Жасмин Майер - Её невыносимый лжец

— Андрей? — выдохнула я.

И тут же поняла, что обозналась. Мужчина, который обернулся, был на добрых лет тридцать старше Андрея, хотя что-то неуловимо похожее в их лицах все равно было.

Он мягко улыбнулся, сжав в руках перчатки.

— Нет. Меня зовут Станислав Николаевич. Я отец Андрея. А вы Соня?

Я кивнула, вне себя от страха. Руки сразу затряслись.

— Что с ним? Что случилось? Я звонила, но он не отвечал…

Отец Андрея опустил глаза.

— О боже! — ахнула я, прижимая ладони ко рту.

— Нет! Нет! — быстро ответил он. — Бог миловал, все обошлось. Но Андрей сейчас действительно в больнице. Он попал в аварию по дороге в аэропорт.

В аэропорт?… Так, значит, его все-таки вызвали на работу, а мне совершенно точно не стоило звонить ему и просить помощи осипшим от плача голосом… Это из-за меня.

Из глаз по лицу снова полились слезы.

— Заходите, — я с трудом достала ключи и попала в замочную скважину.

— Спасибо.

Отец Андрея разулся и повесил пальто. Теперь я видела еще больше сходств между ними двумя. Сын был точной копией отца, только шире в плечах, а еще у Андрея волосы немного вились, а у его отца на висках уже пробивалась седина.

— Проходите на кухню. Подождите немного, я проверю дочь.

Отец Андрея кивнул и даже не особо удивился. Значит, знал? Андрей сказал ему?

«Все обошлось» — это ведь значит, что он по-прежнему может разговаривать и все помнит? Я боялась услышать подробности и одновременно с этим боялась оставаться в неизвестности.

В детской, которую я сбежала, было по-прежнему темно и тихо, только отливали зеленью фосфорицирующие звезды на потолке. Стараясь приглушить собственные рвущиеся наружу рыдания, я приблизилась к кровати. Вслушалась в дыхание дочери — Аля крепко спала, обнимая щенка с розовым летным шлемом.

Кое-как утерев слезы, вернулась на кухню. Станислав Николаевич смиренно сидел за столом.

— Хотите чаю?

— Сядьте, Соня.

И правда, к черту чай.

Я послушно опустилась напротив, готовя себя к худшему. Я просто отвыкла верить в лучшее, и глаза нестерпимо жгли подступающие новые слезы.

Суровое лицо Станислава Николаевича как-то даже смягчилось, когда он глянул на меня и тут же отвел глаза в сторону.

— На вас лица нет, не пугайтесь так, Соня. С Андреем все будет хорошо. Его оставили в больнице на ночь из-за швов, но в целом он отделался только синяками, сломанным носом и рассеченной бровью.

Я судорожно всхлипнула. Слезы бесшумно покатились по щекам.

— Это я виновата, — выдохнула я. — Я позвонила ему так не вовремя!

— Он предупреждал меня, что вы будете винить в этом себя, — покачал головой Станислав Николаевич. — Послушайте, в этом нет вашей вины. И в вашем звонке тоже. Это только Андрею не стоило нарушать правила и пересекать двойную сплошную на опасном участке трассы.

— Скажите, я могу его навестить?

Отец Андрея вдруг снова поджал губы и сцепил руки перед собой на столешнице.

— Видите ли, Соня… Есть кое-что еще… Гораздо серьезнее. Почему я к вам и приехал.

— Боже, почему я не могу навестить его? Вы сорвали? И его травмы на самом деле куда опаснее?

— Нет, нет. Дело не в этом. Стал бы я шутить со здоровьем своего сына. Все так, как я вам сказал.

— Тогда что такое? Что с ним?

Станислав Николаевич посмотрел на меня в упор.

— Андрей женат.

Я забыла, как дышать.

Где-то за пределами моей кухни мир продолжал жить своей жизнью, но здесь, на восьми квадратных метрах моей кухни Земля сошла с земной оси. И полетела к черту.

Медленно закрыла глаза и снова открыла. Слезы высохли. Кажется, из моего тела выкачали весь кислород. Я сдулась, как резиновый шарик, проткнутый острой иглой.

Я ведь это чувствовала. Он, черт возьми, был слишком хорош, чтобы оказаться холостым. И все-таки оказался ненастоящим. А самым обычным лжецом, который пустился в загул, как только его жена…

Облизала губы.

— Вы сказали, что он попал в аварию по дороге в аэропорт, — произнесла я с трудом. Словно буквы были липкими ирисками, которые вязли на зубах. — Он, получается, ехал не на работу?

