Перечитав ещё раз записку, Марья велела Милке позвать Егорку. Младший брат её покойной горничной Настасьи был уже не сопливым десятилетним мальчишкой, но высоким стройным отроком, обещавшим в будущем стать красивым молодым человеком. Выслушав барыню, Егор угрюмо кивнул и, спрятав под полой кафтана письмо, выскользнул в ночь из усадьбы. Вернулся он после полуночи. Милка, ожидавшая его возвращения в людской, тотчас проводила Егора к хозяйке.　

— Ответ принёс? — Осведомилась Марья Филипповна, глядя на юношу лихорадочно блестевшими в свете свечей очами.　

— Мне барин тамошний на словах велел передать, что собирается верхом поутру проехаться, — буркнул Егор.　

— Ступай, — отпустила его Марья, а сама, вскочив с кресла, закружила по комнате. — Господи, Святый Боже, прости мне мои прегрешения, — княгиня перекрестилась, остановившись посреди комнаты.　

— Не к добру это вы задумали, — вздохнула Милка.　

— Не твоего ума дело, — огрызнулась Марья Филипповна и прошептала, прижимая ладони к пылающим щекам: — Я же теперь до утра глаз не сомкну.　

Ночь и впрямь оказалась бессонная. Княгиня долго ворочалась на пуховой перине, несколько раз взбивала подушку, но уснуть так и не смогла. Едва забрезжил рассвет, Марья Филипповна поднялась и растолкала спавшую на кушетке горничную. Милка сходила на кухню, принесла горячий кофейник и блинов с пылу с жару. Наскоро позавтракав, Марья Филипповна облачилась в чёрную амазонку, отороченную мехом лисы, ту самую, которую некогда надевала на охоту с Калитиным.　

На конюшне её ждала уже осёдланная лошадь.　

— Барыня, может мне с вами поехать? — Стремянной почесал затылок. — Туман вон какой густой, не заплутали бы.　

— Не заплутаю, — Марья тронула каблуками бока каурой лошадки.　

Княгиня вихрем промчалась по подъездной аллее, остановившись у ворот. Её снедало нетерпение, потому, едва привратник распахнул перед ней створки, она тотчас подстегнула кобылку, посылая её с места в галоп.　

Утренняя влага оседала на лице, чёрный шёлковый шарф развивался за спиной, подобно траурному знамени, копыта лошади дробно стучали по укатанной дороге. Подъезжая к Ракитино, Марья натянула поводья и с трудом перевела дыхание, разглядев фигуру одинокого всадника в клубах густого тумана у небольшого неказистого мостика.　

Послав лошадь шагом, она приблизилась на несколько саженей.　

— Andre? — Тихо осведомилась она.　

— Неужели ждала ещё кого увидеть? — Глухо ответил Ефимовский.　

Спешившись, Андрей помог Марье спуститься с седла, но едва её ноги коснулись земли, как он тотчас убрал руки с тонкой талии.　

— Ты будто не рад мне, — обиженно заметила Марья.　

— Я рад, — вздохнул Ефимовский. — Видеть тебя и радость и мука одновременно. Софья с тобой приехала? — Осведомился он, стягивая с рук перчатки.　

— Ради тебя она на край света поедет, не только в подмосковную провинцию, — Марья Филипповна зло усмехнулась.　

— Господи, какая же ты злая, Мари, — простонал Андрей, поворачиваясь к ней.　

— Ты любишь меня? — Марья шагнула к нему, почти коснувшись грудью лацканов его сюртука.　

— Зачем спрашиваешь, коли знаешь ответ, — прошептал Ефимовский, склоняясь к ней, касаясь кончиками пальцев гладких щёк, а губами её приоткрытых губ.　

Марья закинула руки ему на плечи, приподнялась на носочки, прижимаясь к нему всем телом.　

— В наших владениях есть охотничий домик, — горячо зашептала она. — Здесь недалече будет, вёрст пять, не более.　

Андрей вымученно улыбнулся, обхватил стройный стан и подсадил её в седло.　

— Показывай дорогу, — вновь натягивая перчатки, бросил он.　

Чтобы срезать путь, Марья направила лошадь прямо через поле, к едва видневшейся кромке леса. В тумане оказалось непросто отыскать узкую лесную дорогу, но Марья Филипповна хорошо знала эти места, и в скором времени двое всадников въехали под своды деревьев, направляясь к охотничьему домику в имении Ракитиных.　

Глава 53

Туман постепенно рассеивался, открывая взору свежую майскую зелень. Лес ожил, проснулся, загомонили птицы, громко и недовольно затрещала сойка, зашумел в кронах ветер.　

