— Вообще-то он любимую девушку потерял, — осторожно напомнил Холмс.

— А я — родную сестру! — безапелляционно парировала Света. Детектив не стал спорить.

— И когда он к вам приходил?

— Да вчера, прямо с утра припёрся, кричал: «Отдавай вещи или хуже будет!» Потом тоже денег предлагал, но я девушка гордая, — игриво хихикнула Света, — обиделась и послала его подальше. Жень, ну чего стоишь, тащи шмотки — продано!

Оказавшись в салоне Бентли, Антон облегчённо вздохнул и принялся тщательно осматривать выкупленные вещи Зои: платье, кардиган, туфли и сумочку. Золотую цепочку, браслет и дорогое нижнее бельё сёстры решительно оставили себе, но он на них и не претендовал.

Искать долго не пришлось: в одном из внутренних карманов сумочки лежал листок, переданный ей Бодровым, тот самый — с электронным адресом заказчика анонимок.


— Абонент временно недоступен, попробуйте перезвонить позже, — с механической вежливостью повторил приятный женский голос, и Май сердито выругался.

Где её носит, эту Скворцову?! Мало того, что не появилась вовремя, так ещё и телефон отключила. Вот и отпускай её на обед! Посмотрев на часы, Арбенин вздохнул, испытав сильнейшее желание устроить девчонке профилактическую головомойку, но время действительно поджимало и к приятелю Шинского, якобы имеющему доступ к рицину, мужчина поехал один.

Поездка отняла всего пятнадцать минут, но побеседовать с Голицыным не пришлось. Его просто не было дома. Такой вполне логичный вывод Май сделал, наблюдая за тем, как в дверь нужной квартиры звонила, стучала и просто молотила кулаками невысокая молодая женщина. Она проявила завидную настойчивость, мучая дверь и звонок на протяжении десяти минут. Несколько раз даже пыталась стучать ногами — ответа всё равно не последовало. Тогда, резко развернувшись, женщина стремительно помчалась вниз по лестнице, проигнорировав вовремя освободившийся лифт. Она неслась со скоростью штормового ветра, лицо скрывали тёмные очки и разметавшиеся чёрные волосы, но Арбенину хватило и двух секунд, чтобы узнать в рассерженной незнакомке Нину Костенко — маникюршу из салона «Орхидея VIP».


— Я тебе уже всё объяснила, сколько раз можно повторять?! Всё хватит, дома поговорим! — Ирма сочно выругалась и в сердцах швырнула телефон в чёрное кожаное кресло. Аппарат удачно приземлился и тут же зазвонил снова.

— Достал! Разобью к чёртовой матери! — женщина метнулась к креслу, но Зарецкий перехватил её и, мягко обняв за плечи, заставил сесть.

— Расслабься, у нас через час прямой эфир, а ты такая взвинченная!

— А чего он названивает без конца — сил уже нет гавкаться! Вот опять, ну сделай что-нибудь!

— С телефоном или с твоим юным возлюбленным? — насмешливо уточнил Леонид Егорович. — Это ведь он звонит?

— Да, это Мартин. Хочет, чтобы я уговорила тебя позволить ему участвовать в экзаменационном концерте, — устало призналась певица.

Зарецкий, нахмурившись, отключил телефон:

— А больше он ничего не хочет? Ириш, я тебя не узнаю! Ты же всегда из мужиков верёвки вила, крутила ими, как хотела, а теперь позволяешь какому-то сопляку выставлять себя на посмешище. Он ведь натуральный Жигало, а ты…

— А я богатая стерва, которой далеко за сорок, — горько усмехнулась женщина, — вот и все заслуги! Даже петь больше не могу, за что же меня любить, если не за деньги и связи?!

Зарецкий продолжал хмуриться, ему не нравилось её состояние.

— Брось его, добром это не кончится!

Женщина отрицательно покачала головой.

— Ты преувеличиваешь. Конечно, он меня нервирует, но всё не так плохо. Мальчика можно понять — он мечтал о сцене, а оказался в моей постели.

— Можно подумать, ты его туда силой тащила, а он упирался! Ладно, я понял — любовь зла полюбишь и козла! До чего же вам женщинам мало нужно: смазливая внешность, прямые извилины, максимум неуважения, ах да, забыл добавить — готовность трахаться в любой момент. Надеюсь, он хоть с этим справляется?!

— Вполне, — женщина посмотрела на него из-под опущенных ресниц и игриво улыбнулась, изображая кокетство, — Лёня, да ты ревнуешь?!

