– Был приступ или не было? — тихо шагнула назад, прикрыла за собой дверь Инна.

– Не было.

– Тогда почему панику устроил?

– Только попросил тебя прийти.

– Зачем?

– Прошу! — махнул рукой в сторону дивана и кресел Борис.

На журнальном столике стояла бутылка шампанского и два хрустальных фужера.

– Что празднуешь?

– Присаживайся. Мы с тобой празднуем помолвку.

– Чью? — опустилась на диван Инна.

– Нашу.

– Да что ты говоришь? — рассмеялась Инна.

Только что ее бил страх из-за Ксюши, а теперь стало весело. Приятно и весело. Она испытывала удовольствие, ожидая предложение руки и сердца. Ответ будет единственно отрицательным, но отказать себе в кокетливом желании помучить Бориса она не могла.

– И давно мы с тобой решили обручиться? — продолжала улыбаться Инна.

– Тебе на раздумья пять минут, я скрутил с пробки шампанского проволоку.

– Шампанское — это аргумент. А как же твоя клятва — в ЗАГС под дулом пистолета? Да и у меня, как ты помнишь, карантин на всю оставшуюся жизнь.

– Клятвы отменяются. Хватит нам с тобой, как говорит твоя мама, валандаться, морочить голову и бояться неизвестно чего.

– Моя мама наверняка замучила тебя намеками, но это только цветочки. Весь двор с нетерпеньем ждет, когда из наших квартир зазвучит марш Мендельсона. Мы с тобой стали популярными фигурами у местных сплетников.

– На сплетников мне плевать, а для брачной ночи ЗАГС необязателен.

– Так вот что ты предлагаешь? — притворно разочаровалась Инна. — А я-то думала, отыскался благородный жених.

– Инна! Перестань дурачиться. Весело тебе? Нашла повод для юмора. — В отличие от Инны, Борису было не до шуток. — Я тебе предлагаю, — нервничая, он дергал себя за уши, чесал макушку, — взять меня в жены… Тьфу ты, в мужья… Нет, наоборот, я тебя беру в жены, а ты меня…

– Ну? Куда мне тебя девать? Может…

В этот момент выстрелила пробка шампанского. Напиток хлынул из горлышка. Борис вскочил, принялся разливать по фужерам. Перестарался, из Инниного фужера потекла пена. Инне сохранить бы насмешливую невозмутимость, но сработал инстинкт — чтоб добро не пропадало. Инна быстро отпила из фужера. Борис залпом опрокинул свой. Тут же, теперь аккуратно наливая по стеночкам, снова разлил шампанское.

– Если ты мне отказываешь, — сел Борис в кресло, — то хоть объясни почему. И давай без кривлянья. Повеселилась и хватит.

Инна вертела в руках фужер, рассматривала напиток на свет:

– Без веселья можно было бы и обидеться. Почему зовет замуж? Потому что нашел для своей дочери хорошую мачеху. Нет, с другой стороны, — противоречила себе Инна, — тебе и надо выбирать жену, которая о Ксюше будет истово заботиться. Борька, для меня Ксюша — это одно, а ты — совершенно другое. Будь у девочки иной отец, мое чувство к ней нисколько не поменялось бы. Что касается Вани, то он прекрасно вырастет без твоего участия. Это враки, что женщины не умеют воспитывать настоящих мужчин. В противном случае наша страна уже во многих поколениях имела бы вместо крепких мужиков инфантильных нытиков. Как мой бывший, — невольно добавила Инна.

– О воспитании мужчин поспорил бы с тобой, но не время. Предлагая тебе руку, сердце, прочие собственные органы и части тела в длительное пользование, а главное, свой незаурядный ум и прекрасный характер, я меньше всего думал о детях. Нет, думал, конечно, — Борис, как и Инна минуту назад, поймал себя на противоречии, — но при всей моей любви к дочери я не способен связать себя брачными узами с прекрасной гувернанткой, даже если она имеет среднее музыкальное образование и зачатки знаний по психологии. Еще возражения имеются?

– Угу. — Инна отпила шампанского. — Люди, вступающие в брак, должны любить друг друга. И у любящих не всегда складывается, а уж без чувства или когда оно кончается полный мрак.

– Ну?

– Загну! Борька, перестать терзать уши. Они у тебя уже красные.

– Инка, ты что, слепая, глухая и тупая? Мы давно любим друг друга. По-настоящему. Так редко кому везет. Как у…

– Только без сравнений с животными, — предостерегающе подняла руку Инна. — Скажи еще, мы с детства влюблены.

– Не надо ехидства. Светлое детство и бурную юность оставим без анализа. — Борис перестал нервничать, говорил свободно.

