Книга 5

Меня дернуло, голова закружилась. Перед закрытыми глазами что-то мелькнуло, какой-то непонятный свет. Он проник к зрачкам сквозь веки и исчез. Я открыл глаза. Солнечный свет наполнял мою комнату. Похоже, уже давно утро. Я долго не мог понять, где я. Вокруг беспорядок, разбросанные книги, тетрадки, одежда. Я приподнялся на локтях и оглядел всю комнату.

– Охохох! Приснится же такое!

На полу рядом с кроватью стояла пустая бутылка коньяка в печальном соседстве с начатой коробкой каких-то дорогих, но судя по оставшейся большеполовине коробки, невкусных конфет. Пытаясь привести в исправность