Вера и Марина Воробей - Фальшивая нота

В трубке звенел возбужденный и какой-то удивительно помолодевший голос мамы:

– Люсь! Привет! Поздравляю, это было просто здорово! Твой Женька такого шуму у нас в редакции наделал! Только о нем все и говорят: открытие года, новая рок-звезда… Кстати, он сейчас у нас? – И, не дожидаясь ответа, Елена Юрьевна затараторила снова: – Передай ему мои поздравления! Ты тоже, кстати, была сегодня на высоте. Эй, ты чего там притихла? – заподозрив неладное, спросила мама.

– Все в порядке. Я просто устала. Ты скоро придешь? – спросила Люся и настороженно прислушалась: в трубке раздавалась приглушенная музыка и явно различались какие-то голоса. – Ты где, вообще, находишься?

– Дочь, я в ночном клубе, – гордо сообщила Елена Юрьевна.

– Чего ты там забыла? Я тебя жду, ужин приготовила…

– Ладно, не возмущайся. Отдай мою порцию Женьке. У меня здесь свидание, – заговорщическим голосом сообщила мама, и Люся поняла, что она прикрывает рукой трубку.

– Что? – опешила Черепашка. С удивлением она почувствовала, как в душе поднимается жгучая обида, даже комок к горлу подкатил: ей сейчас так одиноко и плохо, а мама там развлекается неизвестно с кем! И еще Черепашка поняла, что злится. И даже не на маму, а на этого самого «неизвестно кого». Все было так неожиданно и невероятно, что Черепашка стояла, слушая, как громко пульсирует в ушах кровь, не в силах произнести ни слова.

– Ну, я тебе все расскажу, когда вернусь, – заверила Елена Юрьевна. – Э-э-эй! Алло! Где ты там?

– Я здесь, – ответила, справившись с волнением, Черепашка.

– Обиделась, что ли? – удивилась мама.

– Еще чего! Развлекайся на здоровье… Только, когда вернешься… А ты, вообще, собираешься сегодня возвращаться? – спросила она так, будто бы это Лелик была ее дочерью, а не наоборот.

– Ну конечно… – окончательно опешила Елена Юрьевна. – Только…

– Так вот, – не дослушала Люся. – Постарайся не шуметь и не буди меня, пожалуйста. У меня завтра тяжелый день, – ледяным голосом попросила она, хотя ни на съемку, ни в школу ей завтра идти не надо было. В это воскресенье они с Женей собирались отправиться в Крылатское – кататься на санках. Но какие уж теперь могут быть санки после того, что произошло?

– Конечно, – отозвалась после паузы Елена Юрьевна. – Люсь, а почему ты разговариваешь со мной таким странным голосом? У тебя там ничего не случилось?

– Ничего у меня не случилось. Все. Я устала и ложусь спать. – Черепашке показалось, что мама хочет сказать что-то еще, но в следующий миг ее пальцы нажали отбой.

В эту ночь Люсе так и не удалось уснуть. Она слышала, как тихонько хлопнула входная дверь, и, поднеся будильник к окну, увидела, что стрелки показывают без пяти два.

«Интересно, на чем она добиралась? – подумала Черепашка так, словно речь шла не о ее родной маме, а о каком-то совершенно постороннем человеке. Она вскочила, на носочках приблизилась к двери, прислушалась. Больше всего Люся боялась, что Лелик приведет «этого хмыря» с собой. Но, похоже, ее опасения оказались напрасными. Мама вернулась домой одна. Люся слышала, как тихонько скрипнула дверь ванной комнаты, зашумела в кране вода. Вздохнув с облегчением, Черепашка вернулась на свой диванчик. – Жених-то, наверное, богатенький Буратино, если может себе позволить ночное такси!» – со злостью подумала Люся, залезая под плед. Вместо того чтобы как-то переключиться, заставить себя подумать на другую тему, Черепашка с того самого момента, как положила трубку, только тем и занималась, что распаляла, накручивала себя, рисуя в воображении картины, одна страшнее другой. Она представляла, как этот «неизвестно кто», он же «хмырь болотный» – самоуверенный и хамоватый – поселится в их квартире, начнет у них в доме устанавливать свои порядки, выгонит Люсю из ее комнаты и сам в ней поселится. В ее воображении этот человек был толстым, с черной бородой и усами и говорил почему-то писклявым, противным голосом. Больше всего он походил на Карабаса Барабаса из старого фильма про Буратино. Только у того голос, кажется, был низким, страшным и грубым. В этих болезненных фантазиях мама виделась Люсе растерянной, беспомощной и жалкой. Со слезами на глазах она умоляла Черепашку простить ее, шептала, с опаской озираясь на дверь, за которой возлежал на Люсином маленьком диванчике «ужасный бородач»: «Доченька, не покидай меня, останься! Он же меня убьет!» А Люся, стоя в прихожей с огромным черным чемоданом в руках, отвечала сухо и презрительно: «Привела в дом неизвестно кого, вот и живи с ним теперь, а меня оставь, пожалуйста, в покое». И так живо представляла себе Черепашка все эти кошмары, что даже слезы на глазах наворачивались от жалости к себе. При этом никакой жалости или хотя бы сочувствия к маме она не ощущала. Черепашка плакала, чувствуя себя бесконечно одинокой, всеми покинутой и ненужной даже собственной матери. И когда Люся услышала, как щелкнул выключатель в большой комнате и мама открыла постельную тумбочку, ей стоило невероятных усилий сдержать себя, чтобы не выскочить из комнаты и не высказать ей все, что Люся о ней думает. Заснула Черепашка уже под утро.

