Зарецкий улыбнулся.

— А вот здесь, ты не права, Олеся, многие известные личности начинали именно так. Правда, в отличие от вас у них не было прямого эфира из этого самого перехода! Ценить надо, такой шанс выпадает не каждому!

Ребята снова переглянулись, теперь уже менее воинственно — возмущение пошло на спад.

— Но мы всё добросовестно отработали на камеру! — робко заметил восемнадцатилетний Кирилл Перваков.

— Вот именно, что отработали и только на камеру, а потом расслабились, хотя команды «отбой» не было!

— Но ведь съёмочная группа уехала! — неуверенно напомнил Руслан.

— Да, группа уехала, а камера осталась, причём скрытая, так что ваши недовольные гримасы были очень хорошо видны и мне и… зрителям. А какие выражения им пришлось услышать! Конечно, мат в шоу-бизнесе — часть профессионального сленга, но не в таком же количестве! Вот так шоу было, а какие жесты показывал Руслан, поминая меня «добрым» словом!

Зарецкий насмешливо посмотрел на притихших, смущённых ребят.

— Извините, я пошутил, — проворчал покрасневший как варёный рак Руслан, он смутился, но виноватым себя не чувствовал. — А вообще-то, это не честно! Операторы уехали, охранники отошли покурить, мы хотели хоть на минутку почувствовать себя нормальными людьми, в нормальной обстановке, а вы опять со своими камерами!

— Точно, так ведь и свихнуться недолго! — поддакнула Юлиана.

Леонид Егорович встал и принялся медленно расхаживать между притихшими конкурсантами.

— Ещё желающие высказаться имеются? Давайте, не стесняйтесь, у кого какие претензии?

Ребята молчали, подавленные информацией о скрытой камере. Что и говорить после отъезда съёмочной группы они вели себя, мягко говоря, не достойно вожделенного титула «любимец публики», да и в голосе продюсера прозвучала скрытая угроза.

— А теперь послушайте меня внимательно — я никого не заставлял подписывать контракт, даже не уговаривал! Вы сделали это сами, добровольно. Разве не так? Этот проект четвёртый по счёту. Вы смотрели прошлые передачи и знали, на что идёте, теперь отступать и жаловаться поздно! Если вы ещё помните, наше шоу называется «Рождение звезды» и это не просто удачное сочетание слов — оно отражает главную идею проекта. Вы все здесь люди совершеннолетние и знаете что такое роды. Для тех, кто не знает, поясню: роды — это долгая мучительная пытка болью и страхом, предшествующая рождению новой жизни.

— Бывает и кесарево сеченье, это когда богатенькие папы за большие деньги безболезненно раскручивают своих детей, — пошутил Ермолов, но запнулся под взглядом Леонида Егоровича.

— Бывают и выкидыши, это когда никакая раскрутка не помогает, — спокойно парировал продюсер. — Ребята, я прекрасно понимаю как вам сложно, но мы ведь с вами не в детском саду. Наверное, каждый из вас за прошедший месяц хоть раз да пожалел о том, что попал сюда. Верно? А теперь представьте, что бы вы делали, не пройдя отборочный конкурс? Наслаждались бы свободой, пили пиво, отрывались в клубах, на дискотеках и по-чёрному завидовали тем, кто попал на проект, разве не так?

Конкурсанты молча переглянулись — возразить было нечего.

— Молчание — знак согласия, — удовлетворённо кивнул Зарецкий и продолжил свой монолог: — каждый из вас ещё на кастинге уверял меня, что любит музыку, и жизни без неё не представляет! Что, начиная выступать, забывает обо всём на свете и просто получает удовольствие от процесса. С тех пор что-то изменилось?

— Не изменилось, — вздохнула Олеся Раневская, оглянувшись в поисках поддержки. — Но как можно получать от удовольствие от процесса в подобной обстановке?

Серые глаза мужчины насмешливо сверкнули:

— Если ты имеешь в виду вездесущие камеры и коварного продюсера, то от этого тебя никто не избавит и в будущем — издержки профессии, Олеся. Став знаменитостью, ты каждый шаг будешь делать на камеру, только всё больше на скрытую и, поверь, папарацци гораздо коварнее меня.

Раневская покраснела, а Зарецкий продолжил неторопливо раскладывать всё и всех по полочкам:

— Не вижу связи между обстановкой и удовольствием в вашем случае. Ладно, допустим, в доме и на концертах вас напрягает, то, что вы постоянно в центре внимания. Ну а в переходе, дорогие мои, когда не было ни камер, ни меня, ни режиссёра, что мешало вам расслабиться и просто делать то, что вы якобы любите? Вот, тебе, Олеся, что мешало?

Раневская снова покраснела, но теперь уже от досады.

— А для кого там петь? Для бомжей?

— Там и прохожие были, — робко вставила худенькая большеглазая Кира, — мне даже кто-то двести рублей дал.

Олеся презрительно фыркнула:

— Чтож, Тимохина, похоже, ты нашла себя. Будешь выступать в переходах. А что, двести рублей в день — завидный заработок!

— В отличие от многих из вас, Кира их действительно заработала!

Зарецкий ободряюще погладил по плечу приунывшую девушку.

— Ты молодец, вот это я и называю — любить своё дело! У Тани Антоновой тоже неплохо получилось забыть и о присутствии бомжей, и об отсутствии достойных подмостков. К Кириллу также претензий нет. Он, как впрочем, и всегда, весь в музыке и совсем неважно, где она звучит, верно, Перваков?

Парнишка расплылся в счастливой улыбке:

— Я просто представлял себя на «Евровидение -2010», так что меня в переходе не было!

Зарецкий невольно улыбнулся в ответ, от этих ребят исходила такая мощная энергетика юности, что грустить и сердиться было просто невозможно.

— Надеюсь, ты занял первое место? А вот Юлиана совсем не старалась.

— А какой смысл стараться, если голоса нет! Фанеру в переходе не подключишь?! — надменно съязвила Таня Антонова.

Юлиана покраснела и возмутилась:

— Неправда! У меня есть голос! Я не виновата, что мне дают песни, в которых не раскроешься! Ой! — она испуганно посмотрела на Зарецкого и осеклась.

Продюсер покосился на наручные часы — пора закругляться. Нужно ещё уладить некоторые формальности с предстоящими похоронами, родственники Заряны отказались этим заниматься, сославшись на отсутствие средств.

— Девушки, не ссорьтесь! Вы все у меня очень талантливые, иначе вас бы здесь просто не было. А сейчас вам пора на занятия и не забывайте, что в эту субботу экзамен!

— А что там будет, ну хоть намекните! — взмолилась Олеся.

Леонид Егорович отрицательно покачал головой и улыбнулся:

— Не волнуйтесь, уверен, вы со всем справитесь!

Ребята дружно и разочарованно вздохнули.

— Леонид Егорович, а завтра, как всегда, Юрьев день? — на всякий случай уточнила Кира.

— Что? — Продюсер растеряно посмотрел на ребят. — Ах да, Юрьев день, я совсем забыл про него, даже не знаю, как теперь быть?

— А в чём проблема? — не поняла Олеся. — Вы же сами говорили — это одна из главных традиций конкурса, он будет?

«Проблема в том, что какая-то мразь убила Заряну, а значит, вы все в опасности и отпускать вас разгуливать по Москве без должной охраны, пусть и на несколько часов — непростительное безумие!» — подумал Зарецкий. Но нарушить любимую традицию конкурсантов значило обмануть ожидание публики, а это грозило падением рейтингов. Что же делать?

Мужчина долго молчал, прислушиваясь к мучительной внутренней борьбе, наконец, с тяжёлым вздохом сказал:

— Будет вам Юрьев день! Конечно, будет. Традиции нарушать нельзя.


Арбенин остановился возле пиццерии и вскоре вернулся с большой плоской коробкой вкусно пахнущей сыром и грибами.

— Держи, это твоё, — он сунул коробку удивлённой помощнице и сел за руль.

— Спасибо, я не голодна! — она решительно отложила угощение в сторону.

— Я тебя кормить не собираюсь, пицца нужна для дела.

— Слава богу, а то я подумала, что вы мне вот этим зарплату выдавать будете.

— А что — неплохая идея! Могу ещё одеждой расплатиться, держи, — Май достал из сумки, лежащей на заднем сиденье жёлто-зеленый костюм разносчика пиццы. — Вот, теперь полный комплект! Одевайся!

— Зачем?! Очередное маски-шоу?

— Не маски-шоу, а ещё один урок актёрского мастерства. Понимаешь, детектив он ведь, не священнослужитель: сознательные граждане, как правило, не спешат нам исповедаться, покаяться во всех грехах и показать где находятся изобличающие их улики. Поэтому мне и нужна твоя помощь, пока ты отвлекаешь клиента, я нахожу эти самые улики. Понятно?

— Не совсем, как можно отвлечь вот этим? — Ангелина недовольно покосилась на костюм и пиццу.

— Сейчас объясню. Я пойду, побеседую с Бодровым, а ты переодеваешься и ждёшь в машине. Если вдруг мне понадобится на пару секунд отделаться от хозяина, чтобы без проблем осмотреть его берлогу — я набираю твой номер и сразу сбрасываю. Получив сигнал, ты звонишь в пятнадцатую квартиру и не меньше пяти минут доказываешь нашему маньяку-неудачнику, что он заказывал пиццу. Справишься?

Ангелина поёжилась, представив себе эту ситуацию: целых пять минут в обществе ненормального, возможно буйного психа. Арбенин догадался, о чём она думает.

— Не волнуйся, это же многоквартирный дом — общественное место, да и я буду рядом, если что — кричи.

— А если не успею? — проворчала девушка. — К тому же, не уверена, что ради моего спасения вы забудете о своих уликах!

Май усмехнулся, девчонка абсолютно правильно расставила приоритеты: улики у него действительно были бы на первом месте.

— А ты, оказывается, трусиха, Скворцова!

— Я не трусиха, просто в этой жизни у меня остались кое-какие планы, а с перерезанным горлом их осуществить не удастся!

— На этот счёт не переживай, горло его не интересует, он спец по пальцам и ушам, — пошутил Арбенин, радуясь, что, несмотря на полуденный час и сумасшедшее движение их пока не засосало в пробку.

Девушка шутку не оценила.

— Не смешно! Я вам не Настя Каменская, чтобы получать удовольствие от тесного общения с миром криминала!

— И правильно, получать удовольствие нужно от другого, а это просто рабочий момент. Кстати, не ты ли сегодня утром торжественно обещала мне во всём помогать?

Ангелина вспомнила о Заряне и немного успокоилась, утешившись мыслью, что её, в любом случае неизбежные страдания, хотя бы не напрасны. Арбенин прав: тот, кто толкнул жизнерадостную, талантливую девушку на такое, обязательно должен понести наказание. Она глубоко вздохнула и подняла жёлто-зелёный свёрток с сидения.

— Хорошо, я от своих слов не отказываюсь, только переоденусь, когда вы уйдёте.

Арбенин окинул её насмешливым взглядом.

— Боишься, что подсматривать буду? Расслабься, меня не привлекают истощённые диетами костлявые девицы!

Ангелина, задетая очередной незаслуженной критикой своей фигуры, которой лично она была вполне довольна, смерила нахала уничтожающим взглядом и обиженно заявила:

— Никакая я не костлявая!

— Докажи! — Арбенин коварно улыбнулся, одарив девушку откровенно раздевающим взглядом. — Подобное заявление из твоих уст звучит как приглашение всё же поприсутсвовать при переодевании.

Скворцова вспыхнула, пожалев, об отпущенной реплике и своей несдержанности.

— Перебьётесь! — огрызнулась она и отвернулась к окну, всем своим видом давая понять, что тема закрыта.

Май восхищённо присвистнул:

— Ну, надо же, есть ещё женщины в русских селеньях! Признаться, я был уверен, что девицы, способные краснеть сильнее светофора при упоминании некоторых частей тела, отношения полов и процессов раздевания-одевания, вымерли вместе с динозаврами! Скворцова, а что же ты с таким безусловным рефлексом в шоу-бизнесе делать собираешься? Ты песни современные слышала: «ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже!» Как ты это петь будешь? В противогазе?

— Не ваше дело! — рассердилась помощница, пылающая теперь уже от негодования. — Сколько можно болтать глупости, вы сегодня работать вообще не собираетесь?! Скорее бы уже приехать к этому маньяку, я лучше с ним буду общаться, чем выслушивать ваши плоские шуточки!

— Ну, какая фигура такие и шутки, — безжалостно сострил Май, невольно залюбовавшись раскрасневшейся в порыве праведного гнева Ангелиной. — Ладно, ладно, успокойся! Признаю — с чувством юмора у меня напряжёнка.

— С чувством меры тоже! — синие глаза сердито сверкнули. Мужчина усмехнулся:

— Просто раньше мне не приходилось иметь дело со сверхчувствительными, закомплексованными и зазнавшимися принцессами! Приехали! Пойду, пообщаюсь с Бодровым, а ты переодевайся и жди звонка, мой номер заканчивается на три шестёрки — не ошибёшься.