– Я думаю, он прав в том, что я отдаюсь на волю событий, – сказала я спокойнее. – Но… что в этом плохого? Разве я этим мешаю кому-нибудь жить?

– Ну… себе, может быть?

– Ладно, хватит. Слишком ты проницательный. Мы еще мало знакомы.

– Ты задала мне вопрос!

– А я не хотела правдивого ответа. – Я пристально посмотрела на него. – Ты, наверно, из тех мужчин, которые отвечают честно, когда девушка спрашивает: «Я в этом очень толстая?», да?

– Ты не представляешь, сколько раз я оказывался из-за этого в дерьме! – смеясь, ответил Максим. – Но все, что я хотел сказать, это… если тебе хорошо, как есть, твой «бывший» может утереться, и это, наверно, к лучшему, что вы больше не вместе. Но если тебе хоть мало-мальски нехорошо…

– Я знаю, знаю…

Я принялась нервно теребить рукава свитера. Мне было слишком «нехорошо» с тех пор, как Флориан меня бросил, чтобы подумать над этим вопросом на трезвую голову, и я боялась того момента, когда мне наконец станет лучше и придется всерьез спросить себя: хорошо ли мне?..

– Он еще сказал мне, перед тем как я ушла… я говорила, что он всегда обращался со мной, как с ребенком, и он сказал, что, может быть, я сама хочу, чтобы со мной обращались, как с ребенком…

Я посмотрела на Максима, ожидая энергичных возражений, но он ничего не сказал. «Я боюсь, – чуть не добавила я, – что Флориан прав, я даже сама недалека от мысли, что он прав», – но промолчала. Максим смотрел на меня, видимо, ожидая, что я заговорю, или просто читая ответы в моих нервных движениях и несчастном лице. Потом он вдруг взял меня за руку, притянул к себе и поцеловал.

– Н-н-нет, – промычала я без особого убеждения, но его губы уже накрыли мои, а от его рук на моей груди меня пробирала дрожь до кончиков ног.

– Идем, – сказал он, целуя меня и увлекая в мою комнату.

– Нет… опять я отдаюсь на волю событий…

Я уже стояла, уцепившись за него руками, ногами, губами. Он взял мое лицо в ладони, посмотрел на меня своим слишком пристальным взглядом, кивнул и, снова поцеловав, оторвал от пола и отнес на постель.

Я почти заснула, прижавшись изгиб в изгиб к телу Максима, чувствуя удовлетворение, какого давно не испытывала (усталость, истома, мягкая постель и кожа моего любовника – в общем, сущее наслаждение), когда Максим прошептал мне на ухо: «Мне нравится любить тебя». Я не знала, сознательно ли он выбрал слово, но, призвав верного друга – неприятие действительности, сделала вид, будто уже сплю и не слышала, как он сказал «любить».


Я проснулась от певучего голоса и шагов Ноя, который бежал по квартире, требуя свою компьютерную игру с непроизносимым названием. Максим, по-прежнему обнимавший меня, тоже проснулся. «Который час?» – пробормотал он, уткнувшись мне в шею.

– Час, когда Кат и Нико вернулись.

Кому-то из нас – Максиму – пришла в голову блестящая мысль закрыть дверь, когда мы улеглись, но положение все равно было далеко от идеала. Я чувствовала себя, как девчонка, застигнутая врасплох вернувшимися предками, и в смятении спрашивала себя, не нанесет ли Ною присутствие Максима неизгладимую травму. В дверь трижды тихонько постучали. «Жен?» – раздался голос Никола. Слава богу, подумала я, будь это Катрин, она бы просто открыла дверь без стука. Я ответила: «Да-да», стараясь, чтобы прозвучало непринужденно, но сама услышала жалкий писк нашкодившего ребенка и принялась поспешно одеваться, делая энергичные знаки Максиму, чтобы он тоже оделся. Он, разумеется, умирал от смеха.

Наконец я подошла к двери и очень осторожно приоткрыла ее. Я пыталась, что было очень смешно и совершенно бесполезно, скрыть присутствие Максима. Чего я ждала? Что он под шумок выпрыгнет в окно? Или будет жить под раскладным диваном до тех пор, пока квартира снова не опустеет?

– При-ве-е-еет, – пропела я Никола, который смотрел на меня, скрестив на груди руки и прищурившись. – Как ты?

– Я-то хорошо, – сказал Никола. – А ты?

– Хорошо… я тут вздремнула… я… немного перебрала водки вчера и…

Я выкручивалась и уже начала спрашивать себя, с какой стати так стараюсь, как вдруг почувствовала спиной Максима.

– Привет, дружище, – сказал он, распахивая дверь настежь.

– Ах ты, черт! – только и ответил Никола, смеясь.

