— Знаешь, как футболисты по свету разъезжают? — Гарри обнял его за плечо. — Что там Мальдивы, ерунда!..

Они вышли из кафе. С неба падал легкий мелкий снежок, и вместе с тем светило неяркое зимнее солнце. В волосах Рона блеснул золотом запутавшийся солнечный луч.

— Гарри… Ты не знаешь, какой ты классный, — сказал Рон, щурясь от солнца.

— Знаю, — рассмеялся Гарри. — Ты тоже! Пошли искать самый крутой мяч!

Подпрыгивая от избытка хорошего настроения, шуточно толкаясь и ловя ртом снежинки, они ринулись в галерею Хэйса.

* * *

Конечно, весна еще не скоро наступит, думал Гарри. Но что-то неуловимо дает знать о ней — может быть солнце, скользящее лучами по кровлям, играющее бликами в стеклах витрин, искрящееся в подтаявших лужицах на дороге. Может, свежий хрустальный воздух, наполняющий грудь странной надеждой. А может, просто вера в то, что все обязательно должно быть хорошо, просто не может быть иначе. И результаты его тестирования, и операции клапанов по инновационной методике Северуса, и новые труды доктора Люпина в сфере фетальной хирургии… Ничего дурного не случится с Сириусом, все будет хорошо у Рона, Драко и Гермионы, все будет прекрасно, отлично, замечательно и…

Гарри попытался выбросить из головы лишние мысли и сконцентрироваться: он ехал домой. На лобовое стекло сыпались мелкие сверкающие снежинки и исчезали под быстрыми взмахами стеклоочистителя. Наслаждаясь отзывчивостью мистера Ромео, Гарри включил музыку и слился с ее спокойным ритмом, отдаваясь скорости и необъяснимому чувству полета, будто это не он несется по трассе в направлении Кью Гарденс, а его душа, крылатая и легкая, стремится, спешит домой, туда, где ждет самый лучший, самый дорогой на свете человек.

Увы, как Гарри ни торопился, вновь попал в затор и обреченно притормозил. Не позволяя раздражению взять над собой верх, он откинулся на сиденье и расслабился, прокручивая в голове разговор с Роном и вспоминая прошлое.

За последние полгода случилось много разных событий. Комиссия по борьбе с сектантством выиграла процесс против «Упивающихся Духом», и пастор Риддл вынужден был покинуть пределы Великобритании, увозя в Сиэтл обиду в новом, свежепересаженном сердце. По утверждению господина трансплантолога, Риддл остался в неведении, чей орган он получил на самом деле. Хотя Питер Петтигрю был выпущен под залог не без помощи мистера Риддла, администратор «Упивающихся» окончательно вышел из доверия своего хозяина. Дом профессора Снейпа по возвращению пастора из клиники оказался необитаем. Самого Гарри мистер Риддл больше не видел, что подтвердило факт: Петтигрю — лжец, пытавшийся скомпрометировать господина Малфоя. Не без помощи последнего пастор утвердился во мнении, что прощальное служение было сорвано самим Петтигрю, в целях отвлечь от наглого воровства. Американский лидер уезжал в Сиэтл с уверенностью, что газетам не известна печальная правда: спасаясь от настигшего его Каркарова, Г. Дж. Поттер погиб, разбив голову при падении с колосников. Гарри заявил Малфою, что когда-нибудь он станет знаменитым хирургом, и Риддл догадается про обман, на что Люциус двусмысленно ответил, что до этого светлого дня пастор никогда не доживет. Питер Петтигрю был депортирован из страны без права въезда, утешаясь лишь бесплатно приобретенной искусственной конечностью: суд обязал безответственных владельцев «Электры» оплатить стоимость операции.

Про Риддла и Петтигрю думать не хотелось. Гарри ткнул кнопку радио и рассеянно уставился в окно автомобиля.

— Мы продолжаем волнующую всех тему «Британские консерваторы ищут свое лицо», — донеслось из динамиков. — Как известно, на прошлой неделе произошло торжественное назначение господина Люциуса Малфоя на должность вице-председателя консервативной партии. И хотя председатель партии — должность чисто функционерская, Люциус Малфой уже приобрел среди консерваторов достаточно большое влияние. Более того, результаты соцопроса показали, что многие видят в нем потенциального кандидата на должность не только лидера партии, а и британского премьера, в случае победы консерваторов на предстоящих июльских выборах. На сегодняшний день господин Малфой признан безусловным политическим фаворитом среди тори, и олицетворяет собой честное лицо британского консерватора.