— Нет, я злюсь, — уже спокойнее объяснил Зарецкий. — Противно смотреть, как ты превращаешься в обычную глупую бабу! От тебя прежней уже мало что осталось!

Лицо Ирмы перекосилось от боли. Она вскочила, пылая от гнева, и закричала:

— Ошибаешься, дорогой! Обычной бабой мне не стать никогда! А знаешь почему? Потому что у обычных баб бывают дети, а у меня, их быть не может, кстати, благодаря тебе! Помнишь, как мы снимали тот чёртов клип на песню «Русалка»?! Три часа в холодной воде и всё — прощайте детки!

— Ты прекрасно знаешь, в каких условиях мы тогда работали! Сроки не просто поджимали — душили, ждать бархатного сезона, извини, не было возможности! И на что идёшь, ты тоже знала, не нужно сейчас перекладывать всю ответственность на меня! До тех съёмок у тебя уже было несколько абортов, что-то тогда ты о детях не очень переживала! Кстати, именно благодаря тому клипу ты и стала звездой! — холодно напомнил продюсер.

— Разумеется, ты как всегда прав и как всегда не причём, — насмешливо констатировала Ирма, снова опускаясь в кресло.

Она почти успокоилась, только в зелёных глазах блестели невыплаканные слёзы.

— Да, я думала только о карьере, но тогда у меня была сцена, а сейчас — ничего!

Ирма порывисто встала и подошла к шкафу, испытывая непреодолимое желание принять хоть немного алкоголя. Именно принять, ведь в последнее время это было единственное средство, которое помогало хоть немного снять напряжение. Зарецкий понял всё без слов и в ту же секунду оказался рядом, перекрывая доступ к спиртному.

— Не смей пить, сколько можно повторять?! Сцена от тебя никуда не денется, — Зарецкий понизил голос, — я ведь уже говорил, осталось утрясти некоторые моменты, и будем готовиться к твоему триумфальному возвращению!

— Какому возвращению? — горько усмехнулась женщина. — С чем я буду возвращаться? Для публики Ирма — прежде всего голос, фантастический голос, а его то, как раз и нет! Всем известно, что после той аварии как певица я погибла!

— Не ты, а голос, но в наше время возможно всё. Полежишь в клинике, подлечишь связки и…

Ирма снова вскочила, пылая от ярости:

— Какая к чёрту клиника, ты издеваешься?!

— Тихо, тихо, — Зарецкий с лукавой улыбкой приложил палец к губам, — в Швейцарии есть очень хорошая клиника, в которой тебе вернут голос, после лечения он станет даже лучше. Именно эту трогательную историю мы и будем рассказывать журналистам. Так сказать — официальная версия.

— А неофициальная какая? — тихо спросила Ирма, внезапно охрипшим голосом, она всё ёщё боялась открывать сердце надежде. Уж слишком больно её потом терять.

— Та же, что и раньше, кажется, я нашёл подходящий вариант.

— Кажется?

— Уверен. То, что надо, но тебе придётся здорово поработать над собой: завязать с выпивкой, с истериками и с этим своим Мартином.

— Но…

— Когда ты вернёшься на сцену, твои поклонники его присутствию не обрадуются. О, Холмс звонит, уже подъехал, наверное. Ладно, о нашем деле поговорим потом, а сейчас речь пойдёт о делах уголовных.

Ирма молча кинула, она по-прежнему держалась отстранённо, не позволяя себе радоваться раньше времени. Сколько раз так бывало: ждёшь, надеешься, живёшь этим ожиданием, а потом раз — и всё срывается. Уж лучше не ждать, а радоваться она будет потом, когда всё действительно получится, если получится…


— Вот, собственно и всё, что нам пока известно, — закончил отчитываться Антон, подробно пересказав имеющуюся информацию Зарецкому.

Продюсер задумчиво пожал плечами:

— Какая-то непонятная история с этими анонимками, значит, их писал не Бодров?

— Писал Бодров, но не по своей инициативе. Заказчика мы ещё не вычислили. А Заряна не говорила вам об этих письмах?

— Она нет. Что-то говорил Игорь и даже показывал пару записок, но ничего опасного я в них не заметил. Очередной бред экзальтированного, возможно неадекватного поклонника. Вы поговорите с любым известным человеком: фактически каждый хоть раз в жизни получал нечто подобное, правда, Ирма? Это не фатально.

Женщина, настоявшая на своём присутствии во время этой беседы, передёрнулась от неприятных воспоминаний и, не спрашивая разрешения, закурила свой любимый «Житан».

