Пальцы следователя жадно обхватили ствол найденного под полотенцем крупнокалиберного оружия — горячего, влажного и опасно пульсирующего.

— Да-а, — простонал Северус. Его рука добралась, наконец, и до боеприпасов, припрятанных следователем.

Гарри открыл рот, силясь задать сакраментальный вопрос «Кто?», но в этот момент измученный допросом подследственный дернулся в его скользящем кулаке, и оружие несколько раз выстрелило, разрядившись на живот густыми белыми струйками.

Операция безбожно провалилась.

Северус издал вздох блаженного облегчения, от которого Гарри окончательно потерял голову.

Он вдруг почувствовал, что растворяется, у него нет ни рук, ни ног, ни головы, и все его существо — то, что заключено между ладонями Северуса. Цепляясь дрожащими руками за плечи друга и уже не в силах добраться до желанных губ, он уперся лбом в его грудь, пытаясь продлить мучительно сладкий миг на краю грехопадения, и вдруг, на мгновение обезумев, впился зубами в горячее, влажное от пота тело.

На секунду ему показалось, будто внутри него взорвалась звезда, и продолжала сладко разлетаться, затухая и оставляя после себя чувство невесомости и пустоты.

Совершенно обессиленный, он лежал на груди Северуса, ощущая его поглаживающие ладони на своих ягодицах и чувствуя, как внутри нарастает страх.

Он, Гарри Джеймс Поттер, начинает превращаться в животное. Скоро он потеряет человеческий облик и...

— Мой хороший, — вдруг услышал он. — Мой чудесный...

На его глаза навернулись слезы.

— Северус! Я тебя укусил! Я с ума сошел, да? — прошептал он, разглядывая два багровых полумесяца на груди друга.

— Я чуть не кончил во второй раз. Это было невероятно, — тихо сказал Северус.

Гарри изумленно распахнул глаза.

— Ты... шутишь, что ли? Я уже хуже дикаря!

Северус расплылся в улыбке.

— Был кит, теперь волчонок. Мой маленький зеленоглазый волчонок. Волчонок, по-моему, ты ко мне прилип.

— Угу... Больно? — Гарри осторожно полизал укушенное место.

— Наоборот, приятно... Следующая игра будет в Волчонка и Красную Шапочку. Только шапочку не откуси.

Гарри вдруг рассмеялся так, как не смеялся уже вечность.

— Вы ужасный человек, мистер Снейп!

Он таял, таял от теплого взгляда прищуренных черных глаз.

— Ужасный человек вас ужасно любит, мистер Поттер.

Где-то в глубине сердца Гарри взорвалась вторая звезда.

* * *

Этот вечер он потом вспоминал как один из самых счастливых и нежных домашних вечеров. Гарри вдруг осознал, что рядом с Северусом он чувствует себя настолько в безопасности, что все тревоги и неприятности кажутся далекими и перестают казаться чем-то серьезным.

Северус купал его в душе. В обыкновенном. И все же это было волшебством — нежность и восхищение, с которой оба касались друг друга, стоя под теплыми струями воды. Смотрели друг на друга и не могли насмотреться. Потом обнялись и замерли неподвижно, прислушиваясь к ощущениям. И вдруг опять накинулись друг на друга, целуя мокрые губы, глотая воду и фыркая. Мыло, выскальзывающее из пальцев, которое каждый пытался поймать первым на дне ванны. Совершенно неузнаваемый Северус, ведущий себя, как мальчишка, и он сам, пьяный от нежности и восторга, наверное, глупый, но совершенно счастливый.

* * *

— Прошу, скажи мне, что происходит, — Гарри разнеженно лежал в халате Северуса, на постели Северуса и даже на его руке и ноге.

— Я хотел спросить у тебя о том же. Твой допрос... Это ты своим умом дошел, или где-то прочитал?

— Ты о чем?

— Ты знал, что в таком состоянии я...э-э... отвечу на все твои вопросы.

Гарри удивленно моргнул.

— Не знал. Разве ты мне правду сказал?

Северус вдруг стал серьезным.

— А ты как думаешь?

— Не знаю... Мы ведь играли. Я хотел с тобой поговорить, давно хотел. Понимаешь, вокруг какие-то вещи происходят непонятные. Когда я без тебя, мне даже страшно, а потом... ты приходишь... И я уже ничего не боюсь. Будто ты меня охраняешь... не могу объяснить, — Гарри водил кончиками пальцев по груди друга, рисуя незамысловатые узоры.

