Он не договорил и кинулся к группе техников, возящихся с лежащей на земле гондолой.

— А побольше корзины не было? Это гнездо малиновки! — услышал Гарри крик дорогого друга сквозь шум воздухонагнетателей.

— Гондола на пятерых, сэр, как вы и заказывали, — крикнул в ответ работник аэроклуба. — С вами только пилот. Лучшая гондола, оснащенная бортовым компьютером! Мы пользуемся навигаторами, радиосвязью и спутниковой связью, у нас лучшая система пожаробезопасности! Если вы не летали…

— Я летал! Мальчик!..

— Мальчику понравится, сэр. А где мальчик? — мужчина оглянулся, очевидно, в поисках ребенка.

Гарри стоял, широко улыбаясь. Он не чувствовал себя мальчиком. Вчера он перестал быть ребенком. Вчера… Он осознал, что он мужчина. Северус подарил ему больше, чем свое тело и душу. Он вдохнул в него уверенность в себе и волшебную внутреннюю силу, которой Гарри не мог бы дать определения, просто ощущал внутри глубокий умиротворяющий покой.

— Северус, — он оттащил дорогого друга от гондолы, которую тот придирчиво изучал. — Отличная корзина. Тебе же сказали, идеальный ветер, лучший шар, опытный инструктор! Вот только один из пассажиров — ненормальный, а все остальное…

— Если что, я сяду на пол корзины и удовлетворюсь рассматриванием нижней части вашего тела, мистер Поттер, — Северус окинул тонкие голубые джинсы Гарри многозначительным взглядом.

— Для этого не обязательно подниматься на три тысячи футов, мистер Снейп… Ой, боже, смотри! Ого!

На их глазах разворачивался и рос в размерах гигантский разноцветный шар. Гарри разинул рот, завороженный зрелищем: он и не подозревал, что аэростат вблизи такой огромный. Из газовых горелок над гондолой били столбы пламени, наполняя разноцветную оболочку мощными потоками горячего воздуха.

— Это чудо! Это… это… — Гарри потерял дар речи, восхищенно разглядывая рвущегося в небо гиганта. Шар еще не наполнился воздухом до предела, но уже был невероятных размеров. Он приподнял над землей лежащую до того гондолу и теперь плясал и рвался в небо, сдерживаемый тросами-фалами.

— Он размером с дом! — от избытка эмоций Гарри подпрыгивал, начисто забыв о свежеприобретенной мужественности. На мгновение он одумался, но, глянув на Северуса, поймал в глазах дорогого друга выражение такого же детского восхищения.

Гарри схватил его за руку. Задрав головы, оба смотрели на разворачивающееся великолепие.

— Это фантастика, правда, Кит? — пробормотал Северус.

На мгновение Гарри стало грустно. Детство дорогого друга было страшней его собственного. Он с болью осознал, что полет на шаре — не прихоть не знающего куда деть деньги упрямца, а попытка вернуть растоптанное взрослыми волшебство детства.

— Фантастика, — согласился он и крепко сжал пальцы Северуса в своей ладони.

* * *

— С ума сойти! Северус! Это невероятно! Смотри!..

Он кричал так, что сорвал голос. Сердце выскакивало из груди от восторга. Страха не было. Его вытеснило такое потрясение открывшимся перед ними великолепием, что Северус буквально держал Гарри за шкирку — юный воздухоплаватель так и норовил высунуться подальше из корзины.

— Северус, я знал, что земля круглая, но я же НЕ ВИДЕЛ этого! — ликовал Гарри, перекрикивая шум газовых горелок над головой. — Честное слово, закругляется! Не смейся! Одно дело, в учебнике сердце нарисовано, а другое дело, когда оно живое, открытое… Так и это… Смотри, под нами птицы, мы их спины видим! Боже! Я никогда! Не видел! Летящую птицу сверху! Северус! Я тебя обожаю! Ау! А-а-а! «Лондонский Глаз» — дерьмо! Смотри, он отсюда, как велосипедное колесо! Я его боялся! «Глаз» не останавливается, потому что упадет! Он обвалился в Темзу, когда строили! Гермиона сказала, она все знает! Ой, мы все время над рекой летим, ты заметил? Северус! Ты самый лучший! В мире! Ой, посмотри! Нет, ну ты не смотришь! Баржи на реке! Малюсенькие, как жуки! А мосты, гляди! Дощечки, а не мосты! — Гарри в экстазе метался от одного борта к другому, ошалев от изобилия впечатлений.

Северус смеялся, забыв о боли. Привалившись к борту гондолы, он больше любовался молодым разбушевавшимся любителем аэронавтики, чем прелестями уплывающего из-под ног города, похожего на огромный пчелиный улей.

— Северус! Мы вообще не летим, а висим, просто земля под нами крутится! — не унимался Гарри. — Даже ветра нет!

— Мы летим по ветру, поэтому не чувствуем его, Кит!

