Брендан Кили - Евангелие зимы

Минуту мы стояли молча.

– Не получается, – сказала она тихо.

– Должно, – сказал я.

– Ты меня разве не хочешь?

– Хочу.

Она немного отодвинулась.

– Правда? Что-то непохоже.

Я молчал, слишком смущенный, чтобы придумать ответ. Джози подалась ко мне, схватила за куртку и игриво потянула к себе:

– Разве я не красивая?

– Красивая, конечно.

– Ты не просто так говори, – сказала она. – Ты считаешь меня красивой?

– Да, да. Я хочу тебя.

Это не было ложью. Я хотел целовать ее в шею всякий раз, когда на уроке мистера Вайнстейна она отбрасывала волосы, открывая чистую линию шеи. Джози была первой девушкой, с которой я целовался, и я бы хотел, чтобы она стала первым человеком, с которым у меня был сексуальный опыт. Я хотел бы стереть все, что со мной было до этого, и снова сделаться девственником.

– Докажи, – сказала она.

Она расстегнула пальто, и я обнял ее. Джози расстегнула молнию на моей куртке и прижалась ко мне.

– Я здесь, – мягко сказала она, – я никуда не ухожу. Не торопись.

Когда я обнял ее и повел руками по ее спине, мне попалась застежка бюстгальтера, и я захотел узнать, как ее расстегивать. Джози терлась о меня мягкими волнообразными движениями, и меня изнутри окатило щекочущей нервной волной.

Вскоре Джози задвигалась настойчивее, почувствовав мою эрекцию. Голова у меня кружилась, как в бреду, поцелуи стали настойчивее – я всасывал ее нижнюю губу. Схватив Джози за ягодицы, я прижал ее к себе. Она хихикнула и замерла, часто дыша мне в шею, но тут же вырвалась.

– Ладно, ладно, – сказала она со смехом.

Внутри у меня все прыгало, я заметно дрожал. Джози улыбнулась, но видно было, что и она возбуждена – щеки у нее разгорелись.

– Я… Жаль, что мне надо идти.

К ней быстро вернулось самообладание, и Джози начала дразнить меня, что в следующий раз из уважения к приличиям нам надо будет найти тихое, уединенное место, а не переулок в центре города. Я согласился.

– Укромное место, где можно присесть, – сказал я. У меня подкашивались ноги.

– А лучше лечь, – поправила Джози, целуя меня снова.

– А почему не сейчас? – спросил я.

– Действительно. – Она никак не могла отдышаться. Ее ноздри трепетали. – У матери сейчас встреча в городе. Пошли, я проведу тебя так, что Руби не заметит.

Мы пошли к ней домой тем же маршрутом, что и в прошлый раз, целуясь всю дорогу, только на этот раз торопились и останавливались лишь для легкого поцелуя, а потом Джози хватала меня за руку и тащила за собой. Мы почти не разговаривали. У начала аллеи я захотел увидеть корку льда на вязе в маленькой чаще деревьев, чтобы увидеть, как я выгляжу рядом с Джози, но льда на коре уже не было.

Джози покачивалась на носочках, объясняя мне свой план. Когда она поднялась к дому и закрыла за собой входную дверь, я, согласно ее инструкциям, пробежал мимо дома соседей, свернул, перепрыгнул через низкую каменную стенку, промчался через задний двор к рощице, где начиналась земля семьи Джози, и присел на корточки у толстого вяза. Вскоре Джози вышла с черного входа и направилась к домику у бассейна со школьной сумкой на плече. Она переоделась в ярко-розовые спортивные штаны и куртку с отделанным пушистым мехом капюшоном, туго обтягивающую талию. Я выждал минуту и подобрался к боковому входу.

Джози открыла, едва я постучал.

– Я думала, ты заблудился, – сказала она и поцеловала меня. Она сделала нам горячий шоколад и добавила в него «Калуа» из бара в гостиной. Присев на диван, мы медленно пили из чашек.

Вскоре разговор прервался. Губы Джози коснулись моей шеи, и я отставил шоколад, чтобы не пролить на колени. Ощущая жгучее желание, мы прильнули друг к другу. Сунув руку за спину, Джози помогла мне справиться с лифчиком, а потом расстегнула мне брюки и через разрез в трусах вынула мой член. Ее рука казалась такой маленькой вокруг него, и она водила им по своему плоскому животу, и прижималась, и тянула. Меня словно пронзило электрическим зарядом, и вдруг, непонятно как, я услышал, что бормочу ей, как ей это понравится, что будет приятно, и слова были не мои, они вырвались из темной ямы внутри меня, и я говорил их на ухо Джози, приспустив ей трусы и нажимая, растягивая, вдавливаясь в нее. Она отставила ягодицы, и я надавил сильнее.

