— У кого еще свидетельства? — вопросила сестра Минерва.

— У меня сегодня комнатная роза зацвела, — сестра Помона улыбнулась такой довольной улыбкой, что никто не усомнился в благодати божьей. — Я давно молилась об этом. Сегодня Господь услышал мою просьбу, — со спокойным удовлетворением сказала она.

— Господь знает каждую малую нужду нашу, — сказала сестра Минерва.

Гарри закусил губу, чтобы не рассмеяться: в понятие «малая нужда» он обычно вкладывал куда более прозаичный смысл.

— Вы улыбаетесь, Гарри. Вспомнили свидетельство? — спросила миссис Макгонагалл.

— Н-нет, не вспомнил, — смутился Гарри.

— Неужели вы не видите благословений божьих в вашей жизни? Многим закрывает глаза бес неблагодарности, — вздохнула сестра Минерва.

— О, нет, я благодарен Богу, — поспешно сказал Гарри. — У меня все хорошо. Просто нет ничего такого... интересного или необычного, о чем стоило бы рассказывать, — добавил он и слегка покраснел, некстати вспомнив о профессоре.

— Ну что ж, если свидетельств больше нет, перейдем к последней проповеди нашего дорогого пастора Дамблдора, — сказала сестра Минерва. — Как вы помните, речь шла о грехе Онана.

Внутри Гарри словно что-то оборвалось. На него накатила глухая тоска. Стало вдруг нечем дышать, хотя большие арочные окна в гостиной миссис Макгонагалл были открыты настежь, и с улицы доносился шелест листвы и щебетанье птиц. Решение пришло в голову юноши так быстро, что он не сразу сообразил — это не что иное, как дела бесовские.

— Я прошу прощения, — Гарри встал. Его голос звучал совершенно невозмутимо: — Мне очень жаль, но я вынужден уйти. Приезжают мои родственники, и мне надо быть на вокзале.

— Ну конечно, Гарри, — спокойно ответила сестра Минерва. — Надо было сразу предупредить. Иди. Да благословит Господь тебя и твоих родственников.

Через минуту Гарри вихрем несся по улице. Денег на проезд не было, и до Ноттинг Хилла пришлось идти пешком. Думать ни о чем не хотелось. Ни о своей лжи, ни об Онане, ни о домашней группе.

Напротив дома профессора Снейпа рос старый вяз, и дерево было видно издалека. Завидев толстый корявый вяз, Гарри подумал, что в тот день они с Гермионой вполне могли переждать дождь под его укрытием. И все же Господь направил их в дом именно этого человека. Нет, все это не просто так. Миссия Гарри на этой земле ясна — победить беса в себе и помочь другим сделать так же. Профессор Снейп — не случайный прохожий в жизни Гарри, теперь юноша был в этом уверен. Главное — набраться смелости и рассказать этому человеку все, что Бог думает о геях и какую кару готовит мужеложцам.

Гарри был почти у цели, как вдруг в стене коттеджа плавно поднялись гаражные ворота. Большой черный автомобиль мягко выехал на подъездную площадку и свернул на дорогу. Юноша растерянно остановился: он понял, что это машина профессора Снейпа.

Внезапно автомобиль резко затормозил и сдал назад.

«Он увидел меня!» — с какой-то детской радостью подумал Гарри.

— Брат Гарри, — профессор Снейп открыл переднюю дверцу, но не вышел из машины. Юноша с удивлением заметил, что его черные длинные волосы сегодня собраны в хвост. — Я ждал вас раньше, — ухмыльнулся он.

— У нас была домашняя группа, — сказал Гарри, удивляясь сам себе: будто он оправдывается.

— По средам и пятницам у меня ночное дежурство, — промурлыкал профессор. — В эти дни лучше приходить за Библией с утра.

Гарри не выдержал и расхохотался.

— Честное слово, я не знаю, почему так получается, — воскликнул он. — Я действительно хотел ее забрать! Она мне и вправду очень нужна.

— Хорошо, — сказал профессор, пристально рассматривая молодого человека. — Доживете до завтра, брат мой Гарри?

— Доживу, — сказал юноша. Ему вдруг стало ужасно жаль, что они не поговорят сегодня.

— Подвезти вас? — внезапно спросил тот. — Я еду в сторону Лондонского моста.

— До парка Кеннингтон... если можно, — пролепетал Гарри.

— Если я предлагаю, значит, можно, — буркнул профессор.

Гарри не без удовольствия уселся на переднее сиденье.

— Круто, — сказал он, осматривая салон. Юноша подумал, что это самая чистая машина, которую ему доводилось видеть.

— И что вы делаете на ваших домашних группах? — поинтересовался профессор, выруливая на середину Ноттинг Хилла.

