— Зачем эти запреты? Я еще могу понять запрет «не ложись с мужчиною», но кролик...

Северус вдруг вскочил, зацепив поднос и расплескав чай на диван.

— Ты можешь это понять? Ты считаешь, этот запрет МОЖНО ПОНЯТЬ? — взвился он. — Тогда объясни МНЕ, а то Я не понял! Только говори о современности, а не о проблемах древних иудеев, озабоченных деторождением!

Гарри побледнел и уронил на диванную обивку «кошерный» тост.

— Спать с мужчиной — грех, — промямлил он.

На скулах Северуса заходили желваки, брови угрожающе сошлись к переносице.

— Аргументируй, — он вновь сел, скрестил руки на груди и вперил в Гарри хмурый взгляд. — Докажи мне, что это плохо. Я внимательно слушаю. С религиозной точки зрения, с морально-этической, с медицинской... Молчишь? Не хочешь включать мозг? Начни с кролика, если на то пошло!

Гарри не выдержал. Он бросился к Северусу, обнял и торопливо зашептал ему в ухо, захлебываясь словами.

— Не злись, я не могу с тобой говорить, когда ты сердишься! Северус, я не умею с тобой спорить! Я чувствую, тебе сейчас все равно, к чему прицепиться, хоть к кролику, хоть к мужеложству! Не знаю, почему это грех, так написано в Библии, так в любой церкви говорят! Бог создал Адама и Еву, а не двух Адамов.

— Очередной прокол, — буркнул Северус. Он перестал хмуриться и с минуту сидел молча, поглаживая плечо прижавшегося к нему юноши.

— Вы угадали, дорогой мой. Я зол как черт. Но не на вас, мистер Поттер, — вздохнул он. — На вашего проклятого Дамблдора. А еще больше на себя самого!

— А на себя зачем? — тихо спросил Гарри, пробираясь ладонью в вырез его халата. — Из-за мужеложства? — осторожно спросил он.

Северус вдруг рассмеялся.

— Гарри, твоя святая простота меня в гроб загонит! Решил, я вздумал покаяться?

— Нет, я не об этом. Я думал, ты сердишься, потому что вчера... Я вчера не должен был... Я первый начал... а грех на тебе!

Северус дернул бровью.

— Грех на мне? — он театрально отряхнул пылинки с халата. — Всё чисто.

Он обнял Гарри за плечо и прижал к себе.

— Грех — то, что я, дурак, не заметил, как потерял тебя по дороге... Прости, мой хороший, я не ожидал, что не выдержу, — он положил ладонь поверх руки Гарри и слегка сжал. — На меня какое-то затмение нашло... Мне вдруг показалось, что ты...

— Я понял, что ты подумал, — Гарри вспыхнул предательским румянцем и уткнулся лицом в халат Северуса. — А... можно спросить... одну вещь? — он задумчиво поводил кончиками пальцев по груди друга. — Сказано, «не ложись, как с женщиной». А кто из нас... был женщиной? Я? Или ты? Только не смейся!

Северус потерся подбородком о его макушку.

— Я не смеюсь, маленький кит. Никто не был женщиной. И не будет. Что бы мы ни делали друг с другом, это не превратит нас в женщин, даже когда вам этого очень захочется, мистер Поттер.

Он прижался щекой к его встрепанным волосам и закрыл глаза.

— Опять «мистер Поттер», «вы», дистанция, — пробурчал Гарри. — Вам не надоело, мистер Снейп? Почему вы не хотите сказать, зачем это нужно?

Он незаметно пробрался пальцами под халат дорогого друга, нашел сосок и замер, осторожно трогая пальцем маленький теплый бугорок. Северус открыл глаза и обреченно вздохнул.

— Гарри, эта дистанция... Черт с ним, иллюзия дистанции... нужна мне, а не тебе. Если ее не будет... Не испугаешься, если я скажу тебе правду? — он положил ладонь поверх ласкающей его руки.

Юноша поднял на него взгляд, полный любопытства. Северус вдруг стиснул его пальцы, почти до боли.

— Гарри, я хочу тебя до белых звездочек в глазах, до безумия, до галлюцинаций, до не знаю, чего, — прошептал он. Его глаза стали странно дымчатыми. — Никогда... никого... так не хотел. Это одержимость, сумасшествие, идея-фикс! Сам не знаю, что со мной... хуже, чем болезнь, — пробормотал он.

Гарри бросило в жар: слова Северуса всколыхнули тихую заводь, полную бесов.

