Гарри забарахтался в лодке и вскочил. В первую секунду он не мог понять, что происходит: там, где только что спокойно плавала его подруга и Северус, в сверкающих на солнце брызгах воды шла борьба.

Не раздумывая, Гарри бросился в озеро и поплыл так быстро, как только мог. Из воды было видно хуже, чем с лодки, вода заливала очки, но ему было ясно: на его глазах сестра во Христе пытается утопить его друга.

Чем ближе он подплывал к ссорящимся, тем более пугающая разворачивалась картина: девушка бросалась на Северуса, пытаясь вцепиться ему в лицо, тот быстро уворачивался от ее ногтей и уходил под воду. Разъяренная девушка крутила головой, пытаясь угадать, где тот вынырнет в следующий раз, и, как только над водой показывалась его голова, опять бросалась на свою жертву. К удивлению Гарри, мистер Снейп не делал никаких попыток спастись, хотя то появлялся, то исчезал, как заправский Чеширский кот, если бы тот умел плавать.

— Гермиона! Стой! Не трогай его! — задыхаясь, крикнул Гарри, рванулся к злодейке и вцепился в ее мокрые отяжелевшие кудри.

— Больно, ты с ума сошел! — выкрикнула она, барахтаясь в воде и безуспешно пытаясь разжать его пальцы.

— Убью, утоплю, только попробуй... — прохрипел юный спасатель, оттаскивая подругу за волосы: даже на школьных соревнованиях он с такой силой не перетягивал канат.

— Гарри, псих! — завопила несчастная. — Северус, помогите!

Помощь не заставила себя долго ждать — мистер Снейп оказался рядом в считанные секунды.

— Гарри, что вы творите? — руки Северуса вдруг обхватили его под мышками, пытаясь оттащить от Гермионы.

— Ты... хотела его утопить! — крикнул Гарри. Он посмотрел в перепуганные глаза девушки и разжал пальцы.

— Придурок! — возмутилась она. — Больно же!

— Мы играли, — быстро сказал Северус. — Правда, мисс?

— Да, мы играли, — не слишком уверенно подтвердила Гермиона. Гарри перевел недоуменный взгляд на Северуса. На его щеке красовалась длинная царапина.

— Играли? — выдохнул он, с негодованием глядя на след, оставленный злым женским ногтем.

— Его попробуй утопи, — фыркнула девушка, развернулась и поплыла к берегу.

— Ничего себе... игры, — пробормотал Гарри, провожая взглядом не в меру игривую подругу. Внезапно он с ужасом понял, что они почти на середине озера: так далеко он еще никогда не заплывал.

— Гарри, не переживай, ничего страшного не случилось. Честно говоря, я ожидал чего-то в этом роде, — сказал Северус, плавая вокруг своего юного спасателя.

— Я думал, она напала на тебя, как на Драко, — Гарри обнял его за шею и с каким-то отчаянием начал целовать мокрое лицо чудом выжившего друга.

— Мистер Поттер, вы решили утопить меня собственноручно, — засмеялся тот.

— Северус, я... я отсюда не доплыву, — Гарри со страхом посмотрел в сторону далекой полоски берега.

Мистер Снейп мгновенно перестал смеяться.

— Ты устал?

Гарри только моргнул мокрыми, слипшимися от воды ресницами.

— Положи руки мне на плечи, — скомандовал Северус. — Нет, не так. Сзади. Будто ты лежишь у меня на спине. И не виси мешком, ногами помогай. Не бойся, тут недалеко.

Юноша обхватил сильные плечи своего друга, скользя животом по его спине.

— Держишься?

Вместо ответа Гарри поцеловал его в плечо.

— Держись, мой хороший, — пробормотал Северус, разворачиваясь со своей ношей к берегу. — Еще одна игра... Большой кит... везет маленького, — слегка задыхаясь, сказал он. Ему пришлось плыть брассом, и Гарри, прильнувший к его спине, ощущал каждое движение большого сильного тела своего спасителя. Страх исчез, и юношу вдруг охватил настоящий восторг — он никогда не переживал подобного.

— Ты самый лучший в мире кит! — воскликнул он. — Самый мой любимый кит! — выкрикнул он и тут же пристыженно замолчал, уткнувшись подбородком в спину «кита»: может, так ведут себя в десять лет, а ему вот-вот стукнет восемнадцать. Северус вдруг замедлил движение и с улыбкой оглянулся на свою ношу.

— Ногами шевелите, мистер Поттер.

— Вам тяжело? — испугался Гарри.

— М-м... вы — это приятная тяжесть, — сказал Северус. — Но мы почти не двигаемся, вы не находите?

Гарри энергично забил ногами по воде.