Она отпустила меня и попыталась отодвинуться, но оказалась подо мной.

– Ой! Пожалуйста… – сказала она, но я продолжал свое. – Нет!

– Нет? Нет. Ш-ш-ш… – сказал я.

– Прекрати!

– Нет. Ш-ш-ш…

– Ой! Да что за фигня? Прекрати сейчас же! – Джози ударила меня в плечо. Я отшатнулся. Она столкнула меня и согнула колени – будто преграду поставила между нами. Натянув трусы, забилась в угол дивана, глядя на меня поверх коленей.

Сердце у меня болезненно билось. Я смотрел на свои руки – они сильно дрожали. Меня вообще трясло. Тело казалось чужим. Натягивая брюки, я ощутил знакомое онемение чувств, распространяющееся изнутри.

– Что с тобой такое? – сказала Джози. – Ты сделал мне больно!

– Нет, – сказал я.

– Что значит нет? Еще как да! Очень больно!

– Нет в том смысле, что я не хотел. – Горло у меня сжалось, я с трудом подавил слезы и тоже подтянул колени к груди. Огромный телевизор был выключен, в сером экране отражались мы с Джози. – Я не знаю, кем я только что был, но это был не я. Прости меня.

Джози помолчала и наконец сказала:

– С тобой что-то действительно не так.

– Нет, нет. Я хотел этого с тобой.

– Ну, сейчас-то между нами ничего не будет.

– Прости, я не хотел сделать тебе больно. Я не знал, что делаю.

– Что все же с тобой такое? – спросила она.

– Не знаю, – ответил я и уставился в пол. Мне хотелось что-нибудь добавить, но с чего начать, черт побери? Я подался к ней.

Джози, видимо, решила, что я хочу ее поцеловать, потому что вдруг встала и отошла к бару налить себе содовой из сифона.

– Я не шучу, с тобой что-то действительно не так.

Ее интонация изменилась – она уже не спрашивала. Она медленно пила воду и ждала ответа. Я представил, кем теперь я выгляжу в ее глазах.

– Не понимаю, – сказал я.

– Чего ты не понимаешь?

– Я этого хочу. Я хочу, чтобы у нас все получилось. Почему не получается?

– Дело не только в том, чего ты хочешь. У меня в этом тоже есть свой голос. И я говорю: черта с два. – Она поставила стакан и обхватила себя руками, будто ей стало холодно. В ее голосе зазвучала озабоченность: – Ты мне не все сказал.

Я будто тонул и не понимал ее слов. Несмотря на опустошенность, во мне не было места, чтобы принять что-то извне.

– Ты, это, ты хоть в порядке?

– Не знаю. Нет. Я не хочу, чтобы ты думала, что я тебя не хочу. Я хочу. Я тебя хочу. Я не знаю, почему я сейчас такой.

Джози покачала головой, глядя на меня печально и испуганно, но улыбнулась.

– Я не об этом. Слушай, я не пытаюсь вредничать, я просто спрашиваю. Тебе нужно что-нибудь мне сказать? Это поможет? – Со скрещенными на груди руками и чуть склоненной набок головой она выглядела удивительно смелой. Я ей завидовал. И тут во мне что-то сломалось. Я шагнул к бару, обойдя диван.

– Перестань! – заорал я. – Почему все только об этом и спрашивают? Почему я обязан о чем-то рассказывать?

Она попятилась к полкам, уставленным бутылками.

– Я просто пытаюсь понять…

– Я в полном дерьме, ясно? – крикнул я, хватаясь за спинку одного из барных стульев и наклоняясь ближе к Джози. – Почему тебя не устраивает простой факт, почему надо обязательно копать?

– Ты меня пугаешь. Не кричи на меня. – Она стояла за барной стойкой, но говорила с все возрастающей яростью. – Ты только послушай себя. Посмотри на себя. Ты ведешь себя как псих.

– Я не псих, – сказал я.

– Тебе придется уйти. Ты сделал мне больно и напугал до полусмерти. Это не Эйден, которого я знаю. Убирайся из моего дома сейчас же.

Я опустил глаза, по-прежнему опираясь на барный стул. Я не мог говорить и схватился за стойку, не в силах подобрать нужных слов, не зная этого языка.

– Иди, – повторила Джози. – Уходи.