— Мы — в середине ветра? Значит, птицы тоже не чувствуют ветер?

— Возможно. Во всяком случае, они ему не сопротивляются. Скорей, подстраиваются. Так и мы сейчас.

— А я думал, шар летит как получится!

— Ха! Если господин пилот забудет о своих обязанностях, — Северус изничтожил угрожающим взглядом ни в чем не повинного инструктора, — и не будет маневрировать, нас занесет куда-нибудь к черту и…

— Нас занесет в волшебную страну! Уже уносит! — Гарри скакал в гондоле, вертелся по сторонам и даже упросил пилота подергать рычаги, открывающие клапаны горелок.

— За нами следует машина с наблюдателями, сэр, — сообщил пилот юному воздухоплавателю. — Они не теряют нас из вида, чтобы встретить по прибытии.

Гарри смерил его убийственным взглядом: пилот перебил всю романтику. Похоже, Северус был прав, когда, с кислым лицом выслушав напутственные инструкции, попросил пилота притвориться, что его здесь нет.

— Под нами Ричмонд, Кит! Вот там — Кью Гарденс!

— Давай угадаю, где будет наш дом!

— Ты его не узнаешь снизу!

— Я почувствую!

Дома под ними казались забавным нагромождением детских кубиков. Юго-Западная железная дорога превратилась в тонкую ленту, автотрассы нитями и паутинками таяли в туманной мгле. Далеко, сколько хватало глаз, простиралась нежная зелень полей и холмов, скрытая легкой дымкой у полукруглого горизонта. Нежные лучи утреннего солнца посеребрили Темзу легким блеском, и она серой сверкающей змейкой убегала вдаль и пряталась в туманных долинах.

— Никогда не знал, что живу на такой красивой земле, — восхитился Гарри, обнимая Северуса, которого уже затискал до полусмерти. — Отсюда, с высоты, так хочется любить целый мир!

Чем выше поднимался аэростат, тем более удивительный и счастливый покой снисходил на путешественников. Юный воздухоплаватель перестал скакать по гондоле, прижался к боку дорогого друга и слушал его, как сказочника. Как завороженный, он внимал историям о махолёте Да Винчи, о старинных китайских фонариках и воздушных змеях, о приключениях овцы, петуха и утки в аэростате братьев Монгольфье, о покорившем англичан аэронавте Лунарди, прихватившего в полет кошку и голубя, о летучем корабле, на котором Бланшар впервые пересек Ла-Манш и высадился во Франции голый, об австрийских шарах, набитых бомбами, занесенных неблагоприятным ветром в свой же лагерь вместо стана врага, о храбром Сантос-Дюмоне, повисшем на крыше отеля и чудом спасшемся после взрыва водорода в его дирижабле, о шарах-шпионах и цепеллинах. Время от времени Северус тыкал пальцем в игрушечные с виду здания внизу, объясняя, над чем они пролетают.

Пилот аэростата, вознамерившийся поначалу быть гидом, стушевался и, похоже, заслушался сам.

Аэростат поднимался все выше.

— Две тысячи двести футов, — сообщил пилот.

На душу Гарри снизошел мир. Северус тоже перестал разговаривать. Слова казались ненужными, их попросту не было. Осталось упоение полетом и тишина, время от времени нарушаемая шумом газа из горелок. Гарри нравился этот звук — казалось, шар живой и дышит огнем, как волшебный летучий дракон.

— Когда поднимаешься в небо, все проблемы остаются внизу, — Северус разглядывал далекие поля, похожие на лоскутное одеяло. — Все становится таким мелким… неважным… Мы и сами — маленькие пылинки на лице земли.

— Мы не пылинки! — возмутился Гарри. — Мы люди! Живые! Счастливые! Свободные! Я знаю, что никогда не буду прежним после этого полета!

Северус молчал, улыбаясь.

— Это не та свобода, о которой я говорил, Кит, — сказал он, наконец.

— А какая — та? — задумчиво спросил Гарри, глядя на подернутый дымкой небосклон. — Сириус, по-твоему, свободен? Ты ему завидуешь? Ты связался со мной и…

— Свобода — это не пустота, не отсутствие обязательств, оков и привязанностей. Свобода — это состояние ума, Кит. Демокрит говорил, что свободный человек «ни на что не надеется и ничего не боится». Это не обо мне! Я больше не гонюсь за свободой, ведь сама эта погоня есть рабство, такой вот парадокс! — неожиданно беспечно рассмеялся Северус. — Я понял это, когда едва не потерял тебя, Кит. Свобода — это химера! И я не завидую Сириусу. Я никому не завидую. Потому что в эту минуту нет никого счастливей меня! — крикнул он, схватил Гарри за плечи и крепко поцеловал в губы.

— Есть! Я счастливее!

— Нет, я!

— Хорошо, одинаково! — засмеялся Гарри и повернулся к пилоту: — Скажете, когда поднимемся до трех тысяч, сэр!

