Марья Филипповна не стала на сей раз задерживаться в доме на Фонтанке. Как Серж не настаивал на том, чтобы она осталась к обеду, женщина попросила предоставить в её распоряжение экипаж, забрала горничную и отправилась домой. Слишком безрадостным выдалось нынешнее утро, потому и не было желания вести досужие разговоры. Даже с братом ей не хотелось делиться собственными переживаниями, причинявшими невыносимую душевную боль.　

По возвращению она уединилась в своих покоях, отказалась спуститься к обеду, сославшись на усталость, и остаток дня провела на кушетке за рукоделием, сделав едва ли больше десятка стежков. Вспыхнувшая было в ней искра надежды угасла, подёрнулась пеплом и остыла. Уныние и хандра навалились невыносимой тяжестью, опустились руки, и, казалось, что даже все желания и устремления, что прежде волновали её, ныне стали совершенно пустыми и никчёмными.　

На другой день поутру Марью разбудил дробный стук дождевых капель по подоконнику. Накинув на плечи шаль, она отодвинула портьеру и замерла у окна. Довольно сильные порывы ветра вздыбили поверхность обыкновенно спокойной Мойки, мелкий, но частый дождь сыпался с потемневших небес, мутной пеленою застилая обзор, вода стекала по стеклу тонкими ручейками.　

Разгулявшаяся непогода вынудила остаться дома всех домочадцев: Софья не пошла на ежедневную прогулку с Анной Кирилловной, да и Марья передумала ехать к Анненковым, только представив себе, что тридцать вёрст придётся проехать по сырой раскисшей дороге.　

После полудня вернулся со службы Куташев. Николай вымок до нитки, добираясь вместе со своим эскадроном из летнего лагеря до зимних квартир. Выходя из детской, Марья остановилась в коридоре у открытой двери в апартаменты супруга. Камердинер помог князю снять колет, под ним оказалась только тонкая рубаха, сквозь мокрое полотно которой отчётливо проступили рельефные мускулы тренированного тела. До сего дня Марье никогда не доводилось видеть супруга в столь неподобающем виде при дневном свете. Словно ощутив на себе её взгляд, Куташев обернулся, сверкнув белозубой улыбкой, и шагнул к двери:　

— Вы что-то хотели, Мари?　

Марья поспешно отступила вглубь коридора и отрицательно покачала головой.　

— Вы вымокли, Nicolas, — пробормотала она, чтобы хоть что-то сказать в ответ на пристальный вопрошающий взгляд.　

— Да, разверзлись все хляби небесные, — усмехнулся Куташев и, вдруг, нахмурился:　

— Мне сказали, вам вечор нездоровилось? Может быть, пригласить Хоффмана?　

— Не стоит беспокоить Генриха Карловича по таким пустякам, всего лишь мигрень, — отмахнулась княгиня.　

— Вам уже лучше? — Осведомился Николай, разглядывая застывшее лицо супруги.　

— Да-да, всё хорошо, — Марья словно очнулась от морока и поспешно отвела глаза от его лица, от мокрой пряди волос, упавшей ему на лоб.　

— Стало быть, не откажетесь нынче составить нам компанию за обедом?　

— Всенепременно, — согласилась она.　

Вернувшись к себе, она забралась с ногами на кушетку, подпёрла кулачком подбородок и уставилась на дождевые капли, медленно ползущие по стеклу. Что ждало её впереди? Только пустота. Пустота в жизни и в душе, и надобно найти что- то, дабы заполнить эту пустоту, а иначе жить просто невыносимо. Какими станут её дни, зависит только от неё. Княгиня тяжело вздохнула, глянув на заброшенное рукоделие: "Как забыть? Как заставить себя не думать о нём? Как найти смысл в повседневной рутине, что подобно болоту затягивает в пучину хандры и скуки?" Ежели разобраться, то брак с Куташевым не такое уж наказание, как это виделось ей сначала. Nicolas умеет быть добрым и щедрым, коли захочет, а вот захочет ли, так то зависит только от неё самой. Но в том то и дело, что она не хотела ничего менять. Куда проще было затаиться подобно раненому зверю в норе и зализывать свои раны, чем пытаться выстроить что-то новое на обломках рассыпавшейся в прах мечты.　

Прошедший дождь словно прочертил границу между уходящим летом и спешившей вступить в свои права осенью. Последующие дни выдались ясными, но прохладными. Быстро желтела листва в парках и скверах. Не находя себе занятия по душе, Марья набилась Софье в компаньонки и теперь каждый день после завтрака совершала promenade в обществе золовки и Анны Кирилловны. Бродить по аллеям Летнего сада, подставив лицо пробивающимся через пока ещё довольно густые кроны солнечным лучам, оказалось приятным занятием, ежели бы ещё не необходимость поддерживать досужие разговоры.　

