Но в то же время и неодолимую, давящую тоску, которая обволакивающим серым покрывалом опустилась ему на плечи. Почему ни с того ни с сего у него возникло ощущение, что поездка в Вашингтон с этой женщиной навсегда изменит его жизнь? Обыкновенная командировка с целью переговорить с каким-то экспертом по статистике и попытаться донести до его сознания, что за цифрами, с которыми он развлекается на своем компьютере, стоят живые люди с душами, телами, чувствами и неповторимой индивидуальностью. Через неделю в это время он вернется в Холломен и будет заниматься привычными делами. Но он никак не мог себя заставить в это поверить. Было в сидевшей рядом с ним женщине нечто такое (а почему, собственно говоря, она села рядом, а не напротив, что было бы естественнее для человека знакомого, но не близкого), в чем она никогда бы не призналась, но что он чувствовал. Душевное беспокойство. Сильный внутренний импульс. И все было направлено на него. Но эти чувства были рождены не плотским влечением и даже не различием полов. О, Джудит Кэрриол и Джошуа Кристиан ясно сознавали друг в друге мужчину и женщину, но это ни на йоту не поколебало равновесия их рассудков. Они жили не ради телесных удовольствий, хотя нельзя сказать, чтобы относились к ним равнодушно. Джудит давно поняла, сколько энергии они отнимают, подсчитала ресурсы и сделала выбор в пользу рассудочного – работы. Джошуа не затронул ее душу.

Поезд замедлил ход и решительно въехал в кромешную тьму тоннелей под Манхэттеном. Только теперь доктор Кристиан обрел голос:

– Помню, я как-то читал рассказ о поезде, который в тоннелях под Нью-Йорком провалился в дыру во времени и был обречен вечно блуждать во мраке, переезжая из одного тоннеля в другой. И так до бесконечности. Здесь я в это могу поверить.

– Я тоже. – Голос Джудит сделался тусклым.

– Представьте хотя бы нас. Вот мы попали в такую ловушку, перед нами вечность, и мы приговорены здесь сидеть. Как мы себя поведем? Найдем тему для разговоров? Вы, наконец, станете откровенны со мной? Или скрытность так и останется для нас добродетелью?

– Не знаю. – Джудит вздохнула, пошевелилась и, подняв голову, взглянула на Джошуа, но тот в свете единственной качающейся над головой тусклой лампы показался ей таким худым и бледным, что она тут же отвернулась и перевела взгляд в пустоту перед собой. – Вообще-то не исключено, что было бы неплохо. Хотя не представляю, с кем могла бы провести вечность. Ничего пошлого я не имею в виду.

– Пошлого? – Джошуа словно размышлял над значением услышанного. – Почему вы употребили это слово?

Она пропустила его вопрос мимо ушей.

– Если бы мы очень захотели, то вытолкнули бы поезд из дыры в пространстве-времени. Я всегда подозревала, что истинное место бесконечности – в голове человека. Никаких границ, кроме тех, что возвели мы сами, но мы сами же можем их разрушить. – Слава богу, ей не надо было на него смотреть. Не только потому, что его взгляд тревожил. Джудит не знала, как много он способен прочитать в ее глазах. Она чуть приподняла голову, но продолжала смотреть прямо перед собой. – Вам это дано, Джошуа. Вы можете помочь людям найти выход из возведенных в собственных головах темниц и сокрушить стены.

– Я уже этим занимаюсь, – ответил он.

– С маленькой горсткой сподвижников. А как насчет всего человечества?

Кристиан замер.

– Мир за пределами Холломена мне неизвестен. И у меня нет никакого желания с ним знакомиться.

Они молча сидели и смотрели в окно, где бесконечно проплывала одна и та же чернота. Что есть вечность? Эта темнота? Или, наоборот, темнота и есть вечность? Тоска не отпускала, словно прилипчивый запах мускуса. И когда, наконец, поезд прибыл на тускло освещенный перрон станции Пенсильвания, Джошуа прищурился так, словно его осветили тысячеваттными прожекторами и пригвоздили миллионами нескромных, похотливых взглядов.


От станции Пенсильвания поезд шел с бесчисленными остановками, дергался, громыхал на стыках, но они все равно спали, неудобно пристроившись в разных углах длинного сиденья и положив ноги на сиденье напротив. И проснулись, только когда состав, скрипя, подъезжал к Вашингтону, и проводник, добавляя к общей какофонии новый звук, постучал в дверь купе.

Здесь была территория Джудит, и она повела своего спутника из массивного мавзолея Юнион-стейшн к нужной остановке автобуса. А доктор Кристиан, спотыкаясь, плелся за ней.

– Министерство окружающей среды недалеко отсюда, – объяснила она и махнула рукой в направлении, которое Джошуа определил приблизительно как север. – Но нам лучше сначала заехать домой подкрепиться.

Чудо из чудес: джорджтаунский автобус прибыл к поезду, хотя тот на час опоздал. День еще не вступил в свои права, а март только начинался, но было относительно тепло и солнечно. В этом году в стране ожидали раннюю весну. Но бутоны на вишне пока не набухли – пора цветения теперь наступала все позже и позже. «Небеса, вдохните в деревья жизнь!» – так, устав до смерти от зимы, молила про себя доктор Кэрриол. Дайте еще раз увидеть буйную пену цветения! Неужели я тоже жертва неврозов тысячелетия, о которых говорит Джошуа? Или я только его жертва?

Дом был ухоженным, здесь пахло свежестью. Уезжая, Джудит оставила приоткрытыми три окна – на фасаде, с противоположной стороны и в коридоре.

– Дом внутри еще не закончен, – извинилась она, проводя гостя через холл и показывая жестом, чтобы он пока не ставил чемодан. – Кончились деньги. Боюсь, мое убранство после ваших жилищ покажется скучным.

– Нет, нет, все прекрасно, – искренне одобрил Кристиан. В здешнем теплом климате ему понравилось легкое изящество мебели в стиле королевы Анны: парчовые стулья и диван, ковер, который выглядел так, будто на нем играли солнечные зайчики.

Они поднялись по лестнице цвета меда, миновали такого же цвета коридор и оказались у золотистой двери. За дверью открылась совершенно пустая, если не считать стоявшей у дальней стены широкой кровати, комната.

– Не знаю, будет ли вам здесь удобно? – с сомнением произнесла хозяйка. – Гости у меня останавливаются не часто, поэтому гостевая комната последняя в списке моих приоритетов. Может быть, лучше поселить вас в отеле? Конечно, за счет министерства окружающей среды.

– Здесь отлично. – Джошуа опустил чемодан на пол.

Джудит показала на дверь:

– Там ванная комната.

– Спасибо.

– Вы выглядите измученным. Хотите вздремнуть?

– Нет. Вот только приму душ и переоденусь.

– Хорошо. В таком случае позавтракаем в министерстве, а потом я познакомлю вас с Моше Чейсеном. Остаток дня проведете с ним, а вечером сходим куда-нибудь поужинать. – Она грустно улыбнулась. – Боюсь, повариха из меня неважная. – Джудит закрыла за собой дверь, оставив гостя одного.

IV

Мать доктора Кристиана и его братья горячо одобрили его знакомство с Джудит Кэрриол; остальные женщины в семье так же горячо высказались против.

С тех пор как Джошуа неожиданно отбыл в Вашингтон, накал страстей то усиливался, то ослабевал и достиг апогея в следующее воскресенье, когда семья собралась утром в доме сорок семь, чтобы начать день с ухода за растениями.

Вооруженные опрыскивателями, корзинами и маленькими секаторами, женщины распыляли, отщипывали, отстригали, в то время как мужчины разворачивали и подсоединяли к кранам полиэтиленовые шланги и приносили стремянки. Каждое растение поливали на ощупь. Это значило, что почву сначала пробовали рукой, чтобы оценить, насколько она сухая или влажная. Работали споро и слаженно, давно привыкнув друг к другу и зная каждый цветок, как родственника: сколько выпивает воды, какие на нем заводятся вредители, как отрастают веточки и побеги. Спор обычно возникал только по поводу наведения глянца на листья: Джошуа категорически возражал против этого, а мать была «за».

– Нет предела совершенству, – говорила она.

– Мама, мы таким образом закупориваем устьица, – невозмутимо возражал сын.

И вот теперь, когда он уехал из дома и она могла бы отполировать все листья, доказывая, что права насчет совершенства, ей стало не до растений – все ее помыслы были о том, как защитить сына от нападок.

– Предупреждаю вас, это начало конца, – мрачным голосом предвещала Мэри. – Он не подумает о нас, и никогда не думал.

– Чепуха! – Мать осторожно потянула с филодендрона наполовину увядший лист, пробуя, отвалится он сам или придется отрывать.

– Он сюда больше не вернется. Они с этой гадюкой Кэрриол организуют в Вашингтоне большую клинику. А нам останется довольствоваться статусом филиала. – В руке Мэри держала распылитель, из которого опрыскивала листья австралийской пальмы.

– Я тебе не верю, сестра! – возмутился Джеймс. Он стоял на высокой стремянке и занимался растущим в кадке бостонским папоротником. – Что ты на него напустилась? Когда это он о нас не думал?

– Никогда не думал, – упрямо прошептала Мэри.

– Так нехорошо и несправедливо говорить. Что он такого сделал? Поехал на неделю в Вашингтон поговорить с каким-то аналитиком. – Джеймс посмотрел на сестру с верхней ступени лестницы.

– Аналитик-наналитик, – фыркнула Мириам. Она, когда ей хотелось, свободно обращалась с американизмами. – Это был только предлог, чтобы его умыкнуть. Эта Кэрриол хочет, чтобы он на нее работал. А он, если честно, иногда бывает очень тупоголовым. Как и ты, Джимми.

Эндрю выходил за белыми пластиковыми крючками и аккумуляторной дрелью, но успел вернуться к началу перепалки.

– Джимми, помоги-ка мне с «Черным принцем». Здесь надо ввинтить еще один крюк и подвязать. – Он установил стремянку. – Если хотите знать мое мнение, вы, девушки, просто ревнуете, что у Джоша появилась подруга. Все последние годы он только и делал, что работал и ни на кого не глядел. И вот познакомился с женщиной. По-моему, это просто здорово.

– Посмотрим, что ты скажешь, когда она приберет его к рукам, – буркнула с пола Мышь. Она стояла на четвереньках и вырывала из плоского горшка с кактусами ростки сорняков.

– Приберет к рукам?! – Мать настолько возмутилась, что перестала снимать с большой плетистой розы семенные коробочки, чтобы те не раскрылись и не осыпались на пол. – Ерунда!

– Яркое красное платье в ее-то возрасте! – презрительно усмехнулась Мириам. Ее руки так сильно дрожали, что она больше земли просыпала на пол, чем уложила в горшок несчастной бегонии.

– Охотница за мужчинами, – поддакнула Мэри. – А его она, вот увидите, погубит.

Мать спустилась с низенькой стремянки и передвинула ее к горшку с адиантумом двух футов в диаметре.

– Джошуа нужна жена, но ему подойдет только та женщина, которая сможет участвовать в его работе. Джудит Кэрриол подходит в любых отношениях.

– Она ему в матери годится, – пискнула Мышь. На этот раз ее возмущение взяло верх над робостью.

– Ради бога, женщины, успокойтесь! – прикрикнул на них Эндрю. – Джош взрослый человек, имеет право строить свою жизнь, принимать решения и отвечать за свои ошибки.

– Слушайте, чем ему может повредить доктор Кэрриол? – спросил его брат, стараясь разрядить ситуацию. – Ему давно пора расслабиться. Он этого себе никогда не позволял. Вот что должно вас, собственницы несчастные, волновать, а не то, что он уехал с Кэрриол в Вашингтон.

– Почему у Джошуа никогда не было девушки? – Мышь спрятала голову в цимбидий, сама ужаснувшись, что решилась задать вопрос о том, что ей так давно не терпелось узнать. Она понимала, что сегодня, когда в семье возникли трения, у нее единственный шанс удовлетворить любопытство, причем так, чтобы ее интерес не вызвал осуждающих взглядов.

– Только не подумай, Мышь, что ему не свойственно все человеческое, – медленно начал Джеймс. – И он не ханжа, это тебе хорошо известно. Но он чрезвычайно замкнут и не сделает первого шага. Делай выводы сама.

«Я люблю его, – сказала Мышь, но не вслух, а про себя. – Очень сильно. Вышла замуж за его брата, а потом обнаружила, что люблю его».

– По мне, так очень даже хорошо, если он женится на Джудит Кэрриол, – сказала мать.

– Только через мой труп! – отрезала Мириам.

– Мама, я тебе удивляюсь, – с насмешкой проговорила Мэри. – Ты вроде сначала все обдумываешь, а потом говоришь. Так почему сама хочешь вырыть себе могилу? Если Джошуа женится на такой женщине, как эта Кэрриол, ты мгновенно станешь не нужной.

– Это меня не пугает, – храбро ответила мать. – Счастье сына для меня все.

– Вот тут ты совершенно права, – хмыкнула Мэри.

– Заткнитесь! – внезапно прикрикнул на них Эндрю. – Ни слова больше о брате и его личных делах.

Остаток выходного семья работала в полном молчании.


Как и предполагала Джудит, Кристиан и Чейсен понравились друг другу.

Но первая встреча породила у Кристиана странные сомнения – или он принял за сомнения всколыхнувшуюся в нем тревогу? Или неясные страхи? Он не знал, как определить то, что чувствовал. Джудит проводила его по коридорам министерства в Четвертую секцию и дальше – в оклеенный бумажными обоями кабинет Моше Чейсена.