— Если бы ты знал, о чем я думаю... неотрывно, неотвязно... что мне снится... Только ты, ты, ты, — Северус накрыл ладонью его руку и прижал к своей груди. — А то, что было вчера... это не то, чего я хотел... Не то! Не так! Я мечтаю, чтобы тебе было хорошо, мой маленький кит... Хочу, чтобы ты наслаждался... Если бы ты только позволил мне... нет, не позволил, сам захотел... И это не самое страшное, Гарри! Не то страшно, что я тебя физически хочу! Страшнее другое! Если бы я хотел только твое тело, так нет же, я, жадный негодяй, хочу твое сердце, твою душу, всего тебя! Если бы я мог тебе помочь, если бы только мог... убить твоих монстров, чтобы ты жил полной жизнью, без чувства вины, без осуждения, с любовью к себе, жил и был бы счастлив и спокоен, независимо от того, рядом я или нет! Да, я хочу тебя для себя, но больше всего... тебя для самого тебя... Что я несу... Черт!.. Я себя обманываю... Просто знаю, что так правильно... Я просил тебя прогнать меня, дурака, — простонал он. — Прав был! Поздно теперь!

— Северус, я от тебя никуда не уйду, я без тебя... ничего не хочу без тебя! — всхлипнул Гарри, потрясенный признанием.

На обычно бледном лице Северуса полыхал лихорадочный румянец.

— «Мистер Поттер», «дистанция», ни черта не помогает! Я с ума схожу по тебе! Жить тебе не даю! Мешаю понять, что тебе нужно, а что нет!.. Все мои жалкие попытки помочь обречены на провал, я не в состоянии здраво рассуждать, Гарри! Я не могу убить твоих монстров, это то, что должен сделать ты сам! Я только хотел, чтобы ты научился думать, мыслить критически, делать свой собственный выбор... Но все мои благие намерения оборачиваются в ничто, в ноль, в пустые разглагольствования! Я не могу сделать тебя свободным, я сам куда-то падаю, превращаюсь в одержимого, в зависимого, в раба своих страстей! Твоим бесам и не снилась такая победа!

— Ты не знаешь, на что способны мои, — возразил Гарри, очевидно, желая защитить свою команду.

— Драгоценный мой, я не осуждаю бесов... я им потакаю, как могу. Не осуждаю ни свои, ни твои желания, Гарри... Не в этом дело, — вздохнул Северус.

— Я помню каждое слово, которое ты мне сказал, — тихо сказал Гарри. — Про Бога... про бесов... про свободу. Я верю тебе, верю, что ты прав... — прошептал он.

— Вот это как раз то, чего я не хочу, мой маленький кит! Не надо верить мне! Не этого я хотел — чтобы ты веру в Бога сменил на веру в меня! Ты не мой пациент, для которого я — единственная надежда. Найди себя. Верь себе, своим ушам, своим глазам, своим мыслям и чувствам, тогда ты сделаешь правильный выбор... надеюсь.

— Я выбрал тебя, — упрямо сказал Гарри.

— А ты уверен, что не наоборот? — прищурился Северус.

— В смысле?

— Я выбрал тебя, — негромко сказал Северус. — В этом заключается разница между нами... Ты не выбираешь. За тебя выбирают другие, а ты наивно полагаешь, что сделал выбор сам.

Гарри нахмурился.

— Значит, мне повезло, — вдруг сказал он. — Повезло, что ты выбрал меня.

— Повезло... Откуда ты можешь это знать в свои семнадцать? А если бы НЕ повезло? Гарри, сказать тебе, что бы я сделал еще лет эдак пять назад? Я бы, как твой Дамблдор, изучил бы все мыслимые и немыслимые методы гипноза, НЛП, тысяча и один способ воздействия на психику, только чтобы перепрограммировать тебя на свою скромную персону!

Гарри вытаращил глаза от удивления.

— Ты выдумываешь, Северус!

— Ничего я не выдумываю. А лет десять назад... — он убрал пальцы Гарри, увлеченно пощипывающие его сосок под халатом. — Лет десять назад, вздумай ты заявиться ко мне в дом в один ненастный дождливый вечер, с Библией под мышкой, с рассказами о грешниках и бесах, я поступил бы с тобой гораздо хуже, — опасным мягким голосом сказал он.

Гарри открыл рот.

— И что бы ты сделал?

Северус криво улыбнулся.

— Лишил бы тебя невинности прямо на коврике у двери. И не делайте большие глаза, мистер Поттер. Не надо из меня ангела лепить, — он взял с подноса свой остывший чай и невозмутимо отхлебнул глоток.

Гарри сунул в рот тост с джемом.

— Я это почувствовал, — сказал он. — Тогда... в первый раз.

Северус подавился чаем и закашлялся.

— Да ладно тебе! Я пошутил, маленький кит!

Гарри похлопал друга по спине.

— Я чувствую... людей. Их желания... Наверное, это какое-то колдовство.

— Это называется интуиция, мистер Поттер.

