Однажды, заглянув в кабинет и взглянув на фабричное клеймо на корпусе аппарата, Джошуа вздохнул.

– В чем дело? – в недоумении спросила Люси.

– Сделано в Скарлатти, Южная Каролина, – печально сказал он. – Знаете, когда-то в Холломене производили большую долю изготовляемых в стране принтеров: от обычных пишущих машинок до… нет, не такого, как этот голосовой, но много других. Завод до сих пор стоит. Я иногда прохожу через его территорию. Его не только не охраняют, за ним вообще не смотрят. Какой смысл? Кто станет красть металлические платы, пробойники и прессы, которые невозможно приспособить для других целей? Там нет ни души, все ржавеет, на полу грязь, с балок свисают сосульки.

– Может, вам стоит съездить в Скарлатти? – все еще недоумевая, предложила Люси. – Там обосновалось с полдюжины компаний по производству принтеров. Уверена, у них все новое и все сверкает. Современное оборудование, хорошие условия труда.

– Нисколько не сомневаюсь, – обиженно буркнул Кристиан.

Люси вздохнула:

– Джош, дорогой, иногда вы мне сильно усложняете жизнь. Я приехала помогать писать вам книгу о позитивном, а что получаю? – Стараясь лучше сформулировать мысль, она, чтобы Кристиан не мешал ей думать, закрыла глаза. – Добрая часть наших бесед касается вашей мучительной, подтачивающей любви к миру, который, как вы без устали твердите своим читателям, ушел и больше не вернется. Подумайте о загубленных часах! Пустая трата времени! Раз решили издать книгу, нельзя поддаваться ностальгии. Вы же сами поставили перед собой задачу убедить людей, что они не могут позволить себе тосковать по прошлому. Если нельзя им, то нельзя и вам, Джош. Смиритесь с этим. Смысл не в том, чтобы сказать читателям: «Поступайте так, как я вам велю». Говорите им: «Поступайте так, как поступаю я». Иначе все рухнет.

Устал! На пределе! Обессилел! Совершенно выдохся!

– О боже! Вы совершенно правы! – воскликнул Джошуа и безвольной тряпичной куклой рухнул на стул. Но через мгновение расхохотался и вскочил, прошелся по комнате, запустив пальцы в свою жесткую черную шевелюру, пока волосы не встали дыбом, словно от бушующих в голове мыслей. – Правы! Правы! Правы! Вы мне очень нужны. Вы и Джудит Кэрриол. Чтобы вы, со своими свежими мыслями и душами, выслушивали мою болтовню, а не те подобострастные и узколобые, что находятся сейчас за дверью. Как я могу привести в порядок мысли, если они, источая любовь и не сомневаясь в моей непогрешимости, никогда не спорят? Спасибо вам. Еще раз спасибо.

Джошуа, неосознанным жестом сложив на животе руки, остановился.

– О как красивы и богаты чувства, если научиться выплывать, а не барахтаться в них, как естественно горе и каким великим другом может стать время. И еще: все, что случается, происходит с определенной целью. Новое рушится на старое, мужество и сила могут показаться такими же привлекательными, как слабость. – Внезапно замолчав, он в изумлении посмотрел на Люси. – Почему я не могу все это написать? Я же умею обращаться к аудитории – любой аудитории. Словно язык мой из серебра, голос из золота, а душа с крыльями. Но стоит мне посмотреть на чистый лист бумаги, или на магнитофон, или на этот новый диковинный голосовой принтер, и слова бегут от меня, будто хотят спрятаться, и я никакими силами не могу их поймать.

– Одно из двух: либо психологический, либо физиологический барьер. – Люси скорее пыталась его утешить, чем на самом деле заинтересовалась причиной.

– И тот и другой, – отозвался он. – Где-то в мозгу нарушена проводимость: тромб, бляшка или рубцевая ткань. И на фоне этого – ужасный гнойник выгребной ямы моего подсознания.

Люси не удержалась и рассмеялась:

– О, Джош, вы такой добрый, славный человек! Я не верю, что ваше подсознание может быть иным.

– Каким бы крепким ни был корабль и как бы за ним ни следили, в нем все равно собираются трюмные воды; самому опрятному дому требуется уборка. Так почему же человеческое сознание не должно подчиняться тому же закону?

– Это похоже на софистику.

Кристиан усмехнулся:

– Мышь заставила меня пройти кучу всяких тестов, и выяснилось, что у меня действительно дисграфия, если это может служить утешением.

– Как вы умеете уворачиваться, – рассмеялась Люси.