— Вы необычайно проницательны, — холодно улыбнулся этот чужой, по сути, мужчина. — Да, он ехал встречать жену из командировки. Ее не было в стране.

Теперь его голос был тверд и холоден, как кусок мяса из морозильника. А значит, ко мне его привело нечто иное, чем просто желание развеять мое беспокойство об Андрее.

— Пожалуй, я выпью что-то покрепче. А вы?

— Я за рулем. Спасибо. Но вы не стесняйтесь.

«Мартини» пришел твой час. Хотя у меня все еще есть то чертово белое вино для готовки в холодильнике. Вермуты, конечно, не пьют так, как водку, но я выпила первую рюмку именно так.

Андрей женат.

Мать вашу.

Слова скрипели на зубах, как пригоршня проглоченного стекла. А осколки резали изнутри то, что я столько времени пыталась залатать.

Я наполнила вторую рюмку под пристальным взглядом его отца. Решит, наверное, что его сын связался с какой-то алкоголичкой. Но какое дело, если его сын уже сделал наверняка достойный выбор? А еще какая разница, если Станислав Николаевич здесь явно не для того, чтобы дать нам свое благословение?

Я залпом осушила вторую рюмку.

— Почему же вы здесь, Станислав Николаевич? Если Андрей… Женат, — все-таки произнесла это вслух, чувствуя себя при этом фокусником, который пытался проглотить кинжал, но что-то пошло не так и острый клинок вспорол пищевод и шею.

— Моя жена очень хотела поговорить с вами. Но я решил, что поеду к вам сам. Постараюсь убедить вас не разрушать идеальную семью.

Жаль в «Мартине» так мало градусов. Я отодвинула стопку и сделала глоток прямо из горла зеленой бутылки. А чего мне терять? Это же не мой свекор, а я — не его невестка. В его глазах я — стерва и разлучница.

В своих, впрочем, тоже.

Когда я глотнула из горла, в синих, как и у Андрея, глазах Станислава Николаевича эмоции пропали, как класс. Остались только презрение и жалость.

— Я понимаю ваше положение, Соня, — продолжил он. — Как мать-одиночка, вы наверняка тащите все на себе. Вам сложно, а Андрей видный и к тому же богатый мужчина. Но он оступился. И этого больше не повторится. Он любит свою жену, а она любит его. Они десять лет вместе, вы знаете?

Теперь да.

Какая тошнотворная ситуация. Если Станислав Николаевич продолжит в том же духе, «Мартини» точно попросится обратно. Но он и не думал останавливаться.

— Моя жена, Варвара Сергеевна, со студенчества дружит с семьей жены Андрея. Мы встречали все праздники вместе и не могли не нарадоваться на их брак. Они ведь десять лет в браке, вы знали об этом?

— Вы уже сказали.

Он рассеяно кивнул, проведя рукой по волосам.

— Так вы здесь только поэтому? — холодно спросила я. — Чтобы отговорить меня? Или просто хотели на меня посмотреть?

Он посмотрел на меня с легким сожалением в глазах. Ну или мне так показалось. Может быть, я просто опьянела и видела то, чего не было.

— Я прошу вас разорвать любые отношения с Андреем раз и навсегда. Иначе, Соня, следующий разговор будет другим.

Я откинулась на спинку стула.

— О, так вы мне угрожаете?

— Что вы, как можно. Мы ведь цивилизованные люди, — произнес стальным голосом Станислав Николаевич, не оставляя сомнений в том, что да, он мне угрожает.

— Я вас услышала, — кивнула я. — Выход найдете сами. Убирайтесь из моего дома.

Он неловко поднялся, молча оделся и обулся. Задержался, как будто хотел сказать что-то еще, но потом все-таки хлопнул дверью.

А я, шатаясь, поднялась и вылила остатки «Мартини» в раковину.

— Я не вернусь домой.

Стоя посреди моей палаты, Ника закусила губу. Черт возьми, я ведь даже не помню, какими были ее настоящие губы до всех этих уколов.

— Андрей, ты сейчас немного не в себе…

Напрасная попытка хоть как-то отложить разговор. Я начал его сразу, как меня определили в палату после многочисленных исследований.

— Со мной все в порядке, Ника. Сломанный нос не влияет на мое сознание. Меня только что проверили на все, что только можно было. И подтвердили, что я в здравом уме и памяти. Я тебе изменил, и хочу развода. Неужели ты счастлива в нашем браке? Никогда в это не поверю.

Ника вздрогнула и огляделась по сторонам.

— Тише, нас могут услышать. Что ты говоришь такое, Андрей? Конечно, я счастлива!

— Да ну? И поэтому твои подписчики видят тебя чаще, чем я?