Гарри слегка покраснел, вспомнив свое позорное бегство.

— Обсуждаем проповеди. Общаемся. Пожертвования собираем, — вздохнул он.

— Пожертвования, — нехорошим голосом сказал профессор. — Позвольте задать вам нескромный вопрос, брат Гарри, — сказал вдруг он.

Гарри похолодел. «Нескромный» вопрос профессора Снейпа должен быть чем-то невероятно бесстыдным.

— Да, — хрипло и тихо сказал Гарри.

— Это ваши единственные штаны? — мужчина кивнул на видавшие виды джинсы юного евангелиста.

Гарри покраснел.

— Ну...

— Я понял, — сказал профессор, глядя на дорогу: они выезжали на наводненную транспортом Кеннингтон-лэйн. — Хорошо, учиться в колледже вы не хотите, как я вижу. Но разве «Источник Любви» мешает вам работать?

Гарри отчего-то стало стыдно. И этому человеку он собирался читать лекцию о морали и нравственности.

— Я не набрал баллы в Школу Менеджмента, — сказал он, косясь на римский профиль водителя: возможно, оттого, что волосы профессора были собраны в хвост, его нос с горбинкой еще больше выдавался вперед. — У меня есть работа, но мало часов, и оплачивается... не слишком хорошо, — Гарри вздохнул.

— Ах вот оно что, — сказал профессор. — Вы не пробовали найти что-то другое?

— Я ничего не умею, — тихо ответил молодой человек. — Только... убирать.

— Убирать? — профессор так удивился, что перестал смотреть на дорогу. — Как же вы собирались поступать в Школу Менеджмента?

Гарри сник.

— Я не ругаю вас, Гарри, — вдруг очень мягко сказал профессор и положил ладонь на его колено. Сердце юноши ухнуло в пропасть, а все тело буквально окатило огнем с макушки до пят. Почти тут же рука профессора спокойно вернулась на руль: это был простой жест утешения, понял Гарри.

Простого жеста было достаточно: грех ожил и приподнял голову. Гарри вдохнул и расширившимися глазами уставился на дорогу, чтобы не выдать себя. К счастью, профессор ничего не заметил.

— Вам нужно попробовать найти другую работу, брат мой Гарри. Утром работать, а вечером готовиться к поступлению на следующий год. Я бы на вашем месте сделал так. Но если ваши церковные сборища отнимают всё ваше время... — он скривил губы, будто съел какую-то кислятину.

По правую сторону дороги показался Кеннингтонский парк. Гарри поймал себя на мысли, что готов ехать и ехать, несмотря на тягостный разговор.

— А в вашей больнице нет какой-нибудь работы для меня? — неожиданно для себя самого спросил он.

Профессор Снейп резко притормозил. Несколько секунд он смотрел прямо перед собой, о чем-то размышляя. Внезапно он повернулся к Гарри и окинул его взглядом, будто видит в первый раз.

— Санитар, — вдруг сказал он. — В детское отделение.

* * *

8. Лондон Бридж Хоспитал

Гарри и не помнил, когда последний раз вставал в такую рань. Его будущая работа начиналась в половине седьмого, но он вскочил в начале пятого, чтобы успеть помолиться, одеться и выйти пораньше, с запасом времени на поиски нужного отделения кардиоцентра: Лондон Бридж Хоспитал была большой многопрофильной клиникой, расположенной в старом здании на южном берегу Темзы.

К счастью, Гарри не опоздал. В шесть двадцать он уже был в приемном отделении — внутри светлого атриума с бассейном и зеленью. Любезная регистраторша показала ему блок кардиоцентра, и уже через минуту Гарри взволнованно топтался у стеклянных дверей с надписью «Отделение хирургии врожденных пороков сердца детей младшего возраста».

Он робко толкнул толстую стеклянную дверь. Человека, о котором говорил ему профессор Снейп, Гарри узнал мгновенно. «Хагрид — великан», — сказал тот. И сейчас, глядя на огромного бородатого мужчину чуть ли не десятифутового роста, Гарри подумал, какими забавными детскими игрушками выглядят в его ручищах швабра и ведро для мытья пола.

— Хагрид, — представился великан, стягивая с руки гигантских размеров резиновую перчатку.

— Очень приятно. Гарри Поттер, — улыбнулся Гарри. — Но... разве вас зовут не Рубеус? Профессор Снейп сказал, Рубеус.

Великан заметно удивился.

— Меня никто так не зовет, мистер Поттер, — сказал он, демонстрируя забавный простонародный говорок.

— Меня тоже никто не зовет «мистер Поттер». Просто — Гарри.