— Мистер Поттер, я отправлю вас в бассейн. Насильно. Вместо ночных дежурств... Кстати, вы помните, что со вторника...

— Помню, конечно, — Гарри отпустил плечи Северуса и сполз вниз, прижимаясь щекой к спине и крепко обнимая грудь «большого кита».

— Уже... немного осталось, — тяжело дыша, сказал «кит».

Юноша с сожалением смотрел на быстро приближающийся берег. Гермиона расстелила на песке плед и загорала, выставив в небо острые коленки.

— Северус, — он с трудом заставил себя отлепиться от надежной спины своего спасителя. — Спасибо, вы такой... — Гарри нащупал ногами песчаное дно.

— А вознаграждение? — поднял бровь спасатель.

— Какое, мистер кит? — лукаво спросил юноша.

— Такое, — спасатель со вкусом поцеловал его посиневшие от холода губы. — О, нет, — нахмурился он. — Вознаграждение подождет. Вы окоченели, мистер Поттер.

Через минуту мелко стучащий зубами Гарри сидел рядом с Гермионой, завернутый в большое махровое полотенце. Не обращая внимания на девушку, Северус энергично растирал плечи своего юного друга, потом руки, и, наконец, перебрался к ногам.

— Вы оба странные, — задумчиво сказала Гермиона, глядя на ловкие руки умельца-массажиста.

— Странные? — переспросил мистер Снейп. — И в чем это выражается?

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Мне так кажется.

— Наши странности никому не вредят, мисс Грейнджер, в отличие от ВАШИХ, — несколько ядовито заметил он.

— Что вы этим хотите сказать? — прищурилась Гермиона.

— Вы осуждаете Драко Малфоя, — начал Северус. — Вы едва не выцарапали мне глаза только за то, что я случайно оказался его крестным, — сказал он, растирая ноги озябшего друга. — Поймите одну вещь, мисс, я не меньше вашего осуждаю его поступок, я обвиняю самого себя, потому что, боюсь, мало времени уделял этому негоднику... Скажу вам честно, для меня это был большой удар, — мрачно сказал он, продолжая поглаживать ноги Гарри. Тот замер, слегка вздрагивая от холода и неотрывно глядя на своего друга.

— Более отвратительной вещи, чем насилие, я не могу себе представить, — Северус устремил на Гермиону странный задумчивый взгляд. В ярком солнечном свете Гарри отчетливо видел тонкие усталые морщинки вокруг его глаз, опять карих на солнце. Мокрые волосы прилипли ко лбу, легли блестящими иссиня-черными змеями на плечи и спину. Юноша с огорчением заметил на плечах друга красные следы — там, где он вцепился пальцами, пока Северус буксировал его к берегу. Вдобавок ко всему, на щеке отважного спасателя красовалась довольно заметная царапина — след буйства Гермионы.

Мистер Снейп не сводил взгляда с девушки. Та проковыряла в песке дырочку, сунула туда какую-то палку и старательно присыпала торчащий саженец песком.

— Знаете, что самое страшное для человека, мисс? Утратить свободу. Но одно дело, когда человек расстается с ней осознанно, оставаясь независимым внутри, и совсем другое дело, когда он даже не понимает степень своей несвободы, становится рабом и превращает в ад свою жизнь и жизнь своих близких...

— Зачем вы это мне говорите? Какое отношение свобода имеет к насилию? К тому, что сделал ваш любимый крестник? — насмешливо спросила Гермиона, ковыряя фаллическим символом песок.

— Самое непосредственное, — спокойно сказал Северус, неотрывно глядя в ее глаза цвета летнего меда. — Насилие — это посягательство на чужую свободу. Превратить человека в инструмент для удовлетворения своих желаний — значит покуситься на его суверенную свободу, сломать, согнуть, изменить, подчинить себе его тело и душу. Это преступление, мисс. Общество осуждает насилие, когда оно проявляется физически, когда налицо следы жестокого обладания, расправы... Но за изнасилование души не судят, не так ли?

— Почему вы на меня так смотрите? — не выдержала Гермиона. — К чему вы клоните, Северус?

«Она еще смеет называть его по имени!», — разъярился Гарри, но смолчал. Он перехватил руку чересчур увлекшегося массажиста — тот уже добрался до его голых бедер. Мокрые шорты пришлось снять, и теперь те сохли на корме «Бригитты», а сам Гарри затаился под полотенцем, безуспешно пытаясь превратить его в плащ-палатку.

— К чему клоню? Любовь тоже может быть насилием, дорогая моя. Любовь — парадоксальная вещь... Даже самый любящий человек, стремясь к взаимности и к пониманию другого, невольно пытается подчинить его себе, своим желаниям... Беда в том, что нельзя достичь взаимности с помощью силы. Чем больше вы давите на человека, тем меньше вы получите в ответ любви. Я сказал это Драко, а теперь говорю вам. Любовь не требует и не ломает. А когда и требует и ломает — это не любовь, а власть. Люди частенько путают эти две вещи, — пробормотал мистер Снейп.