— А ты сам? — мигом вспыхнула она. — Не вали с больной головы на здоровую! Ты сам работаешь почти без выходных, только и бредишь, что своей карьерой! Я просто строю свою, чем я хуже тебя? Неужели я должна сидеть одна в четырех стенах и просто дожидаться тебя дома после рейсов?!

— Прости, — я говорил искренне. — Я действительно очень много работал. Но я не вернусь в наш дом. И не изменю решения. Я хочу подать на развод.

Ника всплеснула руками, стоя посреди больничной палаты.

— Ради какой-то соседки, которая подсуетилась и раздвинула перед тобой ноги, Андрей, пока меня не было?! Ты готов отказаться от всего, что нас связывало?

— Да.

Ника открыла и закрыла рот. Снова надула губы. Выражение обиженной девочки, которой не купили куклу. Никак не лицо влюбленной жены, которая теряет любимого мужа.

— Зачем ты так держишься за наш брак, Ника? — спокойно спросил я. — Ты давно живешь своей жизнью, а я живу своей. Я не хочу жить так дальше, а ты? Разве не хочешь стать счастливой? Найти мужчину, который хотя бы будет понимать, чем ты занимаешься?

Сложив руки на груди, Ника смотрела в окно палаты. Шел дождь. Золотая питерская осень кончилась, уступив место свинцовому небу и вечной сырости.

— Я ни разу не изменяла тебе, Андрей, — произнесла она.

— Я рад.

— Рад?! — она резко развернулась. — Это все, что ты можешь мне сказать? Да ты хоть знаешь, сколько было желающих? Сколько у меня поклонников? А все это время я, как дура, хранила тебе верность, Андрей! Да взять хотя бы того же Мишеля… Он ведь любит меня уже который год. Все соблазняет, обещает золотые горы. Фотосессии на Елисейских полях. Лучших рекламодателей Европы. А я верная, понимаешь?!

— Ты ведь тоже его любишь?

— Мишеля? — удивилась Ника.

— Ну не меня же.

Ника почему-то замерла, уставилась на меня так, как будто у меня вторая голова выросла. А потом резко встряхнула волосами.

— Ну конечно, я люблю тебя! Что за вопросы? — с жаром ответила она. — Ты же мой муж!

Но было слишком поздно. Наиграно. Фальшиво. Она это и сама поняла, как только сказала. И то, что лучше было вообще промолчать, тоже поняла.

— Ох, я теперь и не знаю, кого я люблю, Андрей, — тяжело вздохнула она.

И на этот раз эти простые слова прозвучали честно. Просто мы привыкли к обоюдной лжи: «Я люблю тебя» и «И я тебя». Как сказать: «Будь здоров» на чей-то чих. Привычка. Вежливость. Просто традиция.

А в любви надо признаваться иначе. Я понял это с Соней. И теперь больше не могу закрывать глаза на правду наших с Никой отношений.

— Выбери Мишеля, Ника. Или итальянца. Или испанца! Да кого угодно, раз их много у тебя. И говори с ними о любви, которую действительно будешь чувствовать. Понимаешь? Я по-прежнему очень ценю тебя. Твою верность. И извиняюсь, что все вышло именно так. Я не планировал изменять тебе. Не подгадывал времени. И она ни в чем не виновата. Она отталкивала меня до последнего. Но дело действительно не только в сексе и никто бы меня из семьи не увел, если бы я сам этого не хотел. Никому не удалось сделать этого, а тоже многие старались, ты это тоже знаешь. Но тогда я любил тебя, Ника. А потом…

— А потом все закончилось, — тихо закончила она.

— Да, — также тихо отозвался я.

— Мама с папой убьют меня, — всхлипнула она.

— Да брось! Тебе сколько лет? Зачем до сих пор оглядываться на родителей?

— Они ведь дружат с твоими… У них там этот, бизнес общий.

— Так они дружат еще с тех пор, как мы были в пеленках! Думаешь, сейчас не разберутся без нас?

— Разве? — неуверенно протянула она.

— Не узнаю тебя, Ника. Это твоя жизнь. Твои решения. Причем здесь наши родители?

— Андрей! Андрюша! — в палату ворвалась моя мама. А следом папа. А за ними даже родители Ники.

Доронины стали с таким жаром утешать дочь, словно она уже была без пяти минут вдовой.

Я успел обменяться с ней заговорщицкими взглядами, и Вероника впервые улыбнулась мне. Так, как уже давно не улыбалась. И как улыбалась когда-то давно, когда мы еще говорили друг другу правду, а не привычную ложь. Я знал, что не ошибся в этой женщине. Но еще не знал, что совершенно ошибся в другой, на которую никогда бы не подумал, что она способна на такую подлость.