Ефимовский желал бы соблюсти приличия хотя бы перед свадьбой, но и тут уступил Марье, оставшись в Ракитино до самого дня венчания и покинув усадьбу только накануне.　

В ночь перед венчанием Марье не спалось. Всё ей виделось, что происходящее только сон, который растает поутру, как и не бывало. Словно желая себя убедить, что всё происходит наяву, а не в её грёзах, она подходила к креслу, где было разложено подвенечное платье и гладила ладошкой тонкий шёлк, тихонько вздыхая, расправляла висевшую на зеркале тончайшую фату из мехельнского кружева. Не находя успокоения в этом, опускалась на колени перед образами, закрывала глаза, принимаясь молиться о том, чтобы завтра ничто не помешало ей соединиться с тем, кого любит всем сердцем.　

Едва пропели первые петухи, она вышла в будуар и разбудила Милку, спавшую на кушетке. Пока барыня умывалась, подали завтрак, но Марья, чувствуя, что ни в силах проглотить ни кусочка из-за испытываемого волнения, отказалась от него.　

Одеваясь к венцу, она не спускала глаз с часов на столе, отсчитывающих последние часы её вдовства. Наконец, Милка закрепила шпильками завитые русые локоны и набросила на высокую причёску барыни невесомую фату. Марья Филипповна бросила мимолётный взгляд на своё отражение. Простое платье из белого шёлка, пошитое ещё в пору её девичества, но ни разу ненадёванное, в ушах маленькие капельки жемчужных серёжек, подаренных отцом, и кулон, что ей седмицу назад вернул Андрей — вот и всё. Ей вспомнилось, каким роскошным был её подвенечный наряд, когда она венчалась в Андреевском соборе с Куташевым, какими тяжёлыми были фамильные бриллианты, украшавшие её шею, какая огромная толпа собралась поглазеть на их свадьбу. Но тогда она чувствовала себя несчастнейшей женщиной на всей земле, тогда, как ныне душа замирала от восторга и, казалось, что вдохни она полной грудью, крылья развернутся за спиной.　

— Коляска подана, — явился с докладом лакей.　

Подхватив юбки, Марья сбежала по лестнице, не обращая внимания на недовольство Елены Андреевны, едва поспевавшей за дочерью. Поездка была недолгой и, подъезжая к храму, Марья с тревогой вглядывалась в тех, кто стоял на невысоком крыльце. Первым она заметила дядьку, который оживлённо жестикулировал и что-то втолковывал генералу Василевскому. Плечом к плечу с отцом стоял Павел Алексеевич. Услышав шум подъехавшего экипажа, Поль обернулся и отступил в сторону, тогда-то Марья Филипповна и увидела белый колет графа Ефимовского.　

Андрей стремительно спустился с крыльца и подал ей руку в белой перчатке.　

— Я думал, нынешняя ночь никогда не кончится, — шепнул он ей, помогая сойти с подножки.　

— Я не могла заснуть, — также тихо ответила Марья, — мне казалось, что всё только сон.　

Собравшиеся на крыльце храма гости расступились, пропуская внутрь жениха и невесту. Яркие солнечные лучи, проникая в храм через высокие стрельчатые окна, играли бликами на позолоченных окладах икон, освещая строгие лики святых. Марья шагнула в растворённые настежь двери и едва не споткнулась, встретившись взглядом с будущей свекровью. Madame Соколинская холодно улыбнулась ей и отступила в сторону, освобождая путь к аналою. Затаив дыхание, Марья глядела, как открылись перед ней царские врата и величественный в своём праздничном облачении сельский священник, отец Иона, выступил вперёд, держа в руках крест и евангелие.　

Едва святой отец начал читать ектенью, голова Марьи закружилась. На какое-то совершенно сумасшедшее мгновение ей показалось, что она вернулась в прошлое. Боясь даже шелохнуться, она чуть повернула голову и, увидев бледное сосредоточенное лицо Андрея, тихонечко выдохнула.　

За спиной негромко хлопнула дверь, впуская кого-то из опоздавших, но для Ефимовского сей звук был подобен грому пушечного выстрела. "Я знаю, что ты просил Марью стать твоей женой, но тебе не стоит беспокоиться, что в тот день, когда ты станешь с ней под венец, я явлюсь за твоей спиной подобно ангелу мести", — невольно прозвучали в его мыслях слова, некогда сказанные князем Куташевым. Даже не отдавая себе отчёта в том, что делает, Ефимовский медленно обернулся и, не встретив насмешливого взора тёмный очей, вновь повернулся к аналою, незаметно переводя дух. Так и будет висеть над ним дамокловым мечом правда, известная, увы, не только ему одному.　

Отец Иона пристально вгляделся в лицо жениха и продолжил венчальный обряд, вложив маленькую ручку Марьи Филипповны в ладонь Андрея. Едва их руки соединились, Ефимовский сжал тонкие пальцы под расшитой золотой ниткой епитрахилью. Марья тотчас повернулась к нему, улыбнулась уголками губ, но невозможно было не заметить света, коим сияли её голубые глаза.　

"Я люблю тебя", — прошептала женщина одними губами, вызвав ответную улыбку. "Всегда", — прочла она ответ по его губам. До самого конца обряда Марья не могла более отвести взгляда от того, кто отныне стал ей законным супругом, как не могла сдержать счастливой улыбки.　

Покинув своды храма, новобрачные ступили на крыльцо. Со всех сторон на них посыпался дождь из пшеничных зёрен. Собравшиеся поглазеть на венчание крестьяне выкрикивали пожелания долголетия и плодовитости молодым. Ефимовский легко подхватил жену и сбежал с крыльца, опустив свою драгоценную ношу на сидение в коляске.　

— Трогай, — велел Андрей вознице.　

Сначала мимо замелькали дома, а потом, когда упряжка покинула пределы села, мелькнули рощицы и перелески. Марья ничего не замечала вокруг. Закрыв глаза, она отвечала на головокружительные поцелуи, и только когда возница произнёс: "Приехали, барин", выпрямилась на сидении, рассматривая усадебный дом в Клементьево.　

Молодых встретил дворецкий, а вскоре пожаловали и все остальные. Хозяйка имения прошла вперёд, распоряжаясь прислугой. Обед удался на славу. Сами новобрачные не желали утраивать пышных торжеств, но Татьяна Васильевна рассудила иначе и слушать возражений совершенно не хотела. Едва Андрей сообщил матери о женитьбе, как тотчас были разосланы приглашения по всей округе, и даже за столь короткий срок madame Соколинской удалось собрать весьма многочисленное общество.　

Князь и княгиня Урусовы тоже были в числе приглашённых. Илья Сергеевич от всей души поздравил новобрачных, а вот Софье Васильевне непринуждённый тон и показное дружелюбие дались с большим трудом.　

Вечером, после трапезы, когда начались танцы, князь Урусов, воспользовавшись случаем, пригласил графиню Ефимовскую на тур вальса.　

— Вы дивно похорошели, Мари, с тех пор, как мы виделись в последний раз, — тихо заметил он, закружив партнёршу.　

— Только счастье, Илья Сергеевич, способно так украсить женщину, — улыбнулась в ответ Марья.　

— Признаться, я рад за вас, — вздохнул Урусов.　

— А я за вас, Илья Сергеевич, — рассмеялась Марья.　

До конца танца она не произнесла более ни слова. Легко скользя по паркету, Марья пыталась взглядом отыскать супруга, но нигде не видела его. Наконец, стихли последние аккорды, и она, сославшись на усталость, поспешила на террасу, куда, как ей показалось, он вышел. Тихий голос Софьи заставил её остановиться и замереть за кадкой с померанцевым деревом.　

— Мне одно не даёт покоя, Andre. Неужели для того, чтобы один был счастлив, другой должен был умереть? — С горечью прошептала княгиня Урусова.　

Ефимовский тяжело вздохнул. Как никогда раньше он понимал, что ныне чувствует Софи, глядя на него. Счастье досталось ему ценою жизни её брата. И как же тяжело было смолчать, не открыв ей истины.　

— Пути Господни неисповедимы, Софи, — после непродолжительного молчания молвил он. — Как знать, что ждёт нас даже в самом ближайшем будущем.　

— Нет, я не осуждаю тебя, — вновь заговорила Софья, — никто не должен страдать, коли есть возможность стать счастливым. Ступай, Andre, — вздохнула княгиня. — Я хочу побыть одна.　

Андрей покинул террасу, даже не заметив жены, притаившейся в нише у померанца, а когда он вышел, Марья, заслышав сдавленные рыдания, шагнула к бывшей золовке.　

— Софи, не плачьте, — она едва коснулась вздрагивающих плеч.　

Софья резко обернулась и откинулась на мраморную балюстраду, стремясь оказаться как можно дальше от бывшей невестки.　

— Вы подслушивали, — произнесла она обвиняющим тоном.　

— Не нарочно, — Марья Филипповна покачала головой. — Ежели вам будет легче, то хочу сказать, что я никогда не забуду Nicolasa.　

— Полно, Марья Филипповна. К чему вам хранить память о нём? Для этого есть я, — княгиня Урусова усмехнулась. — Сделайте счастливым его, — Софья кивнула в сторону освещённой залы, — и уже этим я буду довольна.　