«А уши у него по-прежнему пунцовые, — отметила Инна, — и волосы на макушке дыбом. Неужели на ответственных заседаниях-совещаниях также терзает свою голову? Нехорошо, мое упущение. Надо с ним тренинг специальный провести».

– Ты совершенно права, — продолжал Борис, — брак удался, если супруги, когда страсти улеглись, обнаруживают, что стали большими друзьями, что живут интересами друг друга. Мы оба, на примерах своих браков, знаем, как тошно и противно существовать рядом с источником раздражения, как постылые жена или муж способны затоптать лучшее в твоей душе и выковырнуть со дна негаданную дрянь, спровоцировать на слова и поступки, которых от себя не ожидаешь.

– И я о том!

– Нет, ты о противоположном. Не перебивай, слушай умного человека. Я пытаюсь тебе втолковать, что у нас уникально, потому что в обратном порядке: сначала дружба, потом любовь.

– Да какая любовь?

– Нормальная, физиологическая. Инка, если скажешь, что тебе не приходила в голову мысль: потеряй меня и Ксюху — отчаяние задавит, я тебе не поверю. Задавит?

Инна отпила из фужера, скрывая смущение.

– Видишь ли, Борис, — заговорила она с академической сухостью, — когда двое взрослых людей проводят много времени вместе, когда они связаны заботами о беспомощных детях, невольно возникает привязанность, которую можно принять…

– Без психологии, пожалуйста! — Теперь Борис загораживающее поднял руку. — Я молчу об этологии, а ты не привлекаешь свою психологию. Какие чужие люди, вынужденные проводить время вместе? Мы с тобой знаем друг друга с пеленок, как облупленных. В этом и счастье, и уверенность в будущем. Чего ты скуксилась, когда радоваться надо? Что тебе не нравится?

– Мне все нравится, поэтому не хочу перемен. А на будущее дам совет: когда объясняешься в любви, поменьше логики задействуй, побольше о чувствах распространяйся.

«Девушке не хватает романтики, — мысленно отметил Борис. — Имеет право, критика справедлива».

– Тебе рыцарские безумства подавай? — спросил он. — Что я могу в данных условиях? Повесить на дверях подъездов нашего дома объявление о свадьбе и всех соседей вусмерть напоить? Или заклеить все дороги области твоим фото с любовным стишком?

– Бескультурные забавы нуворишей.

– Согласен. Ладно, прыгаю с балкона, отрезаю палец, секу ножом по пузу… Любые варианты доказательства моей страсти принимаются к исполнению. Предлагай! — вскочил Борис и по-обезьяньи забил кулаками по своей груди. — Хочешь, займемся грумингом?

– Чем-чем?

– Груминг — это особая форма контакта у обезьян, когда одна макака чистит шерсть другой. Пардон, опять животные.

Борис за шуткой пытался скрыть смущение. Объясняться в любви строптивой барышне — испытание по эмоциональным затратам сравнимое со всеми жизненными экзаменами вместе взятыми.

У него горели глаза. И раньше, уже несколько месяцев, когда Борис смотрел на Инну, глаза его поблескивали тем светом, который ни с чем не спутаешь. Так смотрят только на обожаемого человека. Сейчас же он с мальчишечьим задором, с готовностью, которую не сыграть, рвался к подвигу. Ему проще с балкона сигануть, чем терпеть пытку ее отказов.

– Сядь, — попросила Инна. — Налей мне шампанского. Сколько я уже выпила? А, ладно! Где наша не пропадала.

– Инулечка, выйдешь за меня? — приблизил к ней свой фужер Борис.

– Не-мо-гу! — по слогам, с прорвавшейся тоской произнесла Инна.

Залпом выпила шампанское. Поставила фужер на столик. И стала говорить, выдавать свою горькую тайну, которой только бывший муж владел, делая из беды Инны средство управления. Иначе, как алкогольным дурманом, объяснить такие откровения нельзя. И ей отчаянно хотелось смягчить удар по самолюбию Бориса.

– Ты прав. Мы в последнее время, хотя раньше… Как инцест, только дозволенный и справедливый. Но я не могу быть женой в силу физиологических причин! — пробормотала Инна, которой показалось, что прокричала.

– Как-как? — не понял Борис. — Причин чего?

– Моей врожденной инвалидности по женской части. Ой, неужели сейчас скажу? Была не была. Боря! Перед тобой сидит фригидная женщина.

– Какая?

– Терминами не владеешь? В интимном плане я холоднее айсберга. Мне нельзя выходить замуж, потому что мужчине я принесу только разочарование, неудовлетворение естественных потребностей. Без этой важной составляющей брака, — мямлила Инна, — семья неполноценна. Что вывели психологи только в начале прошлого века. А раньше как-то люди жили…

Если бы Борька посочувствовал, даже струсил, отступил, извинился за поспешное предложение руки и сердца, Инна поняла бы. Вместе поплакали бы (Инне уже хотелось пустить слезу) и разошлись с миром. Но Боря ничуть не испугался, более того — заинтересовался. Точно увидел перед собой симпатичного и прежде неведомого зверька.