– О’кей, вы еще дайте друг дружке пять! – успела я сказать, пока не стало слишком поздно. Оба поспешно вытянули руки по швам.

– Ну что, старина? – спросил Никола.

Максим улыбался, «как идиот», подумала я.

Никола повернулся ко мне. Он улыбался такой же идиотской улыбкой – видимо, сказала я себе, это нормальная реакция мужчины на очевидность секса.

– Жен… а мы-то беспокоились о тебе…

– Ладно, ладно… – Я обогнула его, вышла в гостиную и села.

– Кто это? – спросил, подбегая, Ной.

– Ной, – сказала я, – это… это мой друг Максим.

– Он был в твоей комнате?

Ной говорил так громко, что на его голос вышла из своей комнаты Катрин, с любопытством глядя на нас.

– Ну… да… – ответила я, бросая отчаянные взгляды на Никола.

В какой мере можно просветить ребенка? Я понятия не имела.

Ной подошел ближе и спросил – на этот раз Максима: «А вы делали?..» Он издал несколько весьма недвусмысленных звуков. Ребенка, судя по всему, уже просветили, и без околичностей. Никола и Катрин расхохотались. Ной, довольный собой, постонал еще немного, а я, показывая на него пальцем, взглядом спрашивала Никола, как его чаду в восемь лет удается воспроизвести фонограмму порнофильма.

– Ной, откуда ты это взял? – спросил Никола и повернулся к Катрин, которая мимикой оскорбленной девственницы давала понять, что она ни при чем.

– Это все в школе знают, – гордо сказал Ной, принимаясь за свою игру. – Все животные делают… – Он снова издал несколько стонов, и на этот раз засмеялась даже я. – Это сказали в передаче «Нэшенал Джиографик».

– Я думаю, там все-таки не это сказали, – заметила Катрин.

– В школе на уроках говорят такие вещи?!

Я была искренне возмущена.

Никола и Максим энергично закивали.

– Мог и из Интернета всего набраться… – вздохнул Никола.

– А ты предпочитаешь, чтобы он занимался сексуальным воспитанием с восьмилетними друзьями?

Никола задумался, потом обескураженно развел руками:

– Промашка вышла… Надо мне с ним поговорить, да?

Максим ободряюще похлопал его по спине.

– Я могу поговорить, – предложила Катрин.

– НЕТ!

Мы с Никола выпалили это в один голос, что очень развеселило Максима. Катрин пожала плечами.

– Как знаешь, – сказала она кузену. – Но ты, мамзель… в кои-то веки оставили тебя одну, и…

– О’кей, можно об этом в другой раз?

Максима, разумеется, все это очень забавляло.

– Останешься выпить с нами? – спросил его Никола, непрестанно подмигивая мне, что было невыносимо. Максим повернулся ко мне, словно спрашивая у меня разрешения остаться, – поразительная деликатность.

– Ну да, если хочешь… – Я вспомнила вчерашний вечер. – Боюсь только, мало что осталось…

– Мы сходим в SAQ, – решила Катрин. – Да, Жен? А мальчики пока пусть допивают остатки.

Мне это показалось лучшим на свете планом. Свежий воздух, женская солидарность – как я изголодалась по всему этому.

– С тобой хоть на край света, – сказала я Катрин.


Мы не успели еще ступить на тротуар, как Катрин забросала меня своими «ну, ну, ну?», «что, что, что?» и прочими «короче?», которые и забавляли меня, и немного раздражали.

– Позор на мою голову, – сказала я наконец.

– Ты была пьяна?

– В лоскуты.

– И где-то в глубине души ты хотела таким образом поставить Флориана на место?

– Да, мадам.

– Вау… – Катрин обняла меня одной рукой за талию, тихонько смеясь надо мной. – Тебе хоть полегчало?

Я задумалась.

– Вообще-то… да.

Мне все еще было трудно поверить, что такой глупый поступок, с самыми что ни на есть нездоровыми мотивациями, мог привести к чему-то позитивному.

– Ну вот, это главное, – радостно прощебетала Катрин. – Ну и… как он?

– Ох, Кэт… я не уверена, что готова к разговорам о сексе…

– Брось! Мне он всегда нравился, этот парень… такой тигр…

– Кэт…

– Да ну тебя! Сколько мы дружим, у тебя все один и тот же парень! Могу я полюбопытствовать? Шесть лет я слышу только о Флориане, и, честно говоря…

Она осеклась. Когда Катрин подвергала себя самоцензуре, это было очень смешно. Вместо того чтобы замолчать или незаметно переменить тему, как делают все люди, когда не хотят, чтобы угадали их тайную мысль, она прерывалась на полуслове и закрывала рот двумя руками, тараща глаза.