— Ну, так и я, просто — Хагрид, — сказал великан. Маска была ему мала, и борода торчала из-под нее смешными черными кустиками.

Хагрид повел юношу по сверкающему чистотой коридору. Глядя на сияющие полы, Гарри опрометчиво подумал, что работы будет немного. Как выяснилось, он жестоко ошибся.

Великан начал с того, что отвел Гарри в санкомнату. К удивлению юноши, оказалось, рабочий день начинается с ритуала: душ и всевозможные очищающие мероприятия оказались священнодействием. Наконец, ангельски чистый Гарри был проведен в комнату для младшего персонала. В ней обнаружились ряды металлических шкафчиков, пара столов и несколько кушеток. На одной из них, свернувшись калачиком, храпел какой-то коротко стриженый парень в мятом халате и съехавшей на ухо шапочке.

— Виктор, — окликнул его Хагрид. Тот что-то промычал, но не пошевелился.

Великан выдал Гарри зеленый халат, фартук, штаны, обувь и шапочку. Гарри почувствовал себя на голову выше — теперь он ничем не отличался от настоящего санитара.

— Ох, а глаза-то какие зеленые, — заметил Хагрид.

— Это от халата, — буркнул Гарри. Он не любил, когда ему напоминали про цвет его глаз, — всё у него вечно не так, как у других.

— Крам! — вдруг рявкнул Хагрид. — Чрезвычайный режим номер один!

Лежащий на кушетке парень мгновенно вскочил и уставился на Хагрида сердитыми сонными глазами.

— Вставай, доктор на подходе, — спокойно сказал Хагрид, вытягивая из коробки свежие перчатки для себя и Гарри.

— Скотобойня по тебе плачет, Хагрид, — пробурчал Виктор и кивнул на Гарри: — Новенький?

— Да, я только сегодня... — обрадовался Гарри. — Меня зовут Гарри.

— Я не собираюсь запоминать, как тебя зовут, — не слишком дружелюбно сказал Виктор. — Только запомнишь — уже сбежал. Надоело уже. Посмотрим, сколько ты продержишься, — парень подошел к умывальнику и начал плескать себе воду в лицо.

— Идем, Гарри, — позвал юношу Хагрид. — Виктор вообще хороший парень, ты не думай ничего-то.

Великан начал с экскурсии по отделению, попутно знакомя Гарри с медперсоналом. Все были в одинаковых халатах и шапочках, и у всех были измятые усталые лица и красные глаза — награда за ночное дежурство.

Помещений, которые должен был убирать Гарри, оказалось довольно много: операционная, ординаторские кардиохирургов и анестезиологов, комната отдыха персонала, кабинет старшей сестры, комната санитаров и санкомната, предоперационная, наркозная, аппаратная, и, наконец, самое главное — палата интенсивной терапии, где лежали маленькие пациенты кардиоцентра.

— А вот наши малыши, — сказал Хагрид, улыбаясь, как довольный отец семейства.

Гарри расширившимися глазами смотрел на детей. Конечно, он видел малышей и раньше, — спокойные или даже плачущие, они никогда не вызывали у него каких-то особенных чувств. Но то, что он увидел в этой палате, потрясло его до глубины души.

Палата интенсивной терапии была довольно большая, и Гарри сначала заметил только четверых. Он решил, что это новорожденные — такие они были маленькие. Личики детей казались неестественно бледными, рты прикрыты прозрачными масками, от которых тянулись дыхательные трубки, к синюшной коже прикреплены пластырями электроды. Постели выглядели огромными для их маленьких жалких тел. Правда, постелями эти сооружения назвать было трудно — скорей тележки, где боролись за угасающую жизнь маленькие существа, опутанные пластиковыми трубками и непонятными проводами. Гарри осторожно приблизился к одному ребенку. Малыш не спал. На синеватом бескровном лице жили одни глаза — широко раскрытые, страдающие и уже какие-то неземные, как глаза пришельца с другой планеты.

Гарри почувствовал, как к его горлу подступает комок слез.

«Господи, дай мне силы», — мысленно взмолился он. К такому зрелищу он оказался не готов.

Хагрид, казалось, ничего не заметил.

— Ишь, не спит. Это Тони, ему пять месяцев, — сказал он. — Ну, кнешна, может его в детском приюте и по-другому назовут, но у нас он — Тони.

— Разве у него нет родителей? — взволнованно спросил Гарри.

— Отказались, — махнул рукой Хагрид. — Кому такие нужны. Даже если выживут после операции, потом сколько выхаживать, — вздохнул он. Он ткнул пальцем в какую-то картонку, прикрепленную к каталке Тони: — Вот, видишь, «Пен-та-да Фал-ло», — по слогам прочитал великан.