— Я понимаю. Наверное, — Северус лежал, глядя на него с какой-то особенной нежностью и любовно поглаживая его спину. Гарри подумал, что его друг сейчас совершенно не такой, как всегда. Расслабившийся душой и мягкий, будто исчезла невидимая пружина — собранность и вечная концентрация, которую он привык в нем чувствовать, особенно в клинике.

Разрушать очарование момента не хотелось. И все же Гарри казалось, будто вокруг них клубятся тревожные облака.

— Я случайно услышал разговор... — начал он. — Очень странный разговор. Только не ругай меня, Северус. Я не нарочно. Ты просил меня не общаться с соседями, я и не общался, просто случайно услышал... Про Долохова и про Малфоя. Я не слишком хорошо понял, но...

Рука Северуса замерла у него на спине. Брови сердито сдвинулись. С огорчением Гарри почувствовал, что невидимая пружина вернулась на свое привычное место.

Путаясь в словах, волнуясь и сбиваясь, он пересказал разговор Риддла и Петтигрю.

Северус слушал, не перебивая. Потом вдруг вскочил и с минуту молча ходил по спальне из угла в угол.

Гарри сел на кровати, подтянув колени к подбородку, и взволнованно наблюдал, как на лице друга сменяются непонятные ему эмоции. Наконец, Северус тяжело опустился рядом на постель и уставился на него хмурым взглядом.

— Тебе нравится этот чертов дом? — неожиданно спросил он.

Гарри разинул рот. Он ожидал услышать что угодно, но не это.

— Да... Когда ты тут со мной.

— Ты согласен переехать со мной, скажем, в Ричмонд? Да неважно, куда, подальше от наших замечательных соседей? Ты знаешь, что пастор Дамблдор собрался жениться?

Гарри опешил.

— Ты шутишь!

— Я похож на шутника? — сердито сказал Северус. — Он женится на Долорес и поселится тут! Одного этого достаточно, чтобы переехать на другой конец Лондона! А второй пастор... — он вдруг взял Гарри пальцами за подбородок и заглянул ему в глаза, сверля взглядом гипнотизера. — Обещай. Мне. Никогда. Не ходить. Без меня. В сад. И не приближайся к дому Риддла! — вдруг рявкнул он.

— Северус, не кричи, я не буду ходить в сад, я никуда не буду ходить, просто объясни мне, что все это значит! К Малфою не подходить, к пастору Риддлу не приближаться, почему, ты не говоришь, а потом кричишь на меня!

Северус закрыл глаза и поморщился, будто у него болит голова.

— Гарри, выслушай меня. Если твоя интуиция говорит тебе, что происходит что-то нехорошее, то мне это подсказывает простой анализ известных мне фактов. А факты свидетельствуют о том, что у Люциуса какие-то неприятности. И услышанный тобой разговор это подтверждает. Надеюсь, это не то, что я думаю... — он сжал виски кончиками пальцев. — Люциус баллотируется в парламент в качестве кандидата от партии консерваторов. С тех пор, как он в это влез, стал совершенно невыносим. Насколько я понимаю, Риддл обещал ему поспособствовать с продвижением... То, что ты услышал, имеет ко всему этому какое-то отношение. Возможно, Риддл собрался финансировать его избирательную кампанию, или у него есть какие-то связи, понятия не имею. Есть категория людей, с которыми я предпочитаю не иметь ничего общего. До истории с Долоховым я был уверен, что проблемы Люциуса в деньгах и амбициях, но теперь... Раньше я точно мог сказать, что Люц не способен на всякую грязь, но в последние годы он сильно изменился и...

Гарри мягко коснулся его руки.

— Прости... Наверное, это не мое дело, но... Почему вы расстались?

— В двух словах не расскажешь, — Северус тяжело вздохнул. — Мы очень разные, настолько, что я сейчас удивляюсь, что нас связывало, кроме постели... Я тогда, давно... не смейся, милый мой... Хотел иметь семью, как идиот. Он, и Нарцисса, и Драко... Это было почти похоже на семью, пока Люциус не начал все портить своими э-э... фантазиями. Есть фантазии, которые не следует воплощать в жизнь, если они в итоге разрушают и тебя, и твоих близких... Но основные конфликты начались в клинике. Я до сих пор передаю ему пациентов, которым не помогает ни коррекция, ни протезирование, тех, кого может спасти только пересадка сердца, вроде твоего пастора Риддла. Люциус действительно выдающийся трансплантолог, ему в самом деле нет равных... Поначалу он брался за все случаи, а потом начал фильтровать пациентов и...

— В смысле, фильтровать? — Гарри придвинулся ближе и положил ладони Северусу на плечи, пытаясь вспомнить то малое, что знал о массаже.