Элиот Маккензи прочитал черновик рукописи перед тем, как отдать единственный экземпляр Джудит Кэрриол. Он обещал ей, что ни одно слово из этого текста не останется в издательстве. Элиот не понимал таких фантазий, но не стал ломать голову и распростился с единственным экземпляром. Был еще один – у Люси в Холломене, но до него он тоже не мог добраться. Что, если драгоценная книга потеряется? Что, если министерство окружающей среды решит, что в ней содержится что-то вредное, и откажется от публикации? У них все права на книгу Кристиана, уж Джудит Кэрриол об этом позаботилась.

Люси Греко выкраивала время, чтобы связаться с ним, и горела таким энтузиазмом, какого Элиот в ней никогда не замечал. Вела себя как юная монахиня в приступе святой одержимости. Видимо, чувствовала себя драгоценным сосудом, наполненным квинтэссенцией Кристиана, и приходила в истинный экстаз, орошая ею страницу за страницей при помощи голосового принтера.

Элиот Маккензи запустил пробный шар, желая выяснить ее мнение: способен ли Кристиан озвучивать свои мысли перед камерами и микрофонами, если немеет даже от печатающего с голоса устройства.

– Он всех покорит, – последовал ответ Люси. – Пока перед ним есть хоть одно человеческое лицо и пара глаз, в которые он мог бы смотреть, Джошуа бесподобен.

В таком случае, если министерство окружающей среды откажется от публикации книги, какие должны быть действия «Аттики-пресс»?

Кэрриол позвонила Элиоту через две недели после того, как он отправил ей рукопись в Вашингтон.

– Дело на мази. Все препятствия сняты, – сообщила она. – Сколько времени потребуется Люси, чтобы подготовить рукопись к печати?

– Она считает, еще месяц. Проблема в том, что Кристиан продолжает выдавать материал, который она не решается исключить из текста. Однако для такого рода литературы существует определенный предельный читательский объем. Придется сокращать материал, чтобы книга в печатном виде не превышала двухсот пятидесяти шести страниц. Можно запланировать на будущий год второй том. Но это потребует дополнительного редакторского времени. Нужно выбрать из готовой рукописи, что попадет в первую книгу, что пока полежит, дожидаясь второй.

– Сколько дополнительного времени?

– Самое позднее, книга попадет на прилавки к концу сентября.

– Нас больше устроит конец октября, учитывая, что она сразу разойдется.

– Тогда вообще без проблем, – заверил издатель и не слукавил.

– Миллион экземпляров в твердой обложке и по крайней мере пять миллионов в мягкой. Получится?

Такие цифры было трудно осознать даже Элиоту Маккензи.

– Постой, постой! Минутку! Книги такой популярности выпускают в мягкой обложке только через год после того, как они выйдут в твердом переплете. Через год и ни днем раньше.

– Мне нужны издания в твердой и мягкой обложке одновременно.

– Нет. Извини, Джудит, не могу.

– Извини, Элиот, можешь. Ты не проиграешь.

– Вот что, моя девочка, изменить решение меня может заставить только указ президента США. Но даже с ним я буду спорить до последнего.

– Хорошо, если настаиваешь, получишь указ, самое позднее завтра. И не вздумай рыпаться, верх тебе все равно не взять.

Элиот, не в силах поверить ее словам, закрыл глаза руками. А верить приходилось: Джудит была не из тех, кто попусту блефует. Что же, черт побери, за история с этим Джошуа Кристианом?

– Будет тебе, Элиот. Твоему издательству досталась величайшая в истории книгопечатания книга. Какие могут быть убытки? Не жадничай. И помни: я вручила тебе эту книгу и могу легко отобрать. Права на нее не у тебя, а у министерства. – Джудит говорила так, словно подсмеивалась над Маккензи, но он не сомневался, что эта женщина способна выполнить угрозу.

– Хорошо, – сдался он. Помолчал и в сердцах добавил: – Черт бы тебя подрал!

– Вот и умница. С завтрашнего дня организуй утечку информации, но пока я не скажу, чтобы ни один экземпляр не попал ни к кому в руки. Если нужно усилить охрану, бесплатно пришлю людей. Повторяю, Элиот, смотри, чтобы ни одна книга не уплыла раньше времени. Чтобы на черном рынке не появились сигнальные экземпляры, переплетенные гранки или рукопись. Можешь грозить своим работникам расстрелом, мне все равно, но тираж должен лежать под спудом, пока я не дам добро.

– Сделаю.

