— Надеюсь, тема закрыта.

— Думаю, да, — вполне искренне заверил Май.

Показания свидетеля слишком размытые: что сыпала Лера и в чей бокал — он не знает. Найти тот самый бокал и проверить на состав и отпечатки не реально, проще говоря, даже если это было отравление — доказательств нет. Если, конечно, Лера не признается, а она всё что хотела уже сказала.

— Вы извините, если это всё — мне нужно бежать на репетицию, я сейчас в «Чикаго» выступаю по вечерам, — заторопилась Лера.

— В баре?

— Пока в баре, — с вызовом поправила девушка, — но вы обо мне ещё услышите, обещаю!

— Охотно верю! — Май бросил выразительный взгляд на грудь пятого размера: — насколько мне известно, продюсерских центров в Москве море и на Зарецком свет клином не сошёлся. Не знаю, как вы поёте, но с вашей внешностью, по-моему, это вообще необязательно.

Девушка удовлетворённо улыбнулась, она давно привыкла к мужскому вниманию, и подобные комплименты принимала как должное.

— Спасибо, я тоже так думаю! Только не всё так просто: права на записи моих альбомов, организации моих концертов, короче — на меня принадлежат компании Зарецкого, и если кто-то другой захочет со мной работать — ему придётся эти права выкупать за очень круглую сумму! Естественно, желающих найти не просто, но я обязательно найду, а Зарецкий ещё будет локти кусать и умолять меня вернуться!

— От души желаю удачи! — улыбнулся Май, мысленно вычеркнув Леру из списка подозреваемых. Она слишком зациклена на мечтах о будущем, чтобы рисковать им ради прошлых обид.


Антон решил, что общаться с Костенко напрямую не стоит — это всё равно ничего не даст, Арбенин уже достаточно её напугал, и в разговоре женщина будет предельно осторожна, если вообще пойдёт на контакт. Он предпочёл проследить за ней и дальше действовать в зависимости от полученных или не полученных результатов. Но, просидев в машине перед салоном больше часа, детектив начал сомневаться в целесообразности своего занятия. Костенко трудилась как майская пчёлка и, хотя её смена закончилась полчаса назад, рабочее место покидать явно не собиралась.

Она появилась, когда Антон уже совсем потерял терпение. Стремительно вышла из салона, разговаривая с кем-то по телефону, и скрылась в своей машине. Антон, облегчённо вздохнув, аккуратно пристроился сзади, предусмотрительно пропустив вперёд пару авто, чтобы дама ничего не заподозрила. Ехать пришлось не долго, уже на следующем повороте, к ней присоединилась спутница — высокая блондинка в шляпе с широкими полями и солнечных очках. Она показалась Антону знакомой и он, недолго думая, продолжил следить теперь уже за двумя странными дамами.


Ангелина тоскливо осмотрела гору грязной посуды в раковине Арбенина и толстый слой пыли на мебели и подоконниках, прикидывая, сколько времени ей понадобится, на то, чтобы навести здесь порядок. Получалось перед Золушкой в день бала стояла задача попроще. Она оглянулась на часы — скоро похороны Заряны, а может бросить всё и поехать на кладбище! Ещё можно успеть, вот только стоит ли? Там, наверняка, будет Зарецкий, а встречаться с человеком, который однажды сказал, что не видит её ни в своём проекте, ни на современной сцене вообще, девушке не хотелось. Да и смотреть, как тело Заряны засыпают землёй, тоже не тянуло, значит, придётся поработать!

С гардеробом она провозилась недолго: вещи были почти новыми и особого ремонта не требовали, а вот уборка грозила затянуться на пару дней. Видимо, этим здесь не занимались несколько месяцев. Да и сама квартира выглядела заброшенной и нежилой, как будто ко многим вещам в ней не прикасались много лет. Видно Май тут не часто появлялся.

Девушку удивил рояль, покрытый толстым слоем пыли и книжный шкаф, набитый сочинениями отечественных и зарубежных классиков. Как ни старалась, она не смогла представить Арбенина ни за чтением, ни за игрой. Возможно, этим здесь занимался кто-то другой. Осмотревшись, Ангелина заметила на стене портрет сурового пожилого мужчины в форме капитана милиции, похоже, он был единственным предметом, с которого время от времени стирали пыль.

Более-менее обжитой казалась лишь спальня, но плохо заправленная смятая постель, плюс разбросанные по всей комнате газеты и мужские носки (к счастью, чистые) атмосферы уюта не создавали, что, судя по всему, нисколько не беспокоило владельца квартиры.