— Не фатально, но ужасно неприятно и вполне может довести до нервного срыва.

— А до самоубийства, стало быть, нет?

— Что, простите?

— Видите ли, в отличие от вас, Леонид Егорович, Игорь Шинский уверен, что его невеста свела счёты с жизнью сама, — объяснил Холмс, внимательно наблюдая за реакцией Зарецкого. Тот ничуть не удивился, только пренебрежительно пожал плечами:

— Бред, причём пьяный! Я же просил его хоть сегодня не пить! Опять с утра набрался!

— По словам моего помощника, он был вполне трезв.

— Тогда не знаю, что и сказать. Значит, Игорь считает, что она отравилась из-за этих записок? Ещё раз — бред!

— Не забывайте о посылках — зрелище не для слабонервных!

— Об этом я действительно не знал, — нахмурился продюсер, — Зоя мне ничего не рассказывала.

— А что бы это изменило? — нервно затянувшись, скептически спросила Ирма. — Что бы ты сделал, Лёня? Сказал бы ей, как мне когда-то: — «Не обращай внимания, детка, это и есть слава!»

— Милая, не сравнивай, ты получала всего лишь пошлые стишки, а здесь дело серьёзнее, я бы принял меры!

Ирма нервно расхохоталась в ответ:

— Конечно! Ты бы принял меры: позволил бы смаковать эту историю на каждом углу, в каждой пошлой газетёнке, как в случае со мной! А то, что я в результате чуть в психушке не оказалась — этот так, ерунда, издержки профессии, как ты любишь повторять!

— Ирма, тебе стоит принять успокоительное, — спокойно сказал Зарецкий, — пойдём, отведу тебя к Марине, у неё всё есть.

— Никуда я не пойду, — певица решительно подошла к шкафу, достала бутылку «Hennessey» и обыкновенный граненый стакан. — Джентльмены, давайте помянём Заряну и других безвременно погасших звёзд шоу-бизнеса, меня, например! Не хотите, ну тогда я сама!

Она не спеша, наполнила стакан и сделала несколько больших глотков.

— Ирма, хватит! У нас скоро эфир! — Леонид Егорович решительно отобрал у неё бутылку.

— Я, пожалуй, пойду, другой информации всё равно пока нет. — Антон поднялся. Он слишком уважал этих людей, чтобы позволить себе стать свидетелем намечающейся некрасивой сцены. — Вот отчёт, здесь всё изложено более подробно.

Холмс протянул бумаги Зарецкому, но их ловко перехватила Ирма.

— Не возражаете? Почитаю перед сном вместо детектива!

Она перевернула страницу и вдруг, резко побледнев, задрожала всем телом, словно смертельно раненое животное.

— Ириша, что с тобой?! — Зарецкий едва успел подхватить, готовую упасть женщину. — Тебе плохо?

Певица посмотрела на него взглядом затравленного зверя, молча протянула отчёт и снова наполнила стакан.

— Узнаёшь? Похоже, теперь у меня появился вполне уважительный повод выпить, — сказала она хриплым голосом.

Зарецкий, нахмурившись, прочитал знакомые строки и, наконец, вспомнил то, что так настойчиво скрывала память в далёких глубинах подсознания.

— А почему вы вот об этом ничего не сказали?! — он бросил на Холмса недовольный взгляд. — О каком-то ненормальном все уши прожужжали, а о самом главном даже не упомянули!

— Простите, не понял, о чём же таком важном я не сказал? — искренне удивился детектив. Он подошёл к продюсеру и ничего не понимая, заглянул в свои бумаги. — Что вы имеете в виду?

— Вот это! Хорошо хоть в отчёте указали, — Зарецкий сердито ткнул пальцем в бумагу. — Почему не сказали, что Зоя получала такие эсэмэски!

— Я тусклая тень твоей яркой звезды!

Я тень, не имевшая прав на мечты,

Я просто восставшая тень красоты,

Но тенью сегодня навек станешь — ты! — удивлённо прочитал Антон.

— Хватит! Замолчите! — Ирма в отчаянии зажала уши руками, её била крупная дрожь. — Никогда больше не повторяйте этого! Никогда!

— Я ничего не понимаю, что с ней? — тихо спросил Холмс у Зарецкого.

— Продолжение старого кошмара, — так же тихо ответил Леонид Егорович. — Несколько лет назад Ирме приходили такие же эсэмэски, письма и открытки. Всё это длилось почти полгода, но отправителя так и не нашли…