Алекс смеётся, отражая мою атаку попкорном.

— Стой, стой! Я говорю, что твоё детство было, наверное, веселее моего.

— Да, — признаюсь я, когда на меня накатывает внезапная волна ностальгии по родному городу. — Мои родители — хорошие люди. В моём городе полно хороших людей. Но сейчас численность сокращается.

— Но почему?

Я пожимаю плечами.

— Люди переезжают в более крупные города.

— Переезжают в другие страны, — добавляет она.

— Да, и это тоже. Шахта закрылась, всё стало сложнее для большинства людей в городе, которые там работали.

— Это печально, — говорит Александра. — Ты скучаешь по Кентукки, не так ли?

Я пытаюсь стряхнуть с себя чувство ностальгии.

— Конечно. Если ты уедешь, то будешь скучать по Протровии?

— Иногда мне кажется, что да, — признаётся она. — Множество раз, я не знаю. Когда я была ребёнком, то притворялась, что я не принцесса.

— Разве большинство маленьких девочек не притворяются принцессами?

— Не суди меня. Я знаю, это звучит неблагодарно, девушка, у которой есть всё, хочет быть обычным человеком.

— Всё в порядке, я уже знаю, что ты избалованный ребёнок, — шучу я.

Принцесса забрасывает меня попкорном.

— Задница.

Затем мы оба замолкаем и устраиваемся поудобнее, ни один из нас ничего не говорит, пока мы смотрим фильм. Тишина комфортная. Чёрт, просто быть с ней сейчас так чертовски комфортно. Логически, я знаю, что чувствовать себя комфортно с Алекс так дьявольски опасно по многим причинам. Проблема в том, что я обнаруживаю, что хочу быть таким же с ней, болтаясь в пижаме и тапочках в виде кроликов, обычная девушка без тиары или обязанностей, или богатой семьи, или каких-либо ожиданий, которые приходят с привилегиями. Каждая часть меня кричит, что она не обычная девушка и никогда ею не будет. Думать о ней, как о ком-то другом, кроме принцессы — это бред.

Поэтому я сосредотачиваюсь на фильме.

В конце, когда девочка перечисляет всё, что она ненавидит в мальчике (то есть всё, что она любит в нём), Александра всхлипывает. Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на неё.

— Ты только что шмыгнула носом?

— Не смотри на меня так, — приказывает она. — Это аллергия.

— Твои глаза, — говорю я. — Они только что произвели настоящие слёзы? Я не думал, что это возможно. Ты не веришь в любовь или счастливый конец.

— Заткнись, — шипит девушка. — Я же сказала, здесь пыльно.

— Да, супер пыльно, — произношу я, смеясь, отмахиваясь от девичьей руки, когда она кладёт ладонь мне на штаны. — Ты пытаешься отвлечь меня от того факта, что ты только что проявила человеческие эмоции, отличные от гнева?

— Я этого не делала, — возражает Алекс.

Она также чертовски настойчива, её ладонь спускается вниз по моему члену. Она знает, что я легко отзываюсь на её прикосновение, мой член сразу же становится твёрдым.

— Ты такая лгунья, — шепчу я, когда пальцы принцессы тянутся к моей молнии. Она достаёт мой член и гладит его. — Я не собираюсь отвлекаться на твою руку.

Девушка смеётся.

— Да, ты действительно сосредоточен, — говорит она. Её большой палец ловит предсемя, которое уже вытекает из кончика члена. — Кроме того, я верю в счастливый конец.

— Неужели? — спрашиваю я, когда Алекс гладит меня.

Она озорно улыбается.

— Ну, я верю в такие счастливые концы.

Потом она дрочит мне прямо здесь, в частном кинотеатре летней резиденции.

Глава 36

Александра

Остаток лета пролетает незаметно. Я бы возненавидела его здесь, в летней резиденции, затаившейся и удалённой от всякого подобия цивилизации и культуры. Мне было бы противно сидеть здесь взаперти с отцом, его будущей невестой, братом и новой сводной сестрой, но на самом деле всё по-другому.

Конечно, я почти никогда их не вижу. Альби и Белль заняты тем, что строят друг другу глазки большую часть времени, а другую часть они прячутся где-то, занимаясь сексом. Альби всё ещё не признаётся, что он с ней, поэтому я притворяюсь, что не замечаю, как они смотрят друг на друга. К счастью, мой отец и София такие же (сама мысль об этом омерзительна) — но, по крайней мере, они держатся сами по себе и не выводят меня из себя.