– Борь? — с надеждой спросила Инна. — А ты случайно не импотент?

– Ни-ни. В полном расцвете. Но если на заводе еще два перекрытия рухнут или фундамент под новыми станками поведет, я за себя не отвечаю. Шутка. Допьем? — разлил он остатки шампанского.

Инна уже не чувствовала вкуса. Вино было не хмельней воды. Голова кружилась, мысли отсутствовали. Еще бы, после таких признаний. Хотелось плакать, а более хотелось — запретной нежности любимого человека.

Борис, естествоиспытатель доморощенный, пытал:

– Значит, фригидная? Тебя воротит от мужских прикосновений, объятий, поцелуев?

Коль тайна Инны, вытащенная на свет, не получила должного сострадания и требуются уточнения, придется их дать.

– Все элементы прелюдии: объятия, поцелуи — мне очень приятны. Тепло растекается и что-то вибрирующее! Но потом! Господи, спасибо, что избавилась! Нет у меня терпения чувствовать себя биологической дыркой, в которую ритмично бьется потный сопящий самец.

– Животных договорились оставить в покое. Они, кстати, редко вступают в половой контакт ради удовольствия. У них инстинкт продолжения рода прочно связан с бурными ощущениями сакрального момента.

– А фригидные собаки, волчицы, слонихи, жирафихи, ослицы, львицы существуют?

– Никогда не задавался вопросом. Инка, у тебя сколько мужиков было?

– Где?

– Ну… — слегка растерялся Борис, — там, сама знаешь… Инночка, кроме мужа, суслика, или… как его… луговой собачки, у тебя других не было?

– Чтобы понять, что перец горек, не обязательно съесть много штук, — произнесла Инна, как ей казалось, авторитетным тоном.

Но Борис улыбнулся и тихо пробормотал:

– Перебор шампанского. Хватило бы и стакана. Чудна жизнь: бывший супружник ей лапши навешал, но для моего же удовольствия.

– Что ты бормочешь?

– Инночка! — повысил голос Борис, навалился на стол и взял ее руки в свои ладони. — Я люблю тебя! Безумно! Навсегда! Твои тревоги, комплексы, заморочки не имеют никакого значения. Главное, чтобы мы были вместе.

Не отпуская рук Инны, Борис поднялся и, огибая столик, двигался к дивану, на котором она сидела.

– Ты изумительная, неповторимая, парадоксальная, чертовски привлекательная…

– Перебарщиваешь.

– Ничуть. Последние полчаса я с трудом заставляю себя не пялиться на твою обнаженную грудь.

Инна выдернула руки. О, ужас! В самом деле: полы халата разъехались, грудь нараспашку. И при этом Инна рассказывает о своей фригидности! Напрашивается на сочувствие.

Халат — одежда примитивная, запахивающаяся. Одна пола заходит на другую. Левая на правую или правая на левую? Инна яростно сражалась с халатом, пока Борис не пресек ее трепыхания, не обнял.

– Спокойно! Все хорошо. Тебе не противны мои руки?

– Да. Нет, — поправилась Инна. — Не противны… совершенно… даже напротив…

– Отлично.

– Я не хотела тебя соблазнять!

– О! Подобное удовольствие даже в мечтах не виделось. Тебе приятно, тепло?

– Тепло. Уф, как глупо получилось!

– Не бери в голову. Получилось замечательно.

– У тебя родинка на шее. Никогда не замечала.

– И еще одна на животе. Хочешь посмотреть?

– Не хочу. То, что мне приятно и уютно в твоих объятиях, еще ничего не значит и не меняет.

– Кто бы спорил. Инка, я поцелую твою грудь? Тихонько-тихонько. Пожалуйста! Я так давно этого хочу, а последние минуты просто умираю. Я легонько… вот так… 

* * * 

Инна всегда любила утренние пробуждения. Впереди был день с интересными занятиями, книгами, встречами. Выйдя замуж, Инна очень скоро поняла: встанешь раньше мужа, избежишь мучительного акта близости. Теперь же, впервые в жизни, проснувшись, она остро пожалела, что ночь короткая, что наступил день с заботами и хлопотами, с обязанностями и проблемами. Послать бы к черту все обязанности и заботы. Остаток жизни провести с мужчиной, с которым переплелась руками и ногами, чьи ровные удары сердца слышишь, и они заставляют твое сердце биться в унисон. Не сходить бы с этого кожаного дивана, хотя голое тело, много раз за ночь покрывавшееся испариной, липнет к обивке, а единственным постельным бельем служит ее, Инны, банный халат.