Гарри хмыкнул и переключил канал. Увы, честное лицо британского консерватора теперь как воочию стояло перед глазами: надменное, ироничное, высокомерное и вместе с тем усталое: предвыборная гонка и история с Долоховым стоили Люциусу Малфою немалых нервов. Гарри заметил, что в его платиновых волосах засеребрились седые пряди, а под глазами поселились печальные морщинки. Северус сказал, что Люциусу стоило большого труда замять историю Долохова и Нарциссы: на закрытом судебном процессе «Долохов против Петтигрю» имя неверной жены так и не прозвучало. Тем не менее, продвижение в Парламент прибавило мистеру Малфою свежих сил: он успевал бывать в клинике, играть на бирже и третировать жену и сына. Иногда — чаще, чем хотелось бы Гарри, — Люциус находил время навещать Северуса в Ричмонде. Из жизни господина вице-председателя консервативной партии загадочным образом исчез Юрген Вебер — очевидно, связь с ним новоявленный политик счел компрометирующей.

Мысли Гарри перенеслись на другой предмет. Он достал мобильный и с минуту крутил его в руках, хмурясь и кусая губы. Наконец, собравшись с духом, набрал номер.

— Драко, — он опустил боковое стекло и подставил ладонь под мелкие искрящиеся снежинки. — Привет. Не помешал?

— Ты? ТЫ не можешь помешать.

— Да ладно, — фыркнул Гарри. — Я хотел тебе сказать кое-что… Наверное, это не слишком хорошо по телефону, но… Когда я тебя вижу, то… каждый раз хочу это сказать и… И не могу, — покаянно вздохнул он.

— Ты о чем? — голос собеседника стал напряженным.

— Мы с тобой так часто видимся, — торопливо заговорил Гарри, чувствуя, как с каждой минутой затухает его смелость. — Ты не думай, я рад… даже слово неподходящее… Я люблю тебя видеть, — Гарри зажмурил глаза, досадуя, что не может подобрать слова. — И меньше всего на свете я хотел бы тебя чем-то обидеть, но…

— Но?.. — бесстрастным голосом подбодрил Драко.

— Северус… — прошептал Гарри.

— Он что-то сказал?

— В том то и дело, что ничего. Ни разу. Ни слова. Но я думаю…

— Ревнует, — мрачно подытожил Драко.

— Нет… Или да… Не знаю, как объяснить. Он просто…

— Все чувствует, — тихо сказал Драко. — Я понял. Думал, раз я прихожу к тебе с Герми, это меня оправдывает. Ну что ж… — он умолк.

— Драко, я не могу причинять ему боль, — Гарри взволнованно сжал в кулак мокрую от снега ладонь. — Лучше умру, чем обижу его, пойми! Нам не стоит… э-э... видеться так часто, — сдавленным голосом сказал он.

— Я понял, — голос друга стал холодней тающих на ладони снежинок.

— Нет, ты не понял, — в отчаянии сказал Гарри. — Ты мой друг и для меня много значишь, но…

— Брось, — с горькой насмешкой сказал Драко. — Друг. Растишь в себе хирурга? Отсекаешь лишнее? Ну что ж, Поттер, не буду тебе докучать.

— Драко, подожди, ты…

В ответ раздались гудки отбоя. Гарри вздохнул и отшвырнул телефон на сиденье. Он прикрыл окно и с минуту сидел, зябко обхватив себя руками и чувствуя заползший в сердце холод, который не спешил уходить.

И все же сожалел он только об одном: что не нашел более теплых слов, чтобы сказать то, что давно хотел.

Они с Северусом как-то спорили, что выйдет из союза Гермионы и Драко. Гарри уверял, что у друзей все будет хорошо, в то время как Северус насмешливо кривил губы: по его мнению, шансы мисс Грейнджер стать миссис Малфой были равны трем процентам. К счастью или несчастью, господин вице-председатель был сейчас слишком занят, чтобы окончательно обнулить процентаж, и Драко пока пожинал плоды собственного выбора. Гарри втайне подозревал, что его друг наслаждался обществом не одной только Гермионы — благая весть о том, что Нимфадора благополучно родила мальчика и переселилась с Ремусом в пригород, привела Драко и Гермиону в подозрительное уныние.

Гарри знал, что бывшая сестра во Христе тоже втайне мечтает о ребенке, но сейчас ей было не до того: Гермиона поступила в Университет на кафедру истории религий. Теперь вместо Слова Евангельского Драко доводилось терпеливо слушать разгромные опровержения библейских сказаний.

Снег падал на стекло, шурша мелкими острыми крошками. Солнце давно скрылось, утомившись борьбой с серой завесой облаков.

Гарри заглянул в свое сердце и не нашел там сожаления: слишком близкая дружба с Драко невидимо разрушала что-то внутри него самого — так мягкая морская вода ласкает стены грота, неотвратимо подтачивая скалу.

* * *

Дорожная пробка рассасывалась медленно. Мысли Гарри вновь вернулись к рассказам Рона.