– Люся! Люсь! – склонилась над спящей дочерью Елена Юрьевна. Она легонько потрясла ее за плечо: – Женя звонит. Держи! Он уже второй раз звонит! – Мама протянула Люсе трубку радиотелефона.

– Алло, – хрипловатым, еще не проснувшимся голосом отозвалась Черепашка.

Елена Юрьевна деликатно вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.

– Люсь, ты как? – Его голос звучал виновато и робко.

– Нормально. – Черепашка тряхнула головой, сбрасывая с себя остатки сна. За одно мгновение в памяти пронеслись все события вчерашнего вечера.

– Спишь? – Женя явно ощущал неловкость и даже не пытался этого скрыть.

– Проснулась уже.

– Ну мы поедем в Крылатское-то?

– Втроем? – брякнула вдруг Черепашка и сама себе удивилась.

Последовала пауза. Видимо, Женя тоже не ожидал от нее такой резкости.

– Люсь, нам необходимо встретиться, – наконец произнес он, и девушка почувствовала, с каким трудом далась ему эта фраза.

– Ну хорошо, давай встретимся, – подчеркнуто безразличным тоном согласилась Люся. – Только, если можно, без санок. Что-то у меня нет сегодня настроения по горам летать.

Женя не стал ни спорить, ни уговаривать ее. Они условились встретиться через полтора часа возле метро «Фрунзенская». И хотя Женя жил совсем в другом районе Москвы, он даже не заикнулся о том, чтобы перенести место встречи.

Отказавшись от завтрака, Черепашка вела себя так, будто находилась в квартире одна. Она подчеркнуто не замечала присутствия мамы, на все ее вопросы отвечая холодным молчанием. А Елена Юрьевна, видя, что дочь куда-то собирается, решила отложить важный разговор на вечер. И хотя ей было до слез обидно ощущать отчуждение дочери, женщина изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Никакой вины перед Люсей она, конечно, не чувствовала.

«Ничего, – мысленно успокаивала себя Лелик, – все образуется. Она ведь уже взрослая… Я объясню, и она все поймет. И потом, что я такого, в конце концов, сделала? В чем моя вина? В том, что первый раз в жизни я позволила себе расслабиться и подумать о себе?»

Отношения с дочерью составляли предмет особой гордости Елены Юрьевны. Всем и всегда она говорила, что они с Черепашкой как две близкие подруги. И до вчерашнего вечера это так и было. Теперь же Лелика терзали сомнения: а вдруг она упустила что-то очень важное? Вдруг она обманывала себя, закрывая глаза на правду? А может, просто не заметила тот момент, когда Люся стала относиться к ней как к своей собственности? Елена Юрьевна вспоминала, каким голосом дочь разговаривала с ней вчера по телефону, какими глазами смотрела она на нее сегодня, и чувствовала, как в душу закрадывается страх. «А ведь я ее боюсь! – с горечью подумала женщина. – А чего боюсь? Разочароваться в ней? Потерять ее? Боюсь, что Люся меня не поймет? Что мы станем чужими?» Ответ явился сам собой, явился с убийственной ясностью: «Я боюсь убедиться в том, что воспитала эгоистку». Но, подумав так, тотчас принялась убеждать себя в обратном: «Нет! Уж если моя деликатная, добрая, умная и терпимая Черепашка эгоистка, то тогда я вообще ничего в жизни не понимаю!.. Просто я сама виновата. Всю жизнь оберегала ее и сама внушила ей мысль, что у нас прекрасная семья и нам никто больше не нужен. Нет, таких слов я, конечно, не произносила, но всем своим поведением именно это и пыталась доказать».