– Отлично. Теперь вот что: я хочу продать на аукционе права на издание в мягкой обложке. Надо сделать так, чтобы журналисты заранее узнали об этом аукционе.

Откуда Джудит всего этого набралась? Элиот вздохнул:

– Давай так: я заключу с тобой предварительную сделку. Гарантирую предварительную рекламу, какая тебе даже не снилась. Только никакого аукциона. К черту аукцион. Я издатель. И мой инстинкт мне подсказывает, что эта книга станет многолетним бестселлером. Пусть права на мягкую обложку останутся в издательской группе. Обойдемся без аукциона. Тираж напечатает наше отделение «Скролл».

– Я настаиваю на аукционе, – заявила Кэрриол.

– Послушай, Джудит, мне показалось, ты не хочешь, чтобы упоминалось об участии в этом деле министерства окружающей среды. Вот что я тебе скажу: если я поступлю, как ты просишь, все как один в издательской индустрии почуют подвох. И нью-йоркские газетчики тоже. Потому что всем известно, что я человек разумный, а сделать по-твоему – это просто глупо.

Некоторое время в трубке было тихо.

– Твоя взяла, – наконец сказала Джудит. – Держи права на книгу в издательской группе «Аттика», но при условии, что оба тиража выйдут одновременно.

– Договорились.

– О’кей. Жду как можно скорее план мероприятий твоего рекламного отдела. Но не то, что они наметили для продвижения книги доктора Кристиана. Хочу получить от них не план, а голубую мечту рекламной кампании. Пусть телевизионные и радио ток-шоу дерутся насмерть, чтобы заполучить автора, пусть он будет нарасхват у редакций журналов и воскресных приложений. Кстати, что ты думаешь о названии? Оно хорошее, или твои маркетинговые аналитики советуют его изменить?

– Название хорошее. Мне нравится божественный аспект и намек на гнев Господень. Может заинтересовать в мире, где многие еще тянутся к Богу, но не могут его принять.

– Мистер Рис хотел узнать, откуда оно взялось. Кто придумал: Люси или Кристиан? Оно оригинальное или нет?

– Нет, не оригинальное, Люси с Кристианом отыскали, когда копались в словаре цитат Джона Бартлета. Строка из Элизабет Баретт Браунинг. «Бог проклинающий одаривает щедрее, чем человек благословляющий». – Маккензи помолчал. – Ты назвала фамилию Рис? Тайбор Рис как будто наш президент?

– Он самый. Господин Рис проявляет личный интерес к Кристиану и его книге, но эта информация, как ты понимаешь, только для твоих ушей.

Потрясение было слишком сильным.

– Он ее прочитал?

– Да, и под большим впечатлением.

– Джудит, что вообще происходит?

– Для разнообразия немного альтруизма, Элиот. Хочешь верь, хочешь нет, наше правительство заботится о нашем народе. И мы – то есть господин Рис, Магнус и я – считаем, что Кристиан и его книга окажут более заметное положительное влияние на моральный облик нации, чем что-либо другое за последние пятьдесят лет. – Ее тон изменился. – Ты же читал рукопись. Согласен?

– От всей души.


Возвратившись домой, он все рассказал жене, нисколько не сомневаясь в ее осмотрительности и порядочности. Ему никогда не приходило в голову, что от жены надо что-то таить. Салли не только не распускала слухов, но и относилась к ним весьма скептически. Много лет – столько, что не хотелось вспоминать, – разделяла его интересы и его мир, не окунаясь в него, а лишь слегка соприкасаясь с ним, общаясь с мужем у домашнего очага. Их единственный сын учился в колледже в Дартмуте. Начитанному, как родители, серьезному парню передалась деловая жилка отца, и это вселяло надежду, что «Аттикус» навсегда останется семейным бизнесом. Издательский дом основал прапрадед Элиота, с тех пор он постоянно креп и наполнял книжные полки американцев хорошей литературой, а семье Маккензи давал возможность жить намного лучше, чем их предки в горной Шотландии. Но нынешний закон об одном ребенке в семье ставил все под угрозу. Что, если с Аластэром что-нибудь случится? Нет, Элиот не хотел об этом даже думать. Однако боялся, что у сына может родиться неполноценный ребенок. Он утешал себя мыслью, что многие династические семьи рожали по дюжине детей и не получали достойного наследника. Все дело в счастливых генах.

Сегодня Элиот пришел домой и рассказал о событиях дня жене.

– Сгораю от любопытства. Мне надо скорее прочитать эту книгу! – воскликнула Салли.