— Как можно жить в таких антисанитарных условиях? — проворчала девушка. Она провела пальцем по экрану телевизора — палец мгновенно почернел. — Ну и берлога! Впрочем, прошу прощения у медведей, в берлоге чище!

Ангелина обречённо вздохнула и, вернувшись на кухню, открыла горячую воду. Какой смысл ворчать и сокрушаться — грязной посуды от этого меньше не станет.


— Значит, опять пальцем в небо! — сердился Холмс, выслушав рассказ помощника. — А может, ты был недостаточно убедителен? Нужно было сильнее надавить!

Арбенин устало откинулся в кресле и закрыл глаза.

— У меня нет таких полномочий: Максимова — не подследственная, а я — не дознаватель!

— Ты — мой помощник и результаты твоей работы должны соответствовать уровню моего агентства, а я этого что-то не наблюдаю! — продолжал наседать Холмс. — Зарецкий считает, что мы тут только своё время и его деньги зря тратим. Похоже, он прав!

— Да не она это, — устало отмахнулся Май. — Девчонка спит и видит себя королевой сцены, смерть Зои ей ничего бы не дала.

— Кроме удовлетворения, она наверняка, ей завидовала!

— Завидовала. Она этого и не отрицает, но рисковать своим будущим ради мести — не тот случай!

— Ты так хорошо разбираешься в женщинах? — недовольно огрызнулся Антон.

— Теперь да, — кивнул его помощник с неизменной усмешкой. — Эх, если бы я разбирался в них так же хорошо лет десять назад! Пардон, отвлёкся. Максимову я бы в расчёт не брал, а вот у Маши Голубевой и её родственников гораздо больше оснований ненавидеть Заряну. Вы встречались с Костенко?

Антон отмахнулся, чувствуя, как в нём поднимается волна раздражения.

— Нет, зато видел, с кем встречалась она! Ты знаешь, не в моих правилах плохо говорить о женщинах, но эта чёртова баба… она меня провела, как какого-то дилетанта! Такого в моей практике ещё не было!

Арбенин, по-прежнему распластавшись в кресле, с ленивым интересом наблюдал за начальником. Ему действительно до сих пор не приходилось слышать из уст последнего оскорблений в адрес слабого пола.

— И с кем она встречалась?

— Костенко? Угадай с трёх раз: с Ларисой Игоревной Мироновой, помнишь такую?

— Э… ещё бы — жена последнего клиента, за которой я почти две недели в эту гребанную «Орхидею» таскался! И зачем они пересеклись — мужика не поделили?

— Если бы! О нём они даже не вспоминали!

— Не понял!

— Чего ты не понял? Встречаются они, ясно тебе?! — выдал Холмс, краснея от гнева. — Сначала в кафе сидели, болтали, потом поехали прямиком на квартиру к этой Костенко и два часа там кувыркались!

— Это вы с помощью дедуктивного метода установили, мистер Холмс? — ехидно уточнил Арбенин.

Антон одарил его свирепым взглядом:

— Нет, Ватсон, с помощью жучка! Проходя мимо их столика, я незаметно пристроил его к сумке Костенко, а когда они уединились, такого наслушался — «Плейбой» отдыхает!

Арбенин, не удержавшись, затрясся от беззвучного смеха, чем ещё больше разозлил начальника.

— Тебе смешно, да?! А, между прочим, это ты во всём виноват! Чем ты две недели занимался, почему сразу их не вычислил?! Ты хоть понимаешь — я клиента обманул, заверив, что жена ему не изменяет!

— Почему же обманул, он ведь наличием соперника интересовался, а о сопернице речи не шло! — Арбенин с трудом сдержал очередной приступ веселья. — Ладно, виноват! Я как-то упустил из вида возможность однополой любви, вот и не проверил, чем она в маникюрном кабинете занималась.

— Ты ничего не должен упускать из вида! За что я тебе плачу?!

— Понял, исправлюсь. А наши дамы пока… э… кувыркались, ничего интересного не сказали, в смысле по делу?

Антон закатил глаза:

— Какое там по делу! Они вообще не разговаривали, одни охи да вздохи — я чуть не оглох! Правда, мне, представившись журналистом, удалось поговорить с её соседкой — очаровательной, милой, а главное болтливой бабулей. Она обеих сестёр с детства знает: отец у них спился, а мать погибла несколько лет назад и Нина младшей девочке обеих родителей заменила. В общем там любовь и полное взаимопонимание царили, а когда с Машей эта беда случилась (она после передозировки в клинике оказалась), старшая сестра была вне себя от горя и на каждом углу кричала, что отомстит за неё.

— Кому?

