— Ты знаешь, кто он, но не знаешь, кто внутри него.

— Я-то знаю, кто он. А вам лучше не совать свой нос, чтобы не навлечь беду на свою голову.

А она как будто не слышит меня, глядит в мои глаза и бормочет себе под нос.

— Опытные сущности не выдадут себя и не станут идти напролом. Они не взламывают энергетическую защиту, а обходят её и вынуждают человека добровольно делиться энергией. Ключом к успеху является убеждение человека о его избранности.

— Всё не так, Алевтина, — попыталась я прервать бормотание гадалки. — Всё не так.

— Они скрывают свой облик за пеленой иллюзии любви, выдают себя за силы света и убеждают жертву добровольно помогать им.

Да она не слышит меня! Или не хочет слушать.

— Алевтина, вы ошибаетесь, — вскричала я, чтобы заставить замолчать гадалку. Она вздрогнула и, наконец, умолкла. Понятное дело, что она приняла Даниила за сущность из Нижнего мира. — Всё это очень интересно и я готова слушать вас хоть до утра, так как ваши знания очень ценны и пригодились бы мне в работе, но у меня нет времени. Если хотите, можете изложить ваш опыт встреч с потусторонними силами на бумаге, а я рассмотрю заявку и помогу донести до читателя ваши истории.

— Откажись от него. Я могу провести обряд, он отстанет от тебя и твоя жизнь вернётся в прежнее русло.

Ох, Алевтина, запугать меня вздумала. Глупая, хоть и гадалка.

— Алевтина, мне некогда заниматься ерундой. Никого в этой комнате теперь нет. Извините, но я вынуждена попросить вас уйти.

— Тебя заставят открыть дверь, а потом ты потеряешь себя.

О, это уже слишком.

— И всё же, я прошу вас уйти.

Алевтина поднялась с кресла и спешно покинула мою квартиру. Вслед за Алевтиной в моём доме появился Даниил. Ну, хоть какая-то польза от гадалки — она своим появлением привлекла в дом моего «потустороннего» друга.

— Кто она? — спросил Даниил.

— Забыл? Это Алевтина, гадалка.

Даниил задумался, а потом растерянно улыбнулся. Неужели не помнит? Хотя, зачем ему помнить о таких мелочах, как вечеринка в Мидгарде.

— Даже не знаю, что думать. Бабушка учила меня не слушать гадалок и не позволять им приближаться на слишком близкое расстояние. Наверное, не нужно было мне связываться с этой Алевтиной.

Даниил снова растерянно улыбнулся и сел в кресло. Да, что с ним? Не хочет вспоминать о том вечере? Ладно, не буду.

— Все твои воспоминания, так или иначе, связаны с бабушкой, — заметил Даниил.

— С бабушкой связаны, наиболее яркие воспоминания, — с готовностью делюсь я воспоминаниями. — Я проводила у неё каждое лето. Наши посиделки в беседке приводили меня в восторг, а сколько историй я от неё услышала. Бабушка помогла мне обрести веру. Она научила меня жить в гармонии с окружающим миром. А когда бабуля переехала к нам, я была несказанно счастлива. С бабушкой я чувствовала себя защищённой. А родители?.. Они работали. С утра уходили и возвращались только к вечеру. В основном мы общались на тему моей успеваемости в школе. В выходные дни собирались за обеденным столом и обсуждали последние новости. Потом бабушки не стало. А я поступила в Университет и уехала в Областной центр. И вот… я уже взрослая. Через год мне тридцать, а я ещё ничего не достигла. Время не любит меня, торопит ход стрелок.

— О чём ты мечтала в юности? — поинтересовался Даниил.

— О большой и чистой любви, — в шутку сказала я.

— Я серьёзно.

Ему это интересно?

— О жизни не похожей на другие миллионы жизней. Профессию выбирала, чтобы только не с девяти, до шести. Свобода — вот к чему я всегда стремилась. Мне спокойнее наблюдать за «системой» со стороны, а не болтаться вместе с другими в океане страстей. Не понимаю ничего и от того досадую — одним всё достаётся легко, а другие всю жизнь стремятся что-то изменить, но так и остаются ни с чем.

— Неравные шансы в начале пути, — улыбаясь, заметил Даниил. — Что я и говорил.

— Ты всегда, в конечном счёте, оказываешься прав, — признала я своё поражение.

— Кажется, ты добилась, чего хотела.

— Знаешь, я так хотела выйти к людям, а теперь жалею, что всё случилось так, как случилось. Я чувствую себя несвободной, и это ужасно раздражает меня.

— Всегда можно уйти, если поймёшь, что теряешь себя.