Миссис Макгонагалл создала крупную церковь, подозрительно напоминающую финансовую пирамиду, — пример пастора Риддла не отвратил предприимчивую леди от служения Богу и Мамоне. Как долго продержится община сестры Минервы, было неясно. Северус самонадеянно утверждал, что скоро доберется и до «Наследников Бога Живого» и оставит тех без наследства.

Гарри вспомнил о церкви молодых пасторов Фреда и Джорджа. «Церковь Братьев Благодарных», сказал Рон. Да уж, благодарные рыжие черти! Гарри фыркнул, тряхнув волосами. А впрочем, какая разница, кто чем хочет обманываться, подумал он.

Сестра Роланда, она же мадам Хуч, пристроилась администратором к весьма благодарным братьям — видимо, союз с «Братьями» был особо богоугоден. Большинство поникших было духом последователей Дамблдора перешли к сестре Минерве.

Пастору Альбусу удалось удивить всех вновь: выяснилось, что старик уехал всего лишь в Рединг, то бишь в пригород, ничем не лучший Литтл-Уингинга, и ухитрился открыть там филиал погибшего было «Источника Любви», с той разницей, что новая харизматическая церковь занялась искоренением пороков: Альбус Дамблдор призвал покаяться всех геев Рединга и его окрестностей. Гарри невольно позлорадствовал, узнав, что на весь Рединг нашлось лишь пятеро грешников. В глубине души Гарри подозревал, что свежая затея Дамблдора есть ни что иное, как попытка заработать деньги для себя и Геллерта, и втайне от Северуса выслал пастору небольшой, в его понимании, денежный перевод. Впрочем, дорогой друг, категорически отказавшийся от возмещения оплаты за Университет, устал сердиться и махнул рукой на финансовую деятельность Гарри.

Невзирая на протесты Северуса, треть скромного капитала юного наследника безвозмездно перекочевала в Фонд «Сердце». Никаких дивидендов, кроме понижения налогов, это не приносило, но будущего специалиста по малоинвазивной хирургии это не волновало: мысль о том, что теперь в детском отделении есть новенький селл-сейвер, грела ему душу. Впрочем, Гарри уже начал забывать, что такое детское отделение: Северус позволил ему помогать в святая святых — собственной операционной. Измученный университетскими курсами, Гарри привычно отжимался в спортзале, освежался в бассейне, перекусывал и бежал в кардиохирургию. Последнее отнимало больше всего сил: любящий Северус был неузнаваем и беспощаден в операционной, после чего темными вечерами неутомимо мучил его подготовкой к тестированию.

Когда Рон, разглядывая бывшего брата во Христе, сообщил Гарри, что тот выглядит счастливым, студент Поттер только удивленно моргнул: в последнее время он казался себе мучеником похлеще истыканного копьями святого Себастьяна. Впрочем, по ночам его мучитель преображался, даря истерзанной учебой жертве столько любви и нежности, сколько и не грезилось недоучке Себастьяну.

Гарри с досадой смотрел на вереницы автомобилей, запрудивших трассу. Обидно, что до дома осталось каких-то пару миль. Если бы Гарри умел летать, он бы бросил мистера Ромео моргать аварийными огнями посреди дороги и на бреющем полете помчался бы туда, куда уже долетела душа и мысли.

Поначалу выбор Северуса — маленький коттедж, типично по-английски покрытый соломой и лишь местами черепицей — поразил Гарри своей старомодностью и нелепой сказочностью: по его понятиям, в подобный дом ведьма затащила Гензеля и Гретель поесть сладостей. Дорогой друг искал коттедж так долго и придирчиво, что, внезапно обнаружив то, что виделось ему в мечтах, вцепился в домишко мертвой хваткой и в порыве любви к свежеприобретенной недвижимости едва не раздавил в объятьях ошарашенного риелтора.

Гарри до сих пор подшучивал над соломенной крышей, не желая признаваться Северусу, что на самом деле полюбил старый коттедж: казалось, у домика есть душа. В добротной английской соломе свили гнезда какие-то мелкие пичужки, и Гарри однажды поймал себя на том, что нетерпеливо ждет тепла, когда птицы вернутся и заменят будильник жизнерадостным щебетом.

Вселившись, Гарри беспечно скакал по саду, тыкал палкой в старые птичьи гнезда, бил тряпкой по паутине на чердаке и примелькался Северусу, неутомимо съезжая по перилам крученой деревянной лестницы со второго этажа в холл. Бездумно подписав документы о том, что он является совладельцем здания, представляющую архитектурную ценность восемнадцатого века, Гарри слегка присмирел, но уважения к английской соломе так и не приобрел и вдохновенно пугал Северуса, что однажды сменит ее на шифер.