— Хочешь загадать желание? — ухмыльнулся Северус.

— Нет. Я не верю больше в такие вещи! Все, чего я желаю, я добьюсь сам. Ты к своей свободе шел много лет, боролся за право быть собой, а когда получил столько свободы, сколько другим и не снилось, кричишь «Химера!»

— Химера! — заорал Северус, похоже, обращаясь к тающему в воздушной дымке Лондону.

— Северус Снейп врет! — крикнул Гарри. — Он ничего не боится! Только томографа-а-а!!!

— Я боюсь мотоцикла Сириуса! Он рассыпается-а-а!!! Бродяга, ты меня слышишь? Забери свою развалину!

Оба хохотали.

Пилот невозмутимо изучал показания приборов. Очевидно, с высоты пассажиры кричали и не такое. В небе не было барьеров для эмоций.

— Ни на что не надеется и не боится только труп! Глупость твой Дерьмокрит сказал! — объявил Гарри, едва отдышавшись.

— Кит, я много чего боюсь! — неожиданно горячо заговорил Северус. — Ты думаешь, становясь к операционному столу, я спокоен, как удав? Я просто не позволяю страху и беспокойству сожрать меня! Я выключаю все эмоции! Чертов томограф просто был неожиданностью… Когда мне было лет пять, отец напился и закрыл меня в буфете. Я крутился внутри, пытаясь выбраться, свалил буфет дверцами вниз и просидел там почти сутки. Я бы и не вспомнил это, если бы не история с МРТ. Но теперь… Справлюсь и с этим. Не думаю, что мне понадобится твоя компания в капсуле, — улыбнулся он. — Но у меня есть другой страх, — прибавил он, посерьезнев. — Настоящий. Страх с большой буквы.

— Я знаю, о чем ты, — взволнованно сказал Гарри. — Твой страх… я услышал его в твоей музыке.

— О-о, — только и сказал Северус. — А кто говорил, музыка не бывает личной?

Гарри схватил Северуса за руки.

— Перепиши конец своей пьесы! Потому что… Я всегда буду с тобой, — пылко, взахлеб заговорил он, глядя в загадочную глубину темно-карих глаз. — Что бы ни случилось. Верь мне. Не потому, что тут, в небе, хочется делать глупости и давать пустые обещания. Как ты подарил мне себя, так и я дарю себя тебе. Я никуда не денусь, потому что ты... Ты живешь во мне! Невидимо, волшебно! Я никогда не буду свободен от тебя, пока дышу! А если вдруг стану свободен, то задохнусь и умру. Я не мираж, не фантом и не химера! Я живой и настоящий! Хотел сказать тебе про любовь, но это не любовь! Это больше, чем любовь! Оно… оно не вмещается во мне!

Северус молча прижал его к своей груди, улыбаясь и не чувствуя, как по лицу текут слезы.

— Три тысячи футов над землей! — крикнул пилот.

~*~*~*~*~*~

Эпилог. Полгода спустя

Гарри аккуратно припарковал Альфа Ромео возле кафе «Неро», вышел из машины и заботливо убрал салфеткой со стекла голубиное благословение. Раньше молодой человек и не подозревал, что можно влюбиться в автомобиль. С мистером Ромео Гарри возился так часто и с таким удовольствием, что Северус порой подшучивал, порой раздражался и говорил что-то вроде «Хватит его облизывать» и «Меня бы так, мистер Поттер», когда юный автолюбитель увлеченно натирал губкой и без того сверкающие бока своего железного коня. К удивлению Северуса, вождение Гарри освоил легко и быстро, хотя все еще продолжал нервничать, ежедневно добираясь от Кью Гарденс в Южный Кенсингтон на подготовительные курсы при университете.

Хорошее с утра настроение слегка подпортила неожиданная встреча с кузеном Дадли: застряв в пробке на Саут Сиркулэр, Гарри имел удовольствие узреть кузена на дядином Фольксвагене — видимо, Дадли ехал в свою Школу Экономики. Кузен уставился на мистера Ромео взглядом, полным неприкрытой зависти, вместо приветствия крикнул в окошко: «Педикам везет!» — и изобразил нехороший жест пальцем. Как бы спокойно ни относился Гарри к подобным глупостям, слушать пакости от родственников было неприятно. Несмотря на протесты Северуса, часть наследства Гарри настигла семейство Дурслей в виде подарков и денежных переводов, но не похоже было, чтобы породило что-то, даже отдаленно напоминающее благодарность. Размышляя не столько о Дадли, сколько о собственной реакции на встречу, Гарри подумал, что тот не стоит его переживаний. Он выбросил кузена из головы — предстояло встретиться с Роном Уизли, на что тоже нужны были душевные силы. Если бы не данное Молли обещание, Гарри бы не стремился заключить в объятья бывшего брата во Христе.