Повернувшись к Марье спиной, княгиня Урусова спустилась по лестнице в темнеющий парк. Свет из окон позволял видеть тонкую фигурку в ярко-синем платье, бредущую мимо фонтана. Заметив высокий мужской силуэт, появившийся рядом с княгиней, Марья грустно улыбнулась, распознав в мужчине супруга Софи.　

После этой встречи ей было уже не до веселья. Всё, чего она желала, так это остаться наедине с Андреем. Шагнув в ярко-освещённый зал, она тотчас увидела его среди гостей. Ефимовский, беседуя с теми, кто его окружал, с видимым беспокойством осматривал залу и, заметив ту, которую искал, тотчас извинился перед собеседниками, устремляясь навстречу жене.　

— Я хочу уйти, — прошептала ему Марья, едва его губы коснулись её щеки.　

Андрей молча кивнул и увлёк её к выходу. Проведя новоиспечённую графиню через анфиладу комнат, он остановился у белых двустворчатых дверей, украшенных позолотой.　

— Я оставлю тебя ненадолго, Mon ange, — он открыл перед Марьей обе створки. — Мне надобно распорядиться, дабы уложили багаж, а после я вернусь, — с этими словами он склонился к ней, целуя обнажившееся плечо.　

Невзирая на усталость и тревоги минувшего дня, молодая графиня намеревалась дождаться возвращения супруга, но, сколько не пыталась прогнать сон, что настойчиво увлекал её в объятья Морфея, одолеть его не смогла. Вернувшись в спальню, Андрей не стал будить жену. Погасив свечи, он лёг рядом, обнял тонкий стан и улыбнулся, когда Марья, устраиваясь удобнее, положила голову ему на грудь, как делала каждую ночь, что он оставался с ней в Ракитино. — 'Господи, ежели ты решишь покарать меня за обман, пусть кара твоя никогда её не коснётся", — он прижался губами к чуть влажному виску Мари.　

Эпилог

Осень 1857 г. Усадьба графа Ефимовского "Веденское"


Тёплый сентябрьский день клонился к вечеру. Из открытого настежь окна потянуло прохладой. Седовласый мужчина весьма преклонных лет зябко поёжился и бросил быстрый взгляд на колышущуюся под лёгким движением воздуха кисейную занавеску. Перехватив его взгляд, граф Ефимовский поднялся из-за стола и закрыл окно, после чего вернулся к чтению письма.　

— Где же девочка? — Обратился граф к старику, сгорбившемуся в кресле у стола.　

— Вы же понимаете, Андрей Петрович, что я не мог привезти её сюда вот так сразу, ничего вам не сообщив. Она осталась в Москве у моих хороших друзей, — ответил Хоффманн.　

— Да, я понимаю, — Ефимовский сжал ладонями виски и вздохнул. — Запутанная история.　

— Так могу я положиться на вас? — Осведомился Генрих Карлович. — Исполните ли вы его последнюю просьбу?　

— Безусловно, — Андрей поднялся со стула и прошёлся по комнате, пытаясь скрыть охватившее его волнение. — И всё же! Это невероятно!　

— Иногда случаются вещи, которые материальная наука объяснить не в силах, — Хоффманн пожал плечами.　

— Впрочем, Николай Васильевич просил передать вам его дневники. Надеюсь, в них вы найдёте ответы на все ваши вопросы.　

— Вы правы, Генрих Карлович. Во всём есть Божий промысел. Надеюсь, вы не откажетесь воспользоваться моим гостеприимством? — Задумчиво ответил Ефимовский.　

— Не хотелось бы стеснять вас, Андрей Петрович.

— Вы нисколько нас не стесните. К тому же надобно будет рассказать обо всём Марье Филипповне, а лучше вас этого никто не сделает. За mademoiselle Кшесинскую не тревожьтесь. Я завтра же пошлю за ней, — заверил он Хоффманна.　

— Благодарю и принимаю ваше приглашение, — Хоффманн слегка наклонил голову в знак признательности.　

Ефимовский нетерпеливо встряхнул колокольчик и, едва на пороге кабинета появился лакей, распорядился приготовить комнаты для нежданного гостя.　

За ужином Генрих Карлович имел возможность удовлетворить своё любопытство и рассмотреть всё многочисленное семейство. Красота Марьи Филипповны по причине прожитых лет и многодетного материнства несколько поблекла, но она всё ещё оставалась весьма привлекательной особой. Воспитаннику графа молодому князю Куташеву уже исполнилось двадцать два года. Это был высокий и очень красивый молодой человек, унаследовавший больше черты матери, нежели покойного родителя. Так считали все, кто его видел. Однако внимательный наблюдатель мог бы заметить, что Михаил Николаевич куда больше походит на своего приёмного отца, чем на маменьку.