Охотничий домик в имении Ракитиных выглядел давно заброшенным. По сути, так оно и было, ведь со времён Филиппа Львовича им никто не пользовался. Изредка заходил лесник, проверял всё ли в порядке. Недолгая дорога несколько охладила первый безумный порыв княгини Куташевой и, достигнув цели своей поездки, Марья Филипповна пребывала в нерешительности. Каурая под ней нетерпеливо переступала длинными ногами, а наездница не торопилась спешиться.　

— Выглядит заброшенным, — задумчиво обронил Андрей, похлопывая по холке крепкого гнедого жеребца, беспокойно фыркающего и прядающего ушами.　

— Так и есть. После кончины папеньки сюда никто не заглядывал, — отозвалась Марья, не глядя на своего спутника.

Граф Ефимовский спешился и протянул ей руку, предлагая помощь. Марья шумно вздохнула и, положив ладони на широкие плечи, оттолкнулась ногой от стремени. На сей раз Андрей не спешил выпустить её из объятий. Он долго всматривался в её глаза, убрал с лица выбившийся из-под шляпки локон и прильнул к чуть приоткрытым губам в томительном нежном поцелуе. У Марьи голова пошла кругом, возникшие было сомнения тотчас растворились в жаркой истоме, охватившей всё тело от корней волос до кончиков ногтей. Позади княгини всхрапнула лошадь, рассеивая охвативший её морок.　

— Лошадей надобно привязать, — пробормотала она, не в силах отвести своего взора от ярко-синих очей Андрея.　

Поймав поводья лошадей, Андрей повёл их к коновязи, а Марья Филипповна поднялась на невысокое крылечко и просунула изящную ладошку в щель между перилами и бревенчатой стеной. Нащупав ключ, княгиня радостно улыбнулась. Механизм замка немного заржавел и ключ никак не желал поворачиваться.　

— Позволь мне, — Андрей положил свою ладонь поверх её руки.　

Из-за того, что портьеры на окнах оказались плотно задёрнуты, внутри царил полумрак. Марья Филипповна решительно шагнула в сторону окна и отдёрнула тяжёлую бархатную штору, взметнув тучу пыли. Княгиня чихнула и обернулась:

— Надобно бы прислать сюда кого-нибудь, дабы порядок навели, — пробормотала она.　

— Не стоит, — сказал Ефимовский, оглядывая убранство помещения и пояснил: — придётся объяснять, зачем тебе понадобился охотничий домик.　

— Ты прав, — Марья робко улыбнулась и приблизилась к Андрею, обогнув укрытые пыльными чехлами стол и кресла, развязала ленты шляпки и небрежно швырнула её на стоявший в углу диван.　

Толкнув дверь за его спиной, ведущую в соседнее помещение, она оглянулась на пороге:　

— Здесь спальня, — смущённо пробормотала она.　

Оставив дверь открытой, княгиня Куташева шагнула в комнату, приблизилась к неширокой кровати и, ухватив край шёлкового покрывала, потянула на себя, но выпустила его из ослабевших пальцев, как только руки Андрея сомкнулись на её талии. Марья пошатнулась, прислонившись спиной к его груди, закрыла глаза, ощущая прикосновение его губ к своему виску. Её сердце учащённо забилось, хриплый вздох вырвался из груди. Развернувшись в его объятьях, она обхватила ладонями его лицо и принялась покрывать поцелуями его высокий чистый лоб, гладко выбритые щёки, прикрытые веки, губы.

— Ежели бы ты только знал, как я люблю тебя! Ежели бы ты только знал, — всхлипнула она, приникая к нему.　

Длинные тонкие пальцы Ефимовского перебирали локоны на её затылке, осторожно одну за другой вынимая шпильки и освобождая густую массу светло— русых волос. Прижавшись щекой к его груди, Марья прислушалась к сильным и частым ударам его сердца. Рука её скользнула по гладкому сукну сюртука, нащупав пуговицу, княгиня вынула её из петли, затем ещё одну.　

Предметы одежды падали на пол один за другим. Отбросив всякую стыдливость и скромность, Марья гладила широкие плечи, наслаждаясь ощущением тепла его кожи, поражаясь силе, сокрытой в стройном худощавом теле. Андрей целовал её то нежно, трепетно, то вдруг впивался в губы, углубляя поцелуй, гладил бархатистую кожу кончиками пальцев, касаясь самых укромных уголков нагого тела под ним. Марья совсем потерялась в вихре ощущений, закруживших её будто щепку в водовороте. Тихие стоны срывались с припухших губ, она цеплялась за его плечи, ловила губами его губы, когда он склонялся над ней, вжимая её в перину всей своей тяжестью.　

— Не оставляй меня… да… так хорошо, — шептала она сухими губами, прижимая его голову к своему плечу. — Боже, Андрей, никогда не оставляй меня.

Жаркой волной её поднимало всё выше и выше, тело дрожало от напряжения, скручивающего тугой спиралью каждую мышцу. В какое-то мгновение наслаждение стало непереносимым вовсе, и тогда волна схлынула, оставив её жалкой, дрожащей, совершенно опустошённой на смятых простынях.