— Я вас не понимаю, — нахмурилась Гермиона. — Вы хотите сказать, что отношение Драко ко мне...

— Я говорю не только о Драко. Я говорю и о вас. О ваших отношениях с Нимфадорой Тонкс.

Гермиона дернулась, но ничего не сказала. Гарри перевел дух — еще секунда, и он бы бросился между ними при первом движении девушки.

— Я не насиловала Нимфадору, — сквозь зубы сказала она.

— Разве? — шевельнул бровью Северус. — Мне показалось, вы обе насилуете друг друга, она много лет диктовала вам, как жить С НЕЙ, а теперь диктует, как вам жить БЕЗ НЕЕ. Вам не нравится предложенная ею программа, и вы давите на Нимфадору всеми правдами и неправдами. Даже история с Драко... Вы не заявили в полицию, но все же сделали так, что ваша подруга об этом узнала. Может, не сознательно, но вы хотели показать ей, как беззащитны перед мужчинами и как несчастливы без нее.

Гермиона вытаращила глаза.

— Вы и вправду ужасный человек, — прошептала она.

— Я неправ?

— Не знаю. Правы, наверное, — с тоской сказала девушка.

— Мне в самом деле жаль вас, — с неожиданной мягкостью сказал Северус. — Мне больно, что с вами так поступил мой близкий человек. Вдвойне больно. Может быть, вы никогда не сможете простить его, потому что насилие простить практически невозможно... Нельзя оправдать преступление, но можно простить человека. Хотя бы для того, чтобы всю жизнь не отравлять душу горечью воспоминаний и ненавистью. Я не призываю вас к христианскому всепрощению, просто знаю — простить легче, чем жить с занозой в сердце. Понимаю, вы скажете, «вам легко говорить». Но я думаю, вы сможете пусть не простить, но... понять Драко. К сожалению, между тем, как он обошелся с вами, Гермиона, и между тем, как вы сами поступаете в жизни, есть связь. Не смотрите на меня так сурово, мисс. Подобное притягивает подобное... Не обижайтесь, но это факт. Мы своим поведением часто подсознательно притягиваем к себе определенные ситуации, людей. Ваша любовь к Нимфадоре и любовь Драко к вам — суть одно: это любовь-обладание, любовь-власть, любовь, которая разрушает, а не создает. И не утешайтесь тем, что власть в ваших руках, властвующие зачастую такие же рабы своей потребности, как и их подчиненные. Все на свете взаимосвязано...

Гарри слушал, затаив дыхание. Разговор не походил на попытку оправдать любимого крестника.

— Чем больше вы прислушиваетесь к желаниям того, кого любите, чем больше вы стараетесь позволить ему быть собой, оставаясь рядом с вами, чем меньше потакаете своим капризам и желаниям властвовать над любимым человеком, — тем больше шансов на взаимную любовь, на взаимное воплощение друг в друге... К несчастью, иногда, сохраняя суверенное «я» любимого, люди теряют собственную индивидуальность, и это вновь несвобода, удушение самого себя, насилие над собой. Самая драгоценная любовь — та, что оставляет нас теми, кто мы есть, не ломает тех, кто рядом, и дарит нам мир, вдвойне прекрасный, и всю полноту жизни, — тихо сказал Северус, посмотрел в глаза Гарри и умолк.

— Любовь всегда меняет человека, — возразила Гермиона. — Нельзя полюбить и не измениться.

— Измениться можно по-разному, — сказал Северус. — Дом можно достроить и украсить, а можно разрушить. Чем больше ваша любовь превращается в насильственное обладание, тем больше вы губите и себя, и того, кого любите. Любовью можно и убить, мисс.

— Вы предлагаете любить и ничего не требовать взамен? Я не представляю, как это возможно. Такой была только любовь Христа, — грустно сказала девушка.

— Я не видел вашего Христа и не имею доказательств того, что Он и в самом деле был таков, как говорят Евангелия. У меня есть основание не доверять популярным источникам, в которых вещают о Сыне Божьем, — с некоторой иронией сказал мистер Снейп. — Но мне нравятся слова апостола Павла о любви, вам ли их не знать? «Любовь долготерпит, милосердствует...»

—«Любовь не завидует, любовь не превозносится, — тихо продолжила Гермиона. Ее глаза подозрительно заблестели. — Не гордится, не бесчинствует... не ищет своего, не раздражается... не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине... — она шмыгнула носом. — Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит».