Я долго сижу, пытаясь придумать что-нибудь еще, но не могу: я устала и пора отдохнуть. Я снова обхожу свои бастионы, снова проверяю все запоры, а потом начинаю собирать вещи. Джон должен приехать либо завтра, либо послезавтра, и я должна быть полностью готова. Когда вещи уложены, я еще раз принимаю душ и надеваю удобный спортивный костюм, чтобы не быть стесненной в движениях. Кладу на прикроватную тумбочку топор, а под подушку – нож, самый опасный из тех, что я смогла найти. Затем ложусь, не раздеваясь, и удивительно легко засыпаю, хотя чуткость меня не оставляет, я сплю и слышу одновременно.

Несколько раз я просыпаюсь, разбуженная шорохами, и вскидываю руку, проверяя, на месте ли топор, и прислушиваюсь, но все молчит, и я засыпаю снова. Потом опять просыпаюсь, ставни закрыты, и мне кажется, что уже утро. Я зажигаю лампу, но часы показывают три часа ночи, и я снова вынуждена заснуть, я должна быть свежей и выспавшейся, мне не известно, что готовит предстоящий день. Наконец часы показывают утро, и я с радостью думаю, что можно встать, умыться, попить кофе. Я встаю, а потом слышу стук в дверь.

Я ждала его, я ведь была готова, успеваю подумать я. Почему же во мне все оборвалось, откуда эта дрожь в руках, почему я слабну, я просто на глазах слабну. Я закрываю на секунду лицо руками, у меня всего секунда, и надо решить, что делать, я почему-то не продумала, что делать, если постучат в дверь. И вот стучат.

«Как глупо», – шепчу я в ладони и чувствую пальцами свое дыхание, очень горячее, и снова вздрагиваю от стука, я знаю, так колотят кулаком в дверь.

– Одну минуту, – кричу я в коридор, – одну минуту, подождите, мне надо одеться.

Зачем я говорю это, думаю я, про одежду, зачем? Значит, так надо. Это уже не я, это нечто новое во мне, и я успеваю понять: то животное, на которое ведется охота, оно само готово убить. Это оно говорит и отвечает, оно само все знает и все чувствует. И ему не нужен разум, разум только мешает.

– Кто это? – Я уже у самой двери, и голос мой звучит удивленно радостно. Я успеваю метнуться в сторону, если тот, кто за дверью, выстрелит на звук.

– Это Джон, – слышу я, и мне действительно кажется, что это голос Джона. Но я не могу доверять слуху. Как было в сказке? Волк пошел к кузнецу и тот выковал ему голос. Я знаю, это просто – пойти к кузнецу.

– А, Джон, – говорю я буднично и снова шарахаюсь в сторону, – я только что из душа, я в одном полотенце, мне только одеться, вы не подождете минуту?

– Да, мэм, – отвечает он, и мне опять кажется, что это его голос, но я не верю.

Я отступаю, пячусь спиной, чтобы бесшумнее, а потом мчусь в спальню и хватаю топор, он очень тяжелый, я почти роняю его, но не роняю. А теперь тихо, совсем тихо открыть ставни, а затем окно. Я знаю, это опасно, он может поджидать меня здесь, ведь несложно догадаться. Но открывать дверь еще опаснее, а не открывать глупо, надо же мне отсюда выбраться, в конце концов.

Я сажусь на подоконник, держа топор в руке, он действительно тяжелый, мне пора прыгать, невысоко, но надо бесшумно, к тому же с топором неудобно. Абсолютно бесшумно у меня не получается, что-то обо что-то задевает, но ничего не поделаешь, хорошо еще, что не упала и топор удержала, я держу его теперь двумя руками, деля его тяжесть на два. Я оглядываюсь, рядом никого, мне требуется обогнуть два угла дома, я заглядываю за первый, вытягиваясь на цыпочках. Никого, и я снова крадусь вдоль стены и снова замираю у угла.

Сначала я вижу грузовик Джона, он стоит чуть поодаль. Но это ничего не значит, убийца мог купить его у Джона, или угнать, или одолжить. Лишь бы он не смотрел в мою сторону, лишь бы не в мою, проносится в голове. Я знаю, мне остается надеяться только на удачу, и я чуть выглядываю и вижу его. Мне везет, он стоит спиной, и на голове у него не шляпа Джона, Джон не ходит в широкополой шляпе, да и вся фигура более вытянутая, долговязая.

Я примериваю расстояние и соизмеряю положение затылка под шляпой с силой удара, все получается, если сверху вниз и чуть с наклоном, я сдавливаю дерево, но не чувствую топорища, только пальцы. Потом я сжимаюсь, держа под контролем каждую мышцу. Смогу ли я оправдаться или меня засудят? – это последняя промелькнувшая мысль.

А потом ничего, пустота, только крик, сначала женский кошачий визг, потом мужской, в ужасе, и я вижу лицо Джона, почти уже раздвоенное лезвием, и руки делают судорожное движение, они не успевают застыть и остановить топор, слишком он тяжелый, слишком сильно он тянет вперед, но они успевают уйти в сторону, увлекая за собой тело, и я промахиваюсь. Я, слава Богу, промахиваюсь, всего на сантиметры, и лечу, уносимая вниз тяжестью топора, он отскакивает и тяжело врезается в землю, а я лежу и только продолжаю шептать: «Боже, спасибо тебе, слава Богу, что ты не допустил». А потом я снова вижу Джона, он смотрит на меня, уже долго, и цвет возвращается к его лицу, я вижу, как он шевелит губами, и лишь потом в конце концов произносит:

– Я вам тут привез, – он снова шевелит губами, – продукты. Как всегда.

Это глупо, то, что он говорит про продукты, ничего глупее нельзя сказать.

– Джон, – говорю я с земли, я дрожу от напряжения и испуга, я сама с трудом выговариваю слова, – Джон, я вас чуть не убила.

Он не отвечает, он кивает головой и все еще шевелит губами, его широкополая шляпа неестественно неловко распласталась на земле, я и не заметила, когда она успела упасть. Я встаю.

– Слава Богу, что я вас не убила. Я приняла вас за кого-то другого.

Джон молчит и только кивает.

– Ничего, мэм, – наконец говорит он.

– Понимаете, мне кажется, последние два дня за мной кто-то следит, я даже на улицу не выходила, и кто-то пытался проникнуть в дом. – Я говорю не правду, но мне надо хоть как-то попытаться объяснить свой безумный поступок. – И мни показалось, что вы и есть тот самый человек. Слава Богу, что я не убила вас. – Я обняла бы его, но это был бы полнейший идиотизм. – Понимаете? – спрашиваю я, потому что он молчит.

– Кто следил за вами? – спрашивает Джон все еще сдавленным голосом. – Вы видели его?

– Я не уверена. Мне казалось, – отвечаю я.

Теперь я стою в метре от него, топор воткнулся лезвием в землю. Я пытаюсь глубоко вдохнуть. Все, говорю я себе, все в порядке Ты никого не убила, и это Джон.

– Мужчина? – снова спрашивает он.

– Конечно.

– Вам лучше уехать. – Джон оглядывается по сторонам, как будто сам ожидает кого-то увидеть. В его движении, взгляде таится испуг. – Со мной вам нечего бояться, но все же лучше уехать, – он снова оглядывается, – здесь полная глушь. Я всегда удивлялся, как вы не боитесь одна.

– Да, да, – быстро отвечаю я, – вы правы, мне лучше уехать с вами. Подождите, я схожу за вещами.

– Только не возвращайтесь с топором, – шутит он.

Он подозрительно странно смотрел по сторонам, – думаю я в комнате, как будто беспокоился о чем-то. У тебя паранойя, тебе все кажется, ты чуть не убила его, совсем чуть-чуть, отвечаю я себе. Но этот писатель вполне мог нанять его, чтобы он, например, завез меня куда-нибудь. Это самое простое: нанять того, кого я знаю и жду. Вчера книги, сегодня Джон, это ведь очередность. Ты дура, больная дура, убеждаюясебя, он привозит продукты, он должен был приехать сегодня. И все же предосторожность не помешает, и я кладу нож в карман куртки, беру сумку, чемодан и возвращаюсь назад к Джону.

Он берет у меня вещи и относит в машину. Я запираю дверь и бросаю прощальный взгляд на дом. Я благодарна ему, несмотря на эти последние два дня, он вылечил меня, и мне было хорошо здесь, покойно и одиноко. «Я еще вернусь, – шепчу я, – я не прощаюсь», и иду к машине.

– Так вы видели этого человека, который за вами следил, или вам показалось? – снова спрашивает Джои, разворачивая машину.

Он не смотрит на меня, он озабоченно крутит руль и озирается по сторонам. Я кладу руку в карман куртки.

– Я не знаю, мне казалось, я видела. Но я не уверена.

– Так бывает, – говорит он и бросает на меня быстрый взгляд, очень быстрый. – Вы так долго были одна, что всякое могло померещиться.

– Наверное, – отвечаю я – Куда мы едем? – спрашиваю я через минуту.

– Домой, – отвечает он удивленно.

– К кому домой? – я не понимаю.

– Как к кому? Ко мне. – Он хочет сказать что-то еще.

– Нет, нет, – перебиваю я. – Мне срочно нужно в аэропорт.

– Ну как же, Сюзан будет так рада. Переночуете у нас, а завтра она вас отвезет.

– Спасибо, Джон, – говорю я, – но я не могу, мне срочно надо в аэропорт. Я вам заплачу, пожалуйста.

– Жаклин, – пытается возражать он, – я не могу сейчас ехать в город, это больше двух часов. У меня дела, да и жена будет волноваться.

– Я прошу вас, Джон, – повторяю я, – это очень важно, мне срочно надо в аэропорт. Понимаете, это важно, я вам заплачу, сколько вы скажите.

– Да не в этом дело, – говорит он.

Только чтобы он ничего не заметил, главное, не выглядеть обеспокоенной, – я сжимаю в кармане рукоятку ножа, – если он заметит, я пропала, он намного сильнее меня. Он замолкает и поворачивает налево по просеке. Я ничего не спрашиваю, я должна быть предельно внимательна.

– Ладно, я позвоню Сюзан из города, – говорит он потом.

– Так мы едем в город? – спрашиваю я.

– Ну вы же просили, – отвечает он, и я киваю.

Но я не знаю, куда мы едем. Мы молчим, долго, наверное, с полчаса, я сжата в напряжении, рука на рукоятке ножа, я слежу за дорогой, за движениями Джона. Если он потянется ко мне, я выхвачу нож и ударю Ударю ли? Смогу ли? Я не знаю, и но надо задумываться, главное, оставаться внимательной, спокойной и готовой ко всему. Наконец мы выезжаем на асфальтированную дорогу, я вижу указатель на город, до него около ста миль, и я немного расслабляюсь, навстречу иногда попадаются машины, все же хоть какая-то жизнь.

– А вы не помните, – спрашиваю я неожиданно, – тот человек, который жил в доме до меня, вы что-нибудь помните про него? – Джон смотрит на меня вопросительно. – Я подумала, вдруг он и был тем, кто следил за мной? – И молчу. – Ну, если мне все вообще не померещилось. – Я пытаюсь улыбнуться. Не получается.

– Да нет, вам, наверное, показалось.

– Но все же. Как он выглядел, вы не помните? Джон думает долго.

– Помню, конечно. Ничего примечательного. У него была борода, широкая такая, и усы, и ходил он всегда в темных очках. Он сказал, что у него болезнь зрения, от нервов, да, кажется, так, и поэтому он в очках. Ему врач порекомендовал.

Я киваю, я все это ожидала: и бороду, и очки, даже болезнь зрения – все так просто.

– И без очков вы его не видели? – спрашиваю я. Мы едем в город, теперь я уже ориентируюсь.

– Я его вообще видел раза три, не больше. Да и то по пять минут, – отвечает Джон и молчит. Я тоже молчу. – Один раз.

– Что? – переспрашиваю я.

– Один раз он снял очки, – говорит Джон. – Глаза у него на самом деле странные. Он моргал все время, вроде тик такой, потом объяснил, что от света, и снова надел очки.

– Интересно, – киваю я, – а цвет глаз вы не запомнили?

– Нет.

Мы снова молчим.

Затем я задаю очередной вопрос, и он снова отвечает «нет», минут через десять еще один, и снова – «нет». Потом мы въезжаем в город. Я делаю последнюю попытку. Бесполезно!

– Сколько я вам должна? – спрашиваю я, когда машина останавливается.

– Ничего, – отвечает Джон.

– Как ничего? – не понимаю я. – Вы меня везли, вы потратились на бензин, к тому же ваше время. Я должна вам заплатить.

– При чем тут деньги, – он пожимает плечами. Идиотка, какая же я идиотка? – думаю я. Я ничего не понимаю в жизни, никогда не понимала и не понимаю сейчас.

– Вы куда летите? – спрашивает он.

– В Бостон. Я напишу вам и Сюзан. Можно, я вам заплачу? – пробую я еще раз.

– Вы лучше напишите, – говорит он. – Жене будет приятно. Она постоянно вспоминает о вас. А если захотите приехать, можете остановиться у нас.

Я киваю, мне хочется плакать.

– Я обязательно напишу.

Джон выносит мои вещи из грузовика и ставит на тележку. Мы обнимаемся. Лишь бы он не почувствовал нож у меня в кармане, думаю я, и тут же сама ощущаю телом твердый, будто железный предмет у него под курткой, у пояса. Я стою и смотрю, как он уезжает, и машу рукой, хотя вокруг много людей, но я не хочу поворачиваться к нему спиной. И он уезжает.

Я осматриваюсь, я находилась в таком напряжении, что не заметила аэропорта, людей, города, я так давно не попадала в его спешку, не слышала его шума И сейчас я стараюсь насмотреться и наслушаться, мне необычайно радостно мое возвращение, «возвращение к жизни», думаю я.

Я покупаю билет, сдаю багаж, а потом сажусь в баре, заказываю кофе и салат: я ничего не пила сегодня и не ела. Вокруг немного народу, я внимательно оглядываюсь – ничего подозрительного. Хватит, говорю я себе, все! Первый этап закончился, из леса я выбралась без потерь, если не считать, что едва не зарубила человека. Всего два часа назад, думаю я, а кажется, что вечность.