Мы с Софией находимся в состоянии шаткой передышки. Мы вежливы на людях, даже, если мне не нравится, как она ворвалась в семью и попыталась занять место моей матери. Но она отвлекла внимание моего отца от меня, что тоже не самое худшее во всём мире.

Всё это означает, что никто, казалось, не замечал того, что происходит между мной и Максом. Мой отец занял позицию, что пока я нахожусь здесь, в летней резиденции и вне заголовков, он прекрасно игнорирует всё остальное. Не то, чтобы кто-то что-то видел — несмотря на то, как неосторожно мы с Максом занимались сексом во время примерки платья — и мы даже не приблизились к тому, чтобы быть пойманными в любой другой раз.

Впервые в жизни я была довольна. Даже счастлива. Я была счастлива отсиживаться здесь с Максом. У меня никогда раньше не возникало желания проводить время только с одним человеком, но с ним всё по-другому.

За исключением того, что лето подходит к концу и это многое изменит, как только мы вернёмся во дворец. Мой отец женится, а с этим придёт повышенное внимание. Безумный уровень контроля — со стороны прессы, общественности, правительственных чиновников, моих друзей и семьи.

Я продолжаю говорить себе, что это просто секс делает меня такой. Хороший секс превратил меня в кого-то счастливого, и это может быть не очень хорошо.

Я не уверена, что мне это нравится. Быть счастливой означает ждать, что случится что-то ужасное и быть разорванной на куски — так, как это всегда и бывает. Быть счастливой означает быть связанной с другими людьми, а люди всегда разочаровывают вас. Они всегда уходят, когда ты меньше всего этого ожидаешь, так же, как и моя мать, когда она умерла.

На этот раз, однако, я знаю, что это произойдёт, и я могу защитить своё сердце. Что бы ни происходило с Максом, это не может продолжаться дольше лета. Он не сможет выдержать общественного внимания. Он не сможет выдержать оценки. Он не сможет выдержать внешнего давления.

Я тоже не смогу.

Так что, это всего лишь секс. Это всё, что может быть. Удивительный, сногсшибательный, переворачивающий жизнь секс.

Это не может быть чем-то бóльшим. Я не знаю, что делать с этим.

— Псс.

Голос Макса заставляет меня вздрогнуть. Я оборачиваюсь и вижу его одетым в футболку, шорты и сандалии с рюкзаком на плече и солнцезащитными очками на голове.

— Ты меня напугал, — говорю я ему, прищурившись. — Что ты делаешь? Ты выглядишь, как турист.

— А ты задумчиво смотрела в окно, — тихо произносит мужчина. Он машет мне рукой. — Пойдём со мной.

— Куда мы идём? – спрашиваю я. — Ты же знаешь, что сегодня благотворительный вечер.

Макс утвердительно отвечает, но говорит, что, если он скажет мне, куда мы идём — это испортит сюрприз. Поэтому я следую за ним, избегая мест, где есть камеры безопасности вокруг выходов из дома. Мы пробираемся на задний двор, через сад и прочь от летней резиденции. Когда мы проходим мимо бассейна, он говорит мне пойти в домик у бассейна и переодеться.

— Надень всё, что у тебя есть в домике у бассейна, и это наименее дизайнерская вещь из всех возможных.

— Ты собираешься разорвать мой купальник? — дразнюсь.

— Нет, если ты будешь хорошо себя вести.

— Ты поощряешь меня быть плохой?

— Просто иди, переоденься. Шевели задницей, малышка.

Я надеваю бикини и сарафан, а сверху — большую мягкую шляпу, солнцезащитные очки и пару сандалий на танкетке. Когда я выхожу из домика у бассейна, Макс закатывает глаза.

— Иди, надень шорты, футболку и обычные сандалии. Не каблуки.

Я преувеличенно вздыхаю.

— Каким бы ни был этот сюрприз, он не кажется забавным.

— О, это будет весело, и тебе понравится.

— Твои обещания всегда звучат, как угрозы. — Но я переодеваюсь в обрезанные шорты и белую футболку, а на ноги обуваю шлёпанцы.

Макс одобрительно смотрит на меня, когда я выхожу из двери.

— Намного лучше.

— Ну, я рада, что ты доволен, — саркастически замечаю ему.

Он смотрит в обе стороны, прежде чем сильно шлёпнуть меня по заднице.

— Не дерзи мне.

— Не дерзить тебе? — смеясь, спрашиваю я.

— Правильно, болтушка, — говорит он, перекидывая рюкзак через плечо. — Пошли.