— А вот это выяснишь сам. Костенко у нас на данный момент главная подозреваемая, поэтому продолжишь за ней следить. И смотри мне, Ватсон, ещё раз что-нибудь упустишь — станешь Лейстредом, а в ментовке сам знаешь, какая зарплата.

Май знал это слишком хорошо, поэтому возражать не стал и молча вышел из кабинета.


— Привет, Золушка, как тебе работается? — поприветствовал Арбенин помощницу, придирчиво оглядевшись по сторонам.

Особых изменений в лучшую сторону он пока не заметил, разве что пыли меньше стало.

— Ошибаетесь, Золушка по сравнению со мной — белоручка! — сердито заявила девушка. — У неё работы поменьше было. Как вы умудрились превратить квартиру в комнату страха?! Здесь ведь жить невозможно!

— А я и не живу — так, ночую иногда. Ну и как трудовые успехи? Что-то я особых сдвигов не вижу!

Ангелина вспыхнула от обиды. Она уже успела испортить вчерашний маникюр и испачкать одежду.

— Я пыль везде вытерла и паутину смела! Евроремонт сделать, извините, не успела!

— А здесь, почему грязно? — Арбенин подвёл девушку к большому громоздкому комоду. — Нужно было отодвинуть и убрать.

— Ещё чего! Не буду я ничего двигать!

— Это почему? — насмешливо поинтересовался Май.

Он вообще-то не рассчитывал на генеральную уборку квартиры, просто хотел преподать мисс зазнайке урок, ну и подразнить лишний раз — уж очень ему нравилось наблюдать за её реакцией. В чёрно-белой, расписанной по минутам жизни помощника детектива не было места беззаботному беспечному веселью, но эта девчонка забавляла его, как может забавлять говорящий попугай или диковинная зверюшка.

— Я не собираюсь двигать тяжести!

— Почему? — настаивал Май.

— Потому что я — девушка! — с достоинством объяснила Ангелина, не понимая, почему помощник Холмса вдруг затрясся от смеха.

— Ого! Это веская причина! Нет, бывает же такое: москвичка в двадцать лет и девушка! Скворцова, тебя в книгу рекордов занести надо!

— Не цепляйтесь к словам! Я не в этом смысле! — Ангелина залилась горячим помидорным румянцем, мечтая придушить нахала.

К сожалению, силы были не равны, да и верёвки поблизости не наблюдалось.

— Жаль! Значит, если в этом смысле — не девушка? — продолжал веселиться Май и дочь генерала Романова, никогда не отличавшаяся безграничным терпением, не выдержав, запустила в наглеца только что вымытой тарелкой, которая попала прямо в цель.

Май, охнув, схватился за голову и, кинувшись к девушке, рывком прижал её к стене:

— С ума сошла! Вот бешеная, у тебя же выраженная склонность к насилию — ты опасна для общества!

— Это вы опасны! — в тон ему возразила Ангелина, с вызовом глядя на обидчика. — Кто вам дал право меня оскорблять?! Что я вам сделала?! Почему вы постоянно надо мной издеваетесь!

Май, не ожидавший подобного натиска, слегка растерялся:

— Да кто тебя оскорблял?! Тоже мне принцесса на горошине — слова сказать нельзя! Я же просто пошутил, а ты сразу врукопашную!

— Меня достали ваши грязные пошлые шутки! Да, я согласилась работать с вами, но только работать, а не выслушивать бесконечные издёвки! Я, между прочим, живой человек, если вы не заметили!

За жарким блеском праведного гнева в больших глазах девчонки таилось неподдельное отчаяние, и Май сдержался, почувствовав лёгкий, но вполне ощутимый, пинок совести, которая проснулась, пожалуй, впервые за несколько лет.

— Ладно, остынь, а то закипишь! — Арбенин отпустил Ангелину, и, устало, прислонившись к стене, терпеливо объяснил: — Тебе пора научиться смотреть на жизнь не через призму своих иллюзий, потому что реальность от них несколько отличается. Я понимаю, ты выросла в теплично-оранжерейных условиях тётушкиной заботы и все двадцать лет вращалась в очень узком кругу избранных и одобренных ею же особ. Ты даже работала исключительно дома, давая уроки музыки опять же под чутким присмотром тёти. А теперь вдруг сразу попала в большую взрослую жизнь, где всё не так как дома и в романах. Не все мужчины здесь похожи на благородных рыцарей, а красавицы — на прекрасных фей. Но, поверь, я веду себя вполне прилично. Другой на моём месте, возможно, не ограничился бы одними шутками и перёшел к более решительным действиям.