Незаметно ускоряя шаг, Марья оставила позади Софью и медленно семенящую за ней Анну Кирилловну. С трудом подавив раздражение, вызванное неумолчным брюзжанием пожилой дамы, княгиня Куташева остановилась на перекрёстке двух аллей, дожидаясь своих спутниц. Сняв шляпку, молодая женщина, щурясь, глядела на солнце сквозь кружево разноцветной парковой листвы. Сделав шаг в сторону, Марья с кем-то столкнулась.　

— Прошу прощения, mademoiselle, — услышала она над ухом.　

— Madame, — поправила Марья высокого молодого человека в офицерском мундире.　

— Это вы простите, я не смотрела, куда иду, — она улыбнулась.　

— Моё сердце разбито, — театрально вздохнул офицер, приложив руку к груди. — Позвольте представиться, поручик Волховский, — он щёлкнул каблуками.　

— Сие неприлично, — Марья усмехнулась, наблюдая за своим vis-a-vis из-под полуопущенных ресниц.　

— Увы, не вижу никого, кто мог бы меня отрекомендовать, — поручик шутливо оглянулся вкруг себя.　

Марья пыталась удержать улыбку, что уже приподнимала уголки губ. Вспомнив о Софье и Анне Кирилловне, княгиня Куташева тоже оглянулась. Золовка и её 1а patronnesse остановились в нескольких шагах.　

"Бесстыдница", — прочла Марья по трясущимся от негодования губам пожилой дамы, и отвернулась. Словно бесёнок вселился в неё, заставив протянуть руку молодому человеку:　

— Княгиня Куташева.　

— Не сочтите за дерзость, — офицер поднёс к губам тонкую кисть, — князь Николай Васильевич Куташев вам часом не родственником приходится?　

— Николай Васильевич — мой супруг, — Марья опустила ресницы. — Вы знакомы? — Она чуть склонила голову, улыбнувшись самой очаровательной улыбкой.　

— Нас представляли друг другу, — смущённо заметил Волховский. — Вы позволите? — Он предложил ей руку.　

Марья покачала головой и повернулась к своим спутницам:　

— Боюсь, вынуждена отказаться от прогулки в вашем обществе, поручик. Я не одна,　

— Марья вздохнула, сделав вид, что огорчена.　

— Надеюсь, мы ещё увидимся, — произнёс ей вслед Волховский.　

— Столичный свет весьма тесен, — Марья оглянулась, одарив его ещё одной лучезарной улыбкой.　

Волховский провожал её глазами до тех пор, пока она не скрылась за поворотом аллеи.　

— Марья Филипповна, — madame Олонская поджала губы, — вы подаёте Софье совершенно неподобающий пример.

— Разве? — Марья вздёрнула бровь. — Что же такого предосудительного я совершила, по-вашему?　

Анна Кирилловна негодующе стукнула тростью по усыпанной красноватым гравием дорожке.　

— Вы позорите фамилию Куташевых! Едва ли Nicolas заслуживает подобного!　

— Довольно, тётушка, — попыталась утихомирить разбушевавшуюся даму Софья. — Марья Филипповна и сама знает, что допустимо, а что нет, — княжна сверкнула чёрными очами, адресовав невестке предостерегающий взгляд.　

Марья расхохоталась в ответ и быстрым шагом направилась к выходу из парка, на секунду обернувшись со словами:　

— Не ждите меня. Я хочу пройтись пешком.　

— Ну, какова! Какова, — продолжала негодовать madame Олонская. — Так и зыркает глазищами своими бесстыжими. Проучил бы её раз Николя, глядишь и перестала бы выставляться, как последняя… — Анна Кирилловна умолкла, не договорив, и виновато глянула на Софью. — Прости меня, деточка, — она вздохнула. — Nicolas совершил ошибку, приведя в дом эту женщину.　

Софья расстроенно покачала головой, не желая более обсуждать поведение Марьи Филипповны. Конечно, в словах Анны Кирилловны была немалая доля истины, она своими глазами видела, как жена её брата флиртовала с молодым офицером, как видела и то, сколь холодна она с собственным супругом. Вернувшись домой, Софья справилась у дворецкого о Марье, но слуга ответил, что барыня ещё не возвращалась. Анна Кирилловна удалилась в свои покои, дабы вздремнуть перед обедом. Оставшись в одиночестве, девушка принялась мерить шагами гостиную от одного окна к другому. У крыльца остановился наёмный экипаж, из которого выбралась Марья Филипповна. Подхватив юбки, Софья устремилась в вестибюль.　