Она не вышла из-за стойки, пока я надевал куртку и выходил с черного хода. По дороге домой я убеждал себя, что испугался не меньше ее, но поверить в это у меня не получалось. Я рисковал потерять все, чего добился. Мне нужно контролировать себя. Я пытался придумать план, чтобы осуществлять этот контроль и не терять голову, как рядом с Джози. Я хотел жить нормальной жизнью, но у меня ничего не получалось и не могло получиться, и всю дорогу домой я думал о Марке, гадая, что такого он прочитал в моем лице на крыше Кулиджа, когда пытался со мной поговорить. Кого он там увидел?

Ночью, когда я пытался заснуть, в ушах раздавались два разных голоса, и я почти решил, что в комнате есть кто-то еще, словно два мозга боролись друг с другом. Один велел позвонить Марку, а другой выкрикивал хорошо знакомые приказы заткнуться и помалкивать. Я испугался мысли, что в комнате действительно кто-то есть, и меня охватило нестерпимое желание включить свет и проверить. Он мог сидеть в кресле, или на корточках у кровати, или терпеливо стоять в шкафу, дожидаясь, пока я открою дверцу, чтобы он мог выкрикнуть: «Ага, попался, маленький гаденыш! Ты не сможешь прятаться вечно!» С бьющимся сердцем я включил лампу и огляделся. Поднявшись с постели, я подошел к шкафу и краем глаза заметил в окне бледного, испуганного мальчишку. Я вскрикнул. В тусклом свете я не мог разобрать лица, но это было мое отражение, с напряженными, согнутыми руками, готовое к драке. Я долго смотрел, как поднимается и опускается призрачная обнаженная грудь, пока я пытался отдышаться.

Я присел на кровать, подобрав под себя ноги, и прислонился к стене, дрожа и что-то еле слышно бормоча. От шока сон прошел – я будто кубарем летел куда-то и не знал, где упаду. Неужели я хотел стать таким? Я возненавидел себя и за то, что так жестоко поступил с Марком. Он был моим другом. Я знал, чего он хочет: чтобы его выслушали. Чтобы я увидел его таким, какой он есть. Чтобы я узнал, что он чувствует. Я тоже этого хочу, понял я. Разве не все мы этого хотим, разве не каждый заслуживает честных отношений?

В добавление к прежним причинам ненавидеть отца Грега у меня появилась еще одна. Джози была права: он не только манипулировал нами и растлил как подростков, он искалечил в нас мужчин, которыми мы станем, наше будущее как друзей и любовников. Он не присутствовал здесь физически, но таинственным образом, безмолвно и невидимо по-прежнему был рядом и требовал нераздельной преданности к себе. Он создал религию с единственной заповедью: бойтесь меня, если не можете в меня верить.

Собираясь утром в школу, я нервничал до тошноты, не представляя, как выдержать дальше, но, выглянув в кухонное окно, перед вторым гаражом увидел маленький автомобиль Елены. Во мне проснулась надежда. Я понятия не имел, давно ли Елена приехала, но догадался, что она явилась за вещами. Свет из ее квартирки пронзал безрадостные утренние сумерки, а силуэт Елены то появлялся в окне, то исчезал, пока я шел по каменной дорожке. Багажник был открыт, и я остановился у машины, чтобы подождать Елену.

Она спустилась через несколько секунд с охапкой одежды в руках и большой спортивной сумкой. При виде меня она остановилась и улыбнулась:

– M’ijo!

Мы неловко обнялись, потом она указала на машину, и я помог ей побросать одежду на заднее сиденье.

Я поднялся за Еленой в ее квартиру и помог укладывать фотографии и книги в коробку.

– Как они? – спросил я, держа фотографию Кандидо и Терезы. На снимке Тереза смеялась, но я помнил бешенство в ее глазах во время нашей последней встречи.

– О, просто счастливы. Тере теперь каждый день после школы остается со мной дома. Сегодня она готовит ужин для всей семьи.

– Тебе придется искать новую работу?

– И скоро. – Она передала мне свою Библию, чтобы я положил ее в коробку. Я некоторое время смотрел на книгу.

– Прости, – сказал я.

– Ну, что ни делается, все к лучшему, верно?

Она стояла по другую сторону кровати. Я хотел ее обнять, но она держалась от меня на расстоянии и поглядывала в окно на дом.

– Эй, – тихо сказал я, – поговорить же мы можем. Что она теперь-то сделает?

Елена вздохнула, удерживая слезы.

– Мне скоро ехать. Мне тяжело видеть тебя, m’ijo. Мне тоже очень жаль. Мне будет тебя не хватать.

Я обошел кровать, и Елена обняла меня, затем отодвинула на расстояние вытянутой руки и подошла к шкафчику собрать оставшиеся туалетные принадлежности.