Её сознание медленно возвращалось из бездны, в которую она падала только что. Слабой рукой Марья провела рядом с собой, коснувшись его тёплого нагого тела, тихо всхлипнула.　

— Маша, Mon ange, — Андрей приподнялся на локте, — ты плачешь? Неужели обидел тебя чем-то?　

— Нет-нет, — Марья затрясла головой. — То от счастья. Ежели ты оставишь меня, я умру, — выдохнула она, приникая к нему, положила голову на тяжело вздымающуюся грудь.　

Андрей обхватил одной рукой её хрупкие плечи, прижался губами к влажному виску:　

— Жизнь, честь, душу за тебя отдам, — тихо прошептал он. — Видит Бог, я слаб рядом с тобой. Ты — моя слабость, счастье моё и моё проклятье, — он вздохнул. — Знаю, что не должно так быть, но отказаться от тебя не в силах.　

Ничего более она не желала столь сильно, как только остаться в этой маленькой комнате, в его объятьях, но неумолимое время бежало вперёд. С тяжёлым вздохом Марья соскользнула с постели, нисколько не стыдясь своей наготы, прошлась по комнате, с удовлетворением отметив, что Андрей не отрывает от неё жадного взора. Подобрав с пола тонкую сорочку, она неспешно натянула её через голову и присела на край кровати.　

Ефимовский протянул к ней руку, поймал длинный волнистый локон и намотал его на кулак, удерживая её подле себя.　

— Чтобы ни было дальше, как бы ни сложилось, мы уедем по окончанию года, как и собирались, — произнёс он, глядя в сторону.　

— А как же Софья? Твоё обещание Николя? — Тихо спросила Марья, пытливо всматриваясь в его лицо.　

Андрей дёрнулся, как от удара, выпустил её волосы и, повернувшись к ней спиной, молча принялся одеваться.　

— Так что же? — Не отступилась Марья.　

Ефимовский поднялся с постели, заправил рубаху в брюки и накинул на плечи сюртук. Синие глаза обдали Марью холодом.　

— Отчего ты мне душу выматываешь? — Злобно бросил он и процедил сквозь зубы: — Да мне удавиться в пору, когда я думаю о том.　

Уголки губ Марьи Филипповны опустились. Поднявшись, она принялась одеваться. Зачем спрашивала? Ведь знала, сколь тяжело ему принять подобное решение! Однако обида на его холодность и грубость оказалась сильнее доводов разума. Двигаясь порывисто и поспешно, она никак не могла попасть в рукав амазонки. Хмуро наблюдая её затруднения, Ефимовский, вздохнув, пришёл ей на помощь. Андрей застёгивал мелкие пуговки на коротком жакете, когда ему на руку упала горячая капля.　

— Маша, — он приподнял двумя пальцами её подбородок, — чего ещё ты ждёшь от меня? Я оставил службу, готов пойти на клятвопреступление ради тебя. Что ещё я должен совершить, чтобы ты была довольна мною? Может быть, мне твоего мужа вызвать, когда он вернётся?　

— Мне ничего от тебя не нужно, — холодно отозвалась Марья, отстранившись от его руки. — Коли моя любовь тебе в тягость, я никогда более не обеспокою тебя, — продолжила она, подобрав с пола чулки и затолкав их в рукав амазонки. — Мы не станем более видеться.　

— Laissez ces balivernes. (Оставь эти глупости), — Андрей покачал головой. — Что будет, коли ты вновь понесёшь от меня? Ты думала о том?

— Нынче того не случится, — Марья смущённо опустила ресницы. — Не желаю становиться обузой для тебя. Не стану более тебе писать и искать встреч, — она остановилась на пороге. — Слышишь, Андрей?! Ты свободен в своём выборе! — Выкрикнула она и выскочила в маленькую гостиную, хлопнув дверью.　

— Petit sot! (Дурочка!) — Выругался сквозь зубы Ефимовский, с трудом натянул сапоги и последовал за своей любовницей.　

— Марья! Остановись, — окликнул он её, стоя на крыльце.　

Марья придержала каурую и застыла на некоторое время, глядя ему в глаза.　

— Но пошла! — Она взмахнула хлыстом, понукая лошадь.　

В Полесье Марья вернулась уже после полудня. Спешившись на конюшне, она бросила конюху поводья взмыленной кобылы и, подобрав полы длинной юбки, зашагала к дому со стороны чёрного хода. Поднявшись в свои покои, Марья ничком рухнула на кровать и зашлась в рыданиях. Злые, горькие слёзы обожгли глаза. Не стоит пытаться удержать Андрея. Нельзя не видеть, как ему мучительна пошлая связь с ней. Ничего путного от их связи не выйдет.