— Не привык, знаешь ли, дабы меня идиотом в глазах всего света выставляли, — сверкнул тёмными очами Куташев. — Никогда и никому не позволю играть со мной, тем более краплёной колодой. Ежели ты в чём-то винишь меня, то скажи, — неотрывно глядя на него, добавил он.

— Это бессмысленный разговор, — уклонился от прямого ответа Андрей. — Всё одно, ничего не изменить. Сделанного не воротишь.

— Одного не пойму, Mon cher ami, — испытывающе глядя на Ефимовского, продолжил Куташев, — кого я нынче вижу перед собой: врага или друга?

— Ты ведь даже не любишь её, — тихо заметил Андрей.

— А ты?

— Нынче это не имеет значения, — покачал головой Ефимовский. — Всё более чем странно. Наверное, я бы возненавидел тебя, коли считал бы более удачливым соперником, но ныне сам не могу понять, что чувствую. Одно знаю, между нами уже никогда не будет всё, как прежде.

— Право, мне жаль будет лишиться твоей дружбы, но коли это твоё последнее слово… Andre, ты знаешь: ближе тебя и Бориса у меня никого нет.

— Друзья не поступают подобным образом. Не наносят ударов в спину, — парировал Ефимовский.

— Пусть так. Стало быть, я виноват. Коли тебе так будет проще, пусть я стану виновником всех твоих бед. Я знаю, как это бывает. Иногда проще назначить кого-то виновным, чем принять истину, — чуть повысил голос Куташев.

— И в чём же истина? — вскочил из-за стола Ефимовский.

Куташев поднялся следом:

— А истина в том, Andre, что ежели бы тебя любили, то не поехали бы в Петербург на брачную ярмарку, — прищурился Николай.

Ефимовский не нашёлся с ответом. Всё так. Коли бы его любили, его бы дождались, и он получил бы ответ на своё письмо. Опустив голову, Андрей присел обратно на стул.

— Я пойду, пожалуй. Коли буду нужен, ты знаешь, где меня найти, — повернулся к нему спиной Куташев.

— Вернувшись из курительной, Борис застал за столом только Ефимовского.

— Где, Nicoals? — присел он за стол.

— Ушёл, — выдохнул Ефимовский. — Вот и поговорили по душам, — горько усмехнулся Андрей. — Я, право, не знаю, чему верить. Я запутался, Борис. Ежели бы она любила меня, неужели не дождалась бы?

— Женщины… кто их поймёт, — пробормотал Анненков. — Может быть, тебе бы стоило поговорить с Мари?

— Она в Петербурге? — оживился Ефимовский.

— Ирэн говорила, что так, но Куташевы никого не принимают в последнее время. Говорят, Марья Филипповна не здорова.

— Что с ней? — обеспокоенно поинтересовался Андрей.

— Поговаривают, что в роду Куташевых скоро появится наследник, — вздохнул Анненков, отводя взгляд.

— Стало быть, меня и в самом деле не ждали, — потянулся к графину Андрей.

Глава 38

Марья слышала, как поздним вечером Николай вернулся в свои покои, но к ней так и не зашёл. Поутру, причёсывая её, Милка обмолвилась, что князь вечером приехал в изрядном подпитии.

— К чему ты говоришь мне о том? — нахмурилась княгиня, рассматривая своё отражение в зеркале. — Мне право, всё равно, — слукавила она, не желая перед прислугой обнаружить, сколь задело её поведение супруга.

Взмахом руки отпустив горничную, Марья привстала с кресла и приблизила лицо к зеркалу. И куда только делся её аккуратный точёный носик? "Нос картошкой, губы, что вареники", — огорчённо вздохнула она. Спустившись в трапезную, она застала за столом только Софью.

— А что же, Николай Васильевич ещё не поднимались? — поинтересовалась она у лакея, подававшего на стол.

— Барин уже на службу отбыли, — невозмутимо отозвался слуга, не прерывая своего занятия.

Софья только плечами пожала, давая понять, что и ей неведомо, отчего брат нынче игнорирует их.

— Никогда не думала, что весна в Петербурге столь унылая и холодная, — тихо заметила Марья, пытаясь начать разговор, ибо тяжёлое молчание, повисшее за столом, действовало ей на нервы.

— В Сосновках весна мало чем отличается от столичной — флегматично заметила mademoiselle Куташева.

— В Полесье в эту пору тепло и солнечно, — вздохнула Марья.

— Тогда, может быть, вам надобно было поискать супруга из ваших мест? — насмешливо изогнула бровь княжна.

— Может быть, и стоило, — отрезала княгиня, поднимаясь из-за стола. — Прошу меня извинить, но я не голодна нынче, — произнесла она, прошуршав юбками мимо золовки.

Язвительный ответ Софьи нанёс чувствительный удар по самолюбию. В последнее время их взаимоотношения совершенно испортились. Марья добилась таки своего. В ответ на её язвительные реплики mademoiselle Куташева также стала отвечать колкостью на колкость.

— Барыня, вам письмо, — остановил её дворецкий у дверей столовой.

Взяв с подноса конверт, Марья удалилась в гостиную.

Письмо было от Сержа. Брат писал, что его отпуск подошёл к концу и в скором времени он собирается вернуться в столицу.

— Вот и хорошо, — вслух пробормотала княгиня, складывая послание обратно в конверт. — Не то я здесь с ума сойду от скуки.

Насилу поднявшись на ноги, Марья Филипповна вернулась в свои покои и, устроившись на кушетке у окна, попросила Милку подать ей корзинку с рукоделием. Сделав несколько стежков, она задумалась, уронив вышивку на колени. "Господи, ну, отчего мне так плохо? — вздохнула княгиня. — Ничего не радует. Душа полна тревожным ожиданием и страхом. Как же я боюсь, Господи. А что ежели и мне уготована точно такая же судьба, как и несчастной Бетси. Вот и Серж женился второй раз и о ней даже не вспоминает. И меня точно также забудут", — всхлипнула она, утирая ладошками побежавшие по щекам слёзы.

В дверь настойчиво постучали.

— Входи, — отозвалась Марья, думая, что это Милка вернулась с кухни, куда она её посылала принести что-нибудь перекусить, потому как осталась голодной, не желая завтракать в обществе Софьи.

— Мари, мне надобно поговорить с вами, — вошёл Куташев.

Поспешно утерев слёзы, Марья опустила голову, делая вид, что занята работой:

— Я вас слушаю, Nicolas, — тихо отозвалась она.

— Вчера я виделся с графом Ефимовским, — пристально глядя на жену, произнёс Николай.

— Андрей Петрович в Петербурге? — вздрогнула Марья, выронив вышивку.

Забывшись, она подняла голову в полнейшем ошеломлении, уставившись на супруга.

— Вы плакали? Отчего? — нахмурился Куташев.

— Пустяки, Nicolas, — не пожелала отвечать Марья. — Что вы сказали Ефимовскому? — задала она вопрос, интересующий её более всего.

— Только правду, ma cherie. Что встретил вас в столице совершенно случайно, и чем наша с вами встреча окончилась.

— А что же он?

— Вам это так важно? — усмехнулся Куташев. — Жалеете, что упустили более крупную дичь?

— Помнится, это вы шантажом получили моё согласие, — не осталась в долгу Марья Филипповна.

— Да, я вас вынудил. Ибо вы были слишком настойчивы, добиваясь своей цели, а добившись её, едва не выставили меня идиотом на потеху всему свету.

— Ежели это всё, что вы желали сказать, то я вас более не держу, — взмахом руки указала на дверь Марья.

— Не теряйте головы, Мари, — обернулся на пороге Куташев.

— Вы говорите вздор, Nicolas! Мне нет дела до Ефимовского, — огрызнулась Марья, но ответом ей стал стук захлопнувшейся двери.

Оставшись в одиночестве, княгиня вновь опустилась на кушетку и уставилась в окно. Её задумчивый взгляд равнодушно скользил по набережной, по спешившим по своим делам прохожим и задержался на закрытом экипаже, подле которого стоял высокий офицер. "Андрей!" — пропустило удар сердце. Поднявшись, она сколь могла поспешно направилась к дверям, но замерла посреди комнаты, приложив ладони к пылающим щекам. Вернувшись к окну, она вновь выглянула на улицу, но ни экипажа, ни офицера, которого она приняла за Ефимовского там уже не оказалось.


***

Подъехав к дому Куташевых, Андрей спустился с подножки кареты и поднял голову, окинув быстрым взглядом фасад. Ему показалось, что в одном из окон второго этажа колыхнулась занавеска.

"Боже, зачем я здесь? Что я скажу ей? — вздохнул Ефимовский. — Всё в прошлом и ничего нельзя переменить", — покачал он головой, забираясь обратно в экипаж.

— Куда прикажете, барин? — обернулся возница.

— К Анненковым, — отрывисто приказал он, и захлопнул дверцу кареты.

В доме Анненковых царил хаос — вечный спутник отъезда. Князь и княгиня собирались перебраться на летнюю дачу. Сновала прислуга, укладывая багаж, занятая хлопотами Ирина лишь мельком улыбнулась гостю извиняющейся улыбкой и попросила лакея проводить его сиятельство в кабинет супруга.

Борис, сидя за столом, перебирал бумаги, откладывая счета, которые следовало незамедлительно оплатить, но при виде Андрея, застывшего на пороге в некоторой растерянности, князь поднялся и торопливо пересёк небольшой кабинет.

— Andre, рад видеть тебя, — улыбаясь, пожал он протянутую руку.

— Вижу, я не вовремя, — смущённо отвечал Ефимовский.

— Пустяки, — отмахнулся Борис. — Двери моего дома всегда открыты для тебя.

Жестом предложив гостю располагаться удобнее, Борис позвонил в колокольчик. Явившемуся на зов барина лакею велено было принести кофе для господ.

— Коли у тебя в Петербурге не осталось никаких дел, хочу пригласить к нам, — продолжил Борис, усаживаясь в кресло напротив Ефимовского.

— Ты прав, дел у меня в столице не осталось. Думал повидаться с Мари, подъехал к дому Куташева, а зайти не смог, — вздохнул Андрей. — Мне нечего сказать ей, как не в чем упрекнуть. Мы не были обручены и нынче ничего нельзя исправить.

Борис нахмурился, барабаня пальцами по подлокотнику кресла:

— Тем более, тебе стоит поехать с нами. Отдохнёшь, наберёшься сил. Я так понимаю, ты ведь вернёшься на Кавказ по окончанию отпуска?

— Не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством, — улыбнулся в ответ Ефимовский.

Вошёл лакей с подносом и принялся расставлять кофейник и чашки на столе, на время прервав разговор.

— Но что тебе делать в столице? — удивился Борис, едва за слугой закрылись двери.

— Совершенно нечего. Я в Клементьево поеду к матери, — решил Андрей.

— И то правильно, — согласился Борис.

Анненков облегчённо перевёл дух, услышав слова Андрея о том, что он намерен навестить мать в Смоленской губернии. Борис ощущал себя неловко, словно между двух огней. Он сам себя назначил рефери в этом противостоянии и ныне страдал от того, что не желал терять расположения Ефимовского, поскольку с самой юности был очень привязан к нему и дружбой с ним дорожил, но и оттолкнуть от себя Куташева было выше его сил. Лично ему Nicolas не сделал ничего дурного, дабы отказать ему в дружбе и прекратиться всяческое общение. К тому же была ещё и Ирина, и отчего-то во всей это истории княгиня Анненкова приняла сторону Николя, но обсуждать с супругом свой выбор категорически отказывалась.


***

Спустя две недели, тёплым июньским днём Андрей приехал в Клементьево. Татьяна Васильевна до того соскучилась по сыну, что не желала отпускать его от себя. Андрей и сам не торопился уйти из покоев матери. В тот вечер он, как никогда ранее, ощутил то самое единение душ, о каком ранее только слышал от других, но никогда не примерял к себе, привыкнув к одиночеству. Он рассказал матери о предложении Розена, чем несказанно расстроил её.

— Ох, Андрюша, — горестно вздохнула Татьяна Васильевна, выслушав сына, — Тревожно мне. Я ведь совсем слаба здоровьем стала, а ты всё воюешь. Жениться бы тебе надобно, детишек завести, я ещё внуков желала бы увидеть, — утёрла она увлажнившиеся глаза.

Андрей не смог сдержать тяжёлого вздоха. При взгляде на мать щемило в груди, ведь лет ей не так уж много, а выглядит сущей старухой. Ему вспомнилась она в тот день, когда он впервые увидел её после долгих лет разлуки. Тогда его поразило, сколь красива она оказалась, а после смерти Мишеля эта красивая моложавая женщина в одночасье состарилась, утратив всю свою прелесть.

— Боюсь, я ещё не встретил ту, что пожелал бы назвать своей супругой перед Богом и людьми, — хмуро отозвался Андрей.

— А Марья Филипповна? — осторожно поинтересовалась madame Соколинская.

Татьяна Васильевна готова уже была смириться с выбором сына, коли это помогло бы удержать его от возвращения на Кавказ.

— Марья Филипповна нынче замужем за князем Куташевым, — горько усмехнулся Андрей.

Madame Соколинская на какое-то мгновение лишилась дара речи. Выражение лица сына, тон его голоса не оставляли сомнений в том, что случившееся — наивеличайшая потеря для него.

— Боже, — покачала она головой. — Простишь ли ты меня когда-нибудь? — опустила голову Татьяна Васильевна, избегая встречаться взглядом с Андреем.