– Ну? – спросила я.

– Ничего, ничего.

– Катрин Сароян! Что ты хотела сказать?

– Ничего! Ничего!

Я примерно представляла себе, что бы она сказала, если бы не осеклась, но мне нравилось мучить подругу.

– Нет! Что ты хотела сказать?

– Ну… я никогда не была в восторге от Флориана…

Она боязливо покосилась на меня, точно ожидая удара.

– Все правильно, Кэт… я это знала.

Я не добавила, что Флориан отвечал ей тем же. Эти двое – полные противоположности – никак не могли друг другу понравиться: они жили на разных планетах, с разными ориентирами, разными принципами, даже разной космогонией. Единственной их точкой соприкосновения была я, и поскольку оба искренне любили меня, они шесть лет мужественно терпели друг друга. Флориана до такой степени раздражала буйная натура Катрин, что он даже выработал занятный прием – вычеркивал существование моей подруги из своего сознания. Катрин, разумеется, была не из тех, кто даст так запросто себя вычеркнуть. Поэтому совместные вечера нередко кончались тем, что она орала в лицо Флориану, а тот смотрел куда-то вдаль, где грубых и лишенных такта женщин не существует.

– Ты знала? – спросила Катрин. Свято веря в свой актерский талант, она всегда терялась, когда ее ловили на лжи или скрытности.

– Ну, так… Не надо быть доктором психологии, чтобы понять, что вы, мягко говоря, не вполне совместимы…

– Я не ненавидела его, не думай!

– Я знаю, знаю… – Я обняла ее за плечи, прижалась щекой к пухлому валику шевелюры. – Это был просто не твой человек, он действовал тебе на нервы, но ты очень старалась ладить с ним из дружеских чувств ко мне.

– Я была уверена, что ты ничего не замечаешь…

Она так расстроилась, что меня одолел смех.

– Ничего страшного… правда, ничего страшного. Главное – ты старалась.

– Короче, что он тебе вчера сказал, чертов немчура?

– Только не надо расистских выпадов, пожалуйста.

Я улыбнулась ей и приступила к рассказу о вчерашнем обеде. После того как я все поведала Максиму, дело шло легче – я даже подпустила немного юмора, изобразив, как плакала и как не в меру драматично покинула ресторан. Катрин слушала меня, смеясь и пронзительно взвизгивая в нужных местах (от ее «КАК?», когда я озвучила кличку и возраст чертовой хипстерши, подскочил старый пес, спокойно дожидавшийся хозяина у аптеки).

– Мне очень жаль, Жен, но это, черт его дери, полное дерьмо. Что это за свинское отношение?! Ты вовсе не хочешь, чтобы с тобой обращались, как с ребенком! Что за хрень?

– Ну…

– Что – ну?

– Ну, может быть, он где-то прав, Кат.

– Да брось ты! Тебе что, мозги промыли?

– Да нет, ты подумай! Подумай серьезно.

Она подумала, сдвинув брови, примерно треть секунды.

– Фигня, и только.

– Я не уверена… честно. Правда то, что меня это устраивало… где-то… на каком-то уровне… Не знаю.

– Эй, если ты у нас – дитя, то я тогда кто?

Мы уже пришли к магазину. Служитель, которому Катрин дала доллар, поздоровавшись: «Привет, Ги, как семья?», открыл перед нами дверь.

– А может быть, это Флориан ведет себя уж чересчур по-взрослому, тебе это не приходило в голову? – спросила она, когда мы рассматривали красные австралийские вина.

Я задумалась. Как ни странно, эта гипотеза показалась мне блестящей.

– Нет, не приходило… Но тебе не кажется, что это кое-что говорит о нас, если нам не нравятся взрослые, которые ведут себя по-взрослому?

Катрин наморщила нос:

– Плевать! Меня устраивает эта теория. Что возьмем?

– Понятия не имею. Надо было спросить Нико. С фруктовым послевкусием и крепкого? Ароматного и мягкого?

– Ароматного и крепкого, как я, – ответила Катрин, жестом обведя свои пышные формы.

Мы взяли, как всегда, две бутылки красного наобум и одну водки для проформы.

– Пока, Ги! – попрощалась Катрин, и мы вышли из магазина.

На улице было солнечно, дивный денек, предвесна, как говорил Ной.

– Думаю, что я начну искать квартиру, – сообщила я.

– Что? Это из-за того, что этот кретин тебе сказал?

– Да нет! Кэт, не могу же я жить у вас вечно.

– А мне нравится, что ты у нас… Ты уверена, что это не из-за…

– Нет! Мне просто нужно… Черт, вернись вы на три часа раньше, Ной нашел бы использованные презервативы в гостиной.