С отцом Черепашки Елена Юрьевна рассталась, когда та была совсем маленькой. На разводе настояла она сама. Не без причины, конечно. Но очень часто ее терзали сомнения: а может, нужно было закрыть на все глаза и попытаться сохранить семью? Ради Черепашки. Ведь сколько вокруг женщин живут со своими мужьями без любви, и ничего – не умирают! Зато у детей есть отцы. Но, видно, Лелик не относилась к числу женщин, способных пойти на такой компромисс. А чувство вины перед дочерью осталось. И не только осталось, а с каждым годом усиливалось, превратившись со временем в самый настоящий комплекс вины. Елену Юрьевну удивляло то, что Черепашка ни разу не спросила ее об отце, а на то, чтобы поднять эту тему самой, Лелик как-то не решалась. Можно сказать, что на своей личной жизни Люсина мама давно и сознательно поставила крест, хотя в глубине души ей, как и всякой нормальной женщине, хотелось, чтобы рядом был любящий, благородный и умный человек, который бы заботился о ней и о Люсе. Часто Лелик представляла себе, что судьба ей такого человека подарила, но дальше скромных фантазий дело не шло. Иногда, правда, в шутку Черепашка говорила ей: «Что ж ты все дома сидишь? Так ты никогда замуж не выйдешь!» Нет, Елена Юрьевна, конечно, не думала сейчас ни о каком замужестве. Михаил ей нравился, очень нравился… С ним было интересно, весело, легко. Втайне Лелик мечтала, что уж если суждено ей когда-нибудь связать свою жизнь с мужчиной, то пусть это будет Михаил… Только вовсе не о нем думала сейчас женщина. Все ее мысли были заняты дочерью. Почему Люся так дико отнеслась к известию, что у мамы, возможно, кто-то появился?

А Люся и сама не знала ответа на этот вопрос.

– Вот… это тебе. – Женя протянул Люсе пакет, в котором лежал довольно увесистый сверток, и, встретив ее удивленный взгляд, пояснил: – Яблочный пирог. Мама просила передать. Ты же любишь…

– Спасибо. – Люся приняла пакет из его рук.

– Может, в кафешку зайдем? – неуверенно предложил Женя. – Или хочешь прогуляться?

– Мне все равно, – пожала плечами Черепашка.

Она чувствовала, как тяжело сейчас Жене. Впрочем, ей тоже было не легче. Они вообще очень чутко улавливали состояние друг друга и часто даже мысли друг друга угадывали. Вот и сейчас Люся знала, о чем Женя хочет с ней поговорить, но это ее нисколько не радовало.

– Ладно, пойдем, кофе выпьем, – сказала она.

Женя коротко кивнул, и они двинулись к подземному переходу.

В стеклянном неуютном, с пластиковыми столами и стульями кафе было многолюдно и шумно. Какое-то время Жене и Люсе пришлось провести в ожидании, пока освободится какой-нибудь столик.

Женя Кочевник не любил да и не умел ходить вокруг да около. Этим они с Люсей тоже были похожи. Вот и теперь, едва усевшись, он посмотрел Люсе прямо в глаза и сказал:

– Случилось так, что я теперь снова с Машей.

– Поздравляю, – в тон ему отозвалась Люся.

Она всегда ценила в нем прямоту, более того, сейчас именно что-нибудь в таком роде Люся и ожидала услышать. Но, услышав, почувствовала, как сердце оборвалось и полетело куда-то вниз. Слишком уж резко прозвучали его слова. Она смотрела на Женю и молчала.

– Я знаю, что ты ценишь во мне не только… музыканта, – снова заговорил Женя. – И ты знаешь, что тоже дорога мне…

– Как ведущая программы «Уроки рока»? – вырвалось у нее.

– Перестань, – попросил Женя. – Ты же помнишь, что я не хотел сниматься…

Конечно, Люся помнила, как уговаривала Женю записать песню, снять клип и участвовать в съемках программы.

– Это я так, извини, – попыталась улыбнуться Черепашка. – Просто к слову пришлось.

– Не думай только, что все это время я тебя обманывал. – Женя заметно волновался и с трудом подбирал слова. – Если я кого-то и обманывал, то только себя, понимаешь?

Сердце ее сжалось, и девушка слабо махнула рукой:

– Да понимаю я все, можешь не объяснять. Ты честно пытался забыть Машу, в какой-то момент почувствовал, что у тебя это получилось, и все, что с ней связано, в прошлом, и что она тебя больше не волнует. Ты искренне думал, что разлюбил ее, иначе не стал бы морочить мне голову. И ты почувствовал, вернее, тебе так казалось, что я нужна тебе не только как близкий по духу человек. Всем вокруг казалось, что у нас с тобой любовь. Тебе тоже так казалось до вчерашнего дня, правда?

– Ты произносишь сейчас именно те слова, которые я…

– Которые ты приготовил для объяснения со мной?