— Как приятно, да-а... Люциус начал отбирать тех, кто готов был заплатить больше, а не тех, кто годами ожидал пересадку и чья жизнь исчислялась неделями, если не днями... Сейчас это превратилось у него в систему, — безрадостно сказал Северус. — Причем не всегда в деньгах дело, иногда он это делает из каких-то личных соображений. Он уговорил меня не оперировать одного из моих пациентов, человека состоятельного. Убедил того в необходимости пересадки. Я уехал в Штаты на неделю, когда вернулся, выяснилось, пациент умер. Донорское сердце Люц отдал другому человеку, который, видите ли, оказался директором школы, где Драко учился. Для меня это было последней каплей... Одной из последних... Он старался меня злить, все делал мне наперекор, лишь бы довести до бешенства... пока сорвусь. Пока стану зверем, злым зверем... О-о, как хорошо, — он выгнулся, как довольный кот. — Когда мы расстались, это было такое облегчение...

— Ему нравилось, когда ты злой? — Гарри усердно разминал его спину, перебравшись к пояснице и слушая рассказ про Люциуса самым внимательнейшим образом.

— Вы на редкость догадливы, мистер Поттер... Спасибо, мой хороший... Если честно, у меня после восьми часов, согнувшись над столом, спина буквально разваливается.

— Я это заметил, — сказал Гарри, растирая поясницу. — Ждал, когда ты признаешься, но ты такой гордый, ужас.

— Чтобы ты подумал: вот эта старая развалина, Северус Снейп, пень трухлявый, даже в отцы мне не годится, потому что кому нужен такой ста...

— Северус! И ты еще меня учишь не комплексовать? — Гарри обнял его за шею и положил подбородок на плечо. — Тебе только тридцать восемь, а ты бурчишь хуже, чем Дамблдор! Кстати, что за шутки про Амбридж?

— Это не шутки. Любовь к деньгам — самая сильная и крепкая любовь в мире. Хотя, не знаю, может, он и в самом деле к Долорес неравнодушен. Хитрый он старик, не пойму я его никогда, наверное, — вздохнул Северус.

— Амбридж для него слишком молодая, — сурово сказал Гарри.

Северус рассмеялся.

— Ее возраст известен только нашим пластическим хирургам. Но для тебя могу выяснить по старой дружбе.

— Не надо, какая мне разница... Тут болит, да? — он потрогал подушечками пальцев чуть ниже поясницы.

— Да, но... э-э... лучше не надо.

— Больно?

— Очень бесовское место. Не советую просто так трогать.

— У всех бесовское, или только у тебя? — глаза Гарри расширились от интереса.

— Про всех не берусь судить... Могу проверить тебя.

— Не надо, — Гарри испуганно отстранился. — Я и так...

— Что и так?

— Ты меня просто за руку берешь, и уже... бесовское начинается. Я... нет, не надо. Не проверяй! Если у тебя бесовское, значит, у меня тоже. Что ты смеешься?

— Мистер Поттер, я вас обожаю. А что можно проверить, какую часть тела? Есть какая-нибудь совершенно бесчувственная часть?

Гарри отчего-то покраснел.

— Я про такое никогда не думал. Колени?.. Нет. Локти? Локти, наверное.

Северус подозрительно оживился.

— Возможно, ты прав. Проверить можно?

— Локоть?

— Локоть. Чисто научный эксперимент.

Через минуту Гарри лежал со спущенным с плеча халатом, положив согнутую в локте руку на подушку — для чистоты эксперимента.

Северус улегся рядом и просто прикоснулся к косточке на локте губами.

— Ничего, — с достоинством сказал Гарри.

Экспериментатор лизнул его кончиком языка, еще и еще, как мороженое. Гарри хихикнул.

— Щекотно!

— А так?

Северус открыл рот и принялся посасывать локоть, горячо вылизывая языком. По телу Гарри хлынула волна жара. Щекотно стало в совершенно неподобающем месте, никоим образом не связанном с локтем. Лицо загорелось, глаза расширились, дыхание сбилось. От ощущения языка, нежного, влажного, от охватывающих его локоть губ, по спине пробежала дрожь и превратилась в сладко покалывающие иголочки в промежности. Быть может, всему виной были движения головы и губ хитрого экспериментатора, будто у него во рту был не локоть, а некая другая часть его тела.

— Ну что?

— Ещё, — прошептал Гарри.

— Всё. Эксперимент окончен. Так я и думал, мистер Поттер. На вашем теле нет бесчувственных мест, — удовлетворенно сообщил Северус.

Гарри покраснел. Перевернуться на спину означало подтвердить чистоту эксперимента, и он остался лежать в прежней позе, смущенно глядя на довольного экспериментатора.