— Значит, она меня не подвела, мистер Снейп.

— Ах вон оно что... Мелкий хитрец!

— Плут!

— Прохвост.

— Хитрый лис!

— Уже был хитрец.

— Проныра!

— Пройдоха.

— Жулик!

— Мошенник.

Гарри открыт рот и уставился в потолок.

— Э-э... М-м...

Северус спас положение растерявшегося игрока чувственным поцелуем в губы.

______________________________________________________________________________________________________

http://img27.imageshack.us/img27/1893/123pbz.jpg

Фанарт jozy. Нежность

______________________________________________________________________________________________________

* * *

Гарри уселся на мягкое автобусное сиденье и закрыл глаза. Северус вдруг вспомнил, что у него какие-то дела вне клиники, и уехал. Без него в доме стало так тоскливо, что Гарри решил, наконец, сделать то, что давно собирался: поехать в «Электру» и забрать свои вещи, — времени до начала дежурства было предостаточно.

Шины мягко шуршали по асфальту, автобус покачивался, и Гарри охватила сладкая истома, странное ощущение тихого счастья, которого он никогда раньше не испытывал.

«Северус. Северус. Северус. Господи, если это правда... Если правда то, что он сказал... Боже, пусть это будет правда!»

Гарри не лгал. Он, рассеянный и невнимательный, вечно забывающий, что и кто ему говорил, помнил каждое слово, каждый жест, каждый взгляд своего друга. С первой минуты их знакомства.

«Хочу твое сердце, твою душу, всего тебя!»

Он глубоко задумался. Никто из них не сказал о любви. Наверное, мужчины не говорят друг другу о таком, решил он. Это глупо. Что бы он сказал Северусу? «Люблю твое сердце, душу... тело... люблю всего тебя!» Да, с Гермионой Северус говорил о любви, но с ним...

Это он, он, а не Северус, жадный! Жадный, гадкий, всё ему мало! В нем вдруг вспыхнуло отвращение к себе. Он ничего, ничегошеньки не сделал для Северуса, если бы он только знал, что... Жизнь бы за него отдал!

«Убил бы, украл», — услужливо подсказал какой-то бес.

— Да! — вслух ответил он, сжимая руки в кулаки.

Обрюзгший пассажир на соседнем сиденье покосился на него с подозрением.

Молодой человек ничего не заметил.

Он вспомнил, как проснулся сегодня утром в постели Северуса и обнаружил под его подушкой свою тетрадь с вопросами и ответами. Находка взволновала его до глубины души — Северус спал с его тетрадкой, как он сам с его книгой по анатомии! Гарри перелистал измятые страницы и наполнился злостью на себя самого: собственные ответы показались ему глупыми и лживыми.

«Что такое грех?»

«Грех — это поступок человека, неугодный Богу», — гласили корявые строки.

Повинуясь импульсу, он вскочил с постели, отыскал ручку и перечеркнул написанное.

«Грех — это зло. Когда человек причиняет другому страдания», — написал он и, вспомнив почему-то о послеоперационных болях пациентов, приписал сверху слово «бесполезные».

Сейчас он досадовал на самого себя. Он так и не ответил Северусу, почему мужеложство — грех. Не ответил, потому что ничего плохого, кроме слов апостола Павла, на ум не пришло: мужеложцы Царства Божия не наследуют. Поскольку заинтересованность Северуса в Царстве Божьем была весьма под сомнением, Гарри промолчал.

Предписание не есть кролика было далеко не самым нелепым в книге Левит, с точки зрения Гарри. Он вспомнил, что даже Гермиона возмущалось стихом, запрещающим носить одежду «из разнородных нитей, шерсти и льна».

Кому от этого плохо, вдруг подумал он.

И если мужеложство не причиняет другому страдания... Если не причиняет страдания... Если не причиняет...

Гарри открыл рот, потрясенный собственными мыслями, и уставился сквозь обрюзгшего соседа.

«Грех ли любить?» — молнией вспыхнула мысль.

— Нет, — прошептал он.

На его лице вдруг расцвела улыбка — глупая, совершенно детская.

Озадаченный сосед растерянно улыбнулся в ответ.

* * *

Вход в «Электру» подпирали два внушительных ашера: в зале шло служение. Гарри не удивился, по пути от автобусной остановки он наткнулся на несколько крупных афиш с фотографией пастора Риддла. Лидер «Упивающихся духом» улыбался ослепительной обезоруживающей улыбкой, поднимая в приветственно-благословляющем жесте доброжелательно открытую ладонь. «Секреты успеха от Христа», — гласила тема проповеди. Очевидно, пастор Риддл постиг немало секретов Сына Божьего: реклама стоила немалых денег, и далеко не каждая община могла позволить себе такие расходы на проповедь в будний день.