облегчение и в то же время пылала гневом, потому что его отъезд тревожил ее, наполняя отчаянием и сожалением.

Боже милостивый, откуда снова взялось это влечение к нему? Как? Зачем? Ну да, он красив, всегда был красив, но она так давно не смотрела ни на одного мужчину иначе, чем с чувством страха. И считала себя невосприимчивой к их внешней привлекательности.

Уставившись в потолок, она наблюдала, как бледный свет гаснет, когда луна, всходя, проплывает мимо ее окна. Тьма сгустилась, а она все лежала с открытыми глазами.

Тело предало ее. Оказалось, оно хранит воспоминания об Эйдане и той любви, которую она когда-то испытывала к нему. Любви и страсти. Эта мысль была теперь ей чужда, ведь она должна была схорониться где-то в глубинах подсознания и никогда не выплывать наружу.

Умом она понимала, что когда-то желала его, что ей было безумно приятно заниматься с ним любовью. Но она не могла вспомнить все это по-настоящему. Как будто это произошло с кем-то другим; кто просто рассказал ей эту историю. Она знала, что Эйдан прикасался к ее телу, но не могла вспомнить, каково это было, что она при этом чувствовала. Ее сознание было заполнено ощущением равнодушных рук мужа, его грубых пальцев, впивающихся ей в тело.

Дэвид Гэллоу был ее супругом, поэтому она вынужденно делила с ним постель. И все же в первые несколько месяцев своего постылого замужества надеялась, что Эйдан приедет за ней. Поэтому каждый раз, когда муж навязывал ей свое супружеское внимание, она терзалась чувством вины. Она предала любимого, позволив другому овладеть ей. Казалось невозможным, чтоб Эйдан мог по-прежнему желать ее, если она принадлежала другому.

В качестве защиты она старалась заполнить сознание мыслями о нем, не обращая внимания на бесстрастное насилие над ней мужа. Она полагала, что мысли об Эйдане уменьшат ее вину. Вместо этого они стерли все воспоминания о его нежных ласках.

Кейт не могла вспомнить, как они любили друг друга, но тело, похоже, вновь жаждало ощутить его близость. Но она не может этого, допустить. Она не свободна, чтобы делать это.

Темнота спальни окутала, накрыла ее. Завтра он покинет Лондон. Она почувствовала, как одинокая слезинка медленно скатилась по щеке, и поблагодарила Бога, что он уезжает. Значит, так тому и быть.

Эйдан швырнул сигарный окурок под колеса поезда и спустился по ступенькам. Он направился в сторону многолюдной улицы, где Пенроуз уже нанял экипаж. К тому времени, когда он распахнул двери своего скромного городского дома в Мейфэре, ощущение покоя, навеянное на него в поезде, испарилось.

— Желаете, чтобы я принес вам ваши личные письма немедленно? — спросил секретарь.

Эйдану хотелось что-нибудь рявкнуть, но он сдержался. Чтобы не кричать, прикусил язык и прошагал мимо него к себе в кабинет. Презрительно кривясь, он уселся за массивный письменный стол красного дерева. Эта чудовищная громадина досталась ему вместе с домом, вероятнее всего, потому что не прошла в двери.

Не говоря ни слова, Пенроуз поставил перед Эйданом стакан с виски, потом исчез в дверях, ведущих в соседнюю комнату. Шуршание просматриваемых бумаг доносилось через двери. Эйдан сидел, устремив рассеянный взгляд в большое окно рядом со столом, и ни о Чем не думал.

Он разделался с виски, и Пенроуз принес ему графин и почту, после чего тут же скрылся.

Эйдан даже не взглянул на лежащие перед ним письма, продолжая бездумно смотреть в окно.

— Записка от миссис Ренье, — пробормотал секретарь, когда вновь появился, чтобы добавить еще одно письмо к стопке.

Эйдан открыл его и пробежал глазами. Эта дама ненадолго приехала в Лондон, а муж остался на континенте. Она дала указание дворецкому не вешать дверной молоток на двери, но обед тет-а-тет у нее в салоне был бы весьма желателен.

Во время их последней встречи он овладел ею прямо на столе, не успели они даже съесть суп. Лакей уронил рыбное блюдо в дверях, но они и не подумали прекратить то, чем занимались. Дама лишь пробормотала, чтобы Эйдан не останавливался. Возможно, это именно то, что ему сейчас нужно.

Он сложил письмо и задумался над ее предложением. Их связь уже закончена, и он обычно непреклонен в этом отношении. Ее навязчивость должна было вызвать его раздражение по меньшей мере. А в несчастливый день, возможно, даже разозлить. Что же тогда, черт побери, за день у него сегодня, если он испытывает соблазн снова увидеться с миссис Ренье?

Эйдан устремил хмурый взгляд в окно. А может, не такая уж это плохая идея? Если он вернется к своему обычному образу жизни, это будет доказательством того, что воскрешение Кейти не состоялось и ничего не изменилось.

— Пенроуз!

Его секретарь немедленно материализовался в дверях.

— Сэр?

— Пожалуйста, сообщите миссис Ренье, что я пообедаю с ней сегодня в девять.

— Хорошо, сэр. А приглашение мистера Скарборо на завтрашнюю лекцию?

— Что-что?

Взгляд Пенроуза скользнул по столу, и Эйдан заметил, что там лежит целая стопка корреспонденции. А он прочитал только одно письмо. Эйдан взглянул на часы на каминной полке — за час.

Он прокашлялся.

— Остальные письма я просмотрю позже. Пусть пока полежат.

Пенроуз кивнул и, глядя несколько недоверчиво, закрыл дверь в свою комнатушку. Обычно Эйдан не позволяет ничему мешать его работе. Сегодня же он просто вновь уставился в окно.

Кейти отвернулась от него… и он не воспротивился этому. Ее заявление, что она смущена и сбита с толку, уязвило его гордость и подтолкнуло уйти — именно тот результат, на который она и рассчитывала, дошло до него. Ложь, что он просто хотел попрощаться, легко слетела с его губ. Он пытался обидеть ее так, как она обидела его. А вместо этого увидел в ее глазах облегчение.

Но почему он так смущает ее? Садись на поезд, Эйдан, твердил себе, что Кейти теперь замужем и больше не испытывает к нему никаких чувств, но сейчас, когда злость прошла, это казалось бессмысленным. Если он был ей безразличен, если б она любила другого, его присутствие вообще никак не трогало бы ее. Не имело бы ни малейшего значения. Но он волнует ее, а это значит, что она не забыла его.

Глаза его следовали за прогуливающейся парой, не спеша шагающей по тротуару мимо его дома, но мыслями он был по-прежнему далеко от Лондона.