— Мне надобно поговорить с вами, — едва завидев невестку, громко объявила она. Марья передала лакею зонтик и нехотя повернулась к золовке.　

— Это не может обождать? — Сухо осведомилась она.　

— Нет, — княжна решительно тряхнула тёмными локонами.　

— Извольте, — Марья направилась к лестнице и mademoiselle Куташева последовала за ней.　

— Анна Кирилловна совершенно справедливо заметила, что вы ведёте себя не так, как подобает жене князя Куташева, — глядя на прямую, как струна, спину княгини, в сердцах сказала Софья, поднимаясь по лестнице следом за ней.　

Марья, не оглядываясь, прошла в свои покои, оставив дверь открытой и тем самым позволяя княжне войти. Даже не взглянув на золовку, она прошла в спальню и позвала Милку, дабы та помогла ей переодеться. Софья остановилась у дамского бюро, дабы перевести дух. Взгляд её скользнул по полированной поверхности и остановился на альбоме в розовой бархатной обложке. Понимая, что поступает дурно, княжна не смогла побороть любопытства и приподняла обложку. Альбом открылся посередине, там, где между страниц лежало письмо. Софья тотчас узнала знакомый почерк. Дыханье сбилось, рука сама потянулась к сложенному вчетверо листу бумаги.　

— Так что ещё вы желали сказать мне, помимо ваших абсурдных обвинений? — Послышался из спальни голос Марьи Филипповны.　

Софья поспешно спрятала письмо в рукаве платья.　

— Ничего. Вы и сами знаете, что вели себя дурно, — пробормотала она.　

— Раз вам более нечего сказать, оставьте меня, — Марья вышла в будуар, одетая в домашнее платье.　

— Охотно, — княжна вздёрнула подбородок и едва ли не бегом направилась к двери.　

Оказавшись в своей комнате, Софья развернула письмо и, шевеля губами, быстро пробежала глазами ровные строчки. Каждое слово, каждая буква в письме впивались в сердце острой иглой. Слёзы навернулись на глаза, и, зажав рот рукой, девушка без сил опустилась на стул, уронила голову на сгиб локтя, разрыдавшись. Никогда Андрей не признается ей в любви, ибо сердце его уже давно занято. Тоска, терзавшая сердце mademoiselle Куташевой, нежданно сменилась бешеной злобой. Не помня себя, княжна разорвала на мелкие клочки признание в любви Ефимовского к той, которая волею судьбы стала женой её брата.　

Позже, опомнившись, Софья с ужасом воззрилась на то, что натворила. Вряд ли княгиня оставит без внимания такую пропажу и, наверняка, догадается, кто именно взял письмо. Собрав обрывки бумаги на серебряный поднос, княжна трясущимися руками достала жестяную коробку с серниками. Сломав несколько штук, она, наконец, смогла поджечь то, что осталось от письма. Глядя, как догорают обрывки, съёживаясь и обращаясь в пепел, Софья обхватила себя руками. В этот самый момент она столь сильно ненавидела Марью Филипповну, что попадись она ей тотчас, девушка не смогла бы удержаться и, наверняка, вцепилась бы той в пышные светлые локоны, выцарапала бы бесстыжие голубые глаза.　

К ужину Марья спустилась последняя. Одарив золовку испепеляющим взглядом, княгиня прошествовала на своё место за столом. Софья вспыхнула и опустила голову. Никогда ещё она не опускалась до того, дабы рыться в чужих вещах и читать чужие письма. Ревность, которая ослепила её, не могла служить оправданием столь гадкому поступку. Оттого даже смотреть на Марью Филипповну княжне было совершенно невыносимо.　

Анна Кирилловна бросила быстрый взгляд на племянника и уткнулась в тарелку. Смотреть на княгиню пожилая дама избегала.　

"Донесла уже старая ведьма", — Марья повернулась к лакею, пряча усмешку. Повинуясь её жесту, слуга наполнил бокал вином.　

— Как прошёл ваш день, та cherie? — Поинтересовался Куташев у жены.　

— Скучно, — она пожала плечами.　

— Готов побиться об заклад, что с началом сезона ваши поклонники не дадут вам скучать, — равнодушно обронил Николай.　

— Было бы предпочтительнее, дабы вы, Nicolas, не оставляли меня своим вниманием, — не поднимая головы, заметила Марья.　

Куташев отложил вилку.　

— Полагаете, я пренебрегаю вами?　

— Мы могли поговорить о том наедине, — Марья вспыхнула.　

— Как пожелаете, — князь вновь взялся за вилку. — Забыл сказать, — спустя несколько секунд произнёс он, оторвавшись от трапезы. — Анненковы устраивают вечер через седмицу в городском доме по случаю отъезда графа Ефимовского. Мы приглашены.