— Ты кому-нибудь сказал, что мы уезжаем? — спрашиваю у него. — Ты сейчас на дежурстве, не так ли?

— Твои родители сейчас в отъезде, — отвечает Макс, а затем поправляется, как только я бросаю на него сердитый взгляд на его использование слова «родители». — Я имею в виду твоего отца и Софию. Альби и Белль где-то здесь.

— Где-то, — смеюсь. — Где-то, это означает спальня.

— По крайней мере, мы не единственные, у кого есть незаконные отношения, — указывает Макс, когда мы направляемся к заднему краю собственности, рядом с небольшим озером, впадающим в реку, которая на многие мили петляет по сельской местности.

— Тпру, тпру, тпру, давай не будем просто бросаться этим словом, — говорю я, моё сердце бешено колотится.

Отношения — это более чем загруженный термин. Макс не мой парень, потому что у меня не бывает парней.

— Незаконные? — спрашивает Макс.

— Слово на букву «О», — говорю я, бросая на него злобный взгляд.

Мужчина только смеётся. Теперь мы далеко от летнего домика — только Макс и я, и ничего больше на многие мили вокруг, кроме реки, деревьев, акров холмистых пастбищ и охотничьих угодий.

— У меня есть для тебя новости, сладкие сиськи.

— Что бы ты ни собирался сказать, не говори этого.

Телохранитель хватает меня, его рука обхватывает моё запястье, и мужчина притягивает меня к себе. Его член прижимается ко мне, и тело автоматически реагирует. Он шепчет мне на ухо.

— Отношения, отношения, отношения.

— Ты не можешь заставить это слово звучать сексуально, просто прошептав его.

— Нет? — спрашивает он. — Держу пари, если бы я сунул руку тебе между ног, то обнаружил бы, что ты мокрая.

— Ты ошибаешься, — вру я. — На миллион процентов неверно.

— Я никогда не ошибаюсь, — произносит Макс, посмеиваясь и отпуская меня. Отвернувшись от меня, он машет мне рукой, чтобы я следовал за ним. — Ну же. Шевелись, а то будет поздно.

Я догоняю его, жар между ног отвлекает меня, пока иду. Он совершенно не прав. Быть в отношениях не заводит меня. Это последняя вещь в мире, которая могла бы меня завести.

Никаких отношений и уж точно не слово на букву «Л». Единственные счастливые концовки, которые я хочу, это те, которые связаны с оргазмом.

Верно?

Через несколько минут Макс останавливается.

— Вот мы и на месте, — говорит он, указывая на две камеры, надёжно прикреплённые к стволу дерева на берегу реки.

— Что это такое?

— Это я показываю тебе, как нужно хорошо проводить время, — объясняет он, присаживаясь на корточки, чтобы развязать верёвку, обвязанную вокруг ствола дерева. Телохранитель поднимает глаза и одаривает меня улыбкой. Моё сердце пропускает удар, что кажется — настолько всё плохо — когда он находится рядом.

— Тем способом, который не предусматривает моего члена.

— Это хорошее времяпровождение?

— Тюбинг, — отвечает он мне. Макс протягивает мне одну из камер. — Ты хотела знать, чем мы занимаемся в Кентукки летом. Мы сплавляемся вниз по реке и пьём пиво. Я покажу тебе, что такое веселье для нас, простолюдинов.

Я смеюсь.

— Ты не простолюдин. Ты же американец.

Макс фыркает, открывает рюкзак и достаёт пиво. В банке.

— Никакой разницы.

— Поразительно. Пиво продаётся в банках? — размышляю.

— Чёрт возьми, женщина, ты самая защищённая девушка, которую я когда-либо встречал, — говорит он, качая головой, и я ненавижу, что он по-прежнему может думать, что я защищённый сверх привилегированный сноб.

Я выхватываю банку из его руки и открываю крышку, делая глоток и морщась.

— Я не защищена, — с трудом выдыхаю я. — Но даже ты должен признать, что это пиво — помои.

— Тебе повезло, что ты такая чертовски горячая, — комментирует парень, роясь в сумке и доставая что-то, что он натягивает на мою банку пива.

— Это что, презерватив для моей пивной банки?

Макс смеётся.

— Это сохраняет его холодным. Я в полной мере делюсь с тобой кентуккским опытом. — Потом он снимает рубашку и засовывает её в сумку. — Раздевайся, принцесса.

Я выскальзываю из своей одежды и отдаю её ему, чтобы он мог засунуть её в свой рюкзак. Затем я хватаю свою камеру, которая гораздо больше меня.

— Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь плыл по этой реке, — говорю я Максу.