— Да, так и есть. — Как Даниил верно подметил. Мне кажется, что я уже потеряла себя. — Скажи мне, что со мной не так?

— Тебе нелегко, я знаю. Потерпи немного, скоро всё изменится.

Неужели?

— То есть… я не понимаю, — растерянно пробормотала я.

— У меня много вопросов. Когда пойму что к чему, я стану ближе к тебе. Намного ближе, — пообещал Даниил.

Если так, то я согласна терпеть сколько угодно. Я не стала допытываться, какие вопросы мучают Даниила и что именно изменится — пусть всё идёт своим чередом. Не люблю заглядывать в будущее.

Новая история

Включаю компьютер и проверяю почту. Ого! Неделя уйдёт, прежде чем я ознакомлюсь с предложениями. Прямо век писателей, иначе не назовёшь. Теперь пишут все, как будто всё, что было написано ранее не может удовлетворить потребности читателей. Теперь все решили, что именно ему одному известны тайны, которые могут заинтересовать читателей. Демоны, архонты, домовые, эльфы, вампиры, оборотни и это ещё не все герои, которыми потчуют современные писатели публику. Может, тайна больше не является тайной? Что если нежити решили выйти в свет и я лишь одна из многих, которым была открыта тайна бытия.

Может, послушаться гадалку и освободить себя от связи с параллелями? Жить станет легче. Даниил морочит мне голову и это очевидно. Он, как будто держит меня на коротком поводке…

Мои мысленные исследования прервал звонок по внутреннему телефону.

— Вероника, к тебе Иван Павлович с Глебом Илларионовым, — сообщила Любаша. — Встречай. С Глебом мягче, он очень влиятельный человек.

Они идут ко мне? Что случилось? Обычно Иван Павлович вызывает меня к себе в кабинет. Что-то не так с рукописью?

— Вот, Вероника Константиновна, привёл к вам автора, без которого, «Губернские байки» потеряют львиную долю читателей.

Глеб Илларионов широко улыбается, он доволен собой и это очевидно. Шикарный мужчина лет тридцати пяти. Белокурые волосы собраны в «хвост» на затылке. Взгляд избалованного самца. На нём отличный серый костюм и белоснежная рубашка с галстуком в тон. Писатель стройный и не субтильный — в его образе чувствуется сила и мощь.

— Здравствуйте, Вероника. — Голос бархатный, обволакивающий. — Ещё раз огромное спасибо за помощь. Я получил много положительных отзывов. Особенно читателям понравилась глава о «стерильном мире». Вы, в самом деле, уверены, что такое может быть? — Я смущённо улыбнулась.

— Всё может быть, — ответила я и перешла к делу. — Вы у нас печатаетесь под псевдонимом «Неформат», верно?

— Да, так и есть, — кивнул он и огляделся. — У вас здесь уютно. Располагает к мысли.

Глеб по-хозяйски прошёлся по моему кабинету. Видно, что он здесь частенько бывал раньше, когда ещё литературным редактором была Наталья.

— Ну, я думаю, вам есть о чём поговорить, — откланялся Иван Павлович. — Мне нужно идти работать.

Этот Глеб Илларионов реально влиятельный человек, раз Иван Павлович лично его сопровождает. Значит, нужно быть начеку с этим автором, чтобы не навлечь на себя беду.

— Присаживайтесь, — предложила я гостю, когда Иван Павлович оставил нас наедине.

Глеб грациозно опустился в кресло. Не сказать, чтобы он был красавцем, но самодостаточность и ухоженность берёт своё: Глеб шикарный мужчина.

— Вы влиятельный человек и большая ценность для нашего альманаха.

Не представляю о чём с ним говорить, поэтому волнуюсь. А он, гад, улыбается, почувствовал моё волнение.

— Да, все хотят печатать Глеба Илларионова, — ответил он с напускной усталостью.

Все? Он имеет в виду московские издательства? Ну, это он преувеличивает, конечно, а в нашем городе издательств, всего четыре и романы не издаются, только периодичная литература — журналы, газеты, флаеры, ну и наш альманах.

— Имя такое патриотическое, — в шутку заметила я. — Глеб Илларионов. Так и хочется встать под ваше знамя.

— Так в чём же дело? Милости просим, — несколько фривольно предложил он. — Я с превеликим удовольствием приму вас… под своё знамя.

Мне не понравится его тон и смысл, который он вложил в свои слова.

— Нет, у меня уже есть предводитель, — улыбнувшись, ответила я.

— Жаль, — безразлично произнёс автор и снова окинул взглядом кабинет. — Так чисто, можно сказать стерильно, — заметил он. — Как в том мире, о котором вы упомянули в моём романе. Хорошая получилась глава. Не ожидал.

Мой кабинет — моя гордость. Я обустроила его на свой вкус. Люблю чистоту и порядок. По моей просьбе в кабинете заменили мебель. Я убрала всё лишнее, а нужное разложила в коробы для бумаг и убрала на полки. Папки все в один цвет.

— Мы с вами сработаемся, — продолжил писатель. — Наше сотрудничество — выгодная перспектива, Вероника. Вы талантливая, трудолюбивая и ответственная девушка.

— Спасибо, — поблагодарила я писателя за лестный отзыв в мой адрес. — Только я не представляю, чем могу быть вам полезной? — поинтересовалась я.

Писатель лукавит. Я интуитивно чувствую, что он пришёл сюда неспроста — он явно знает, чего хочет от меня, но напрямую высказаться ему что-то, или кто-то мешает.

— Вы можете быть весьма полезной, — многозначительно произнёс Неформат-Глеб-Илларионов.

Пора заканчивать беседу иначе мне придётся не сладко. Этот писатель что-то скрывает и это мне не нравится. Я всегда теряюсь перед людьми, которые что-то не договаривают.

— Меня предупредили, что ваши работы не редактируются, их сразу отправляют в вёрстку. Я…

— Об этом я и хотел с вами поговорить, — улыбнувшись, прервал меня писатель. — Теперь вы будете редактировать мои работы.

— Я?

— Вы откажете мне? — вскинув одну бровь, поинтересовался он.

Глеб Илларионов кокетничает? А это уже интересно. Может, я сама привлекла его внимание, и он не знает, как сказать мне об этом? Всегда я думаю о людях плохо, подозреваю их в чём-то, а всё оказывается гораздо проще.

— Так что? Вы откажетесь работать со мной?

Я откажусь? Иван Павлович меня живьём съест, если я обижу Неформата-Глеба-Илларионова.

— Нет, что вы, — смущённо пробормотала я. — Буду рада сотрудничеству.

Вот он, наш страх, тот страх, о котором говорил Даниил. Тогда я обиделась, а ведь так и есть — мы всего боимся. Боимся потерять расположение начальника, и это заставляет нас лебезить перед людьми, которые не заслуживают нашего внимания. Послать бы теперь к чёрту этого избалованного самца, но нет, я не могу. Снова остаться не с чем и просиживать дома день ото дня не слишком приятная перспектива.

— Хорошо, — кивнул Глеб Илларионов. Я улыбнулась. Он как будто согласился, чтобы я послала его к чёрту. — Есть ещё одна просьба к вам.

«Терпи, Ника, терпи и исполняй усердно волю автора».

— Слушаю вас, — с улыбкой произнесла я.

— Я сейчас работаю над романом и мне без вас никак не обойтись.

— Хорошо, я помогу вам, — не задумываясь, ответила я.

Сейчас я соглашусь на что угодно, только бы он скорей покинул мой кабинет. Я чувствую себя некомфортно рядом с этим… мужчиной.

— Вы умная девушка, я не ошибся, когда выбрал вас.

— А вы, похоже, диктатор, — произнесла я вслух и испугалась собственных слов.

— Почему вы так решили? — искренне удивился автор.

— Умеете заставить на себя работать.

«Ох, Ника, осторожней на поворотах».

— Если нет желания… — растерянно пробормотал Неформат-Глеб-Илларионов.

— В хорошем смысле «диктатор», — ретировалась я.

— Всего доброго, Вероника, я вам позвоню, — улыбнулся на прощание Неформат-Глеб-Илларионов. Я подала ему руку для прощального пожатия и тут же пожалела об этом. Писатель удержал её и, склонившись, поцеловал. Слишком пафосно, к чему это? Мидгардный обмен любезностями — так бы описал сию картину Даниил. Глеб Илларионов заметил моё смущение, он улыбнулся значительно и покинул мой кабинет.

Ничего себе! Не слишком ли горяч этот писатель?

Кое-как дотянула до половины шестого. Конец рабочего дня.

По дороге домой я думала о Данииле и о наших непростых отношениях. И ещё о том, что счастье краткий миг, его не бывает много, оно ускользает, не задерживается надолго. Что если Даниил пригласит меня в Мирну, как это сделал его отец Нави, когда встретил Катерину? А я, как и любой нормальный человек, не согласна покинуть этот мир преждевременно. Это всё равно, что умереть. Потом, меня не радует перспектива провести остаток дней во Временном пространстве. Я не боюсь одиночества, но только если соседи копошатся за стеной. Все эти мысли пугают меня, и я начинаю задумываться над своей жизнью. Нельзя нарушать гармонию, не зря говорят — каждому своё. А что касается открывшихся знаний, я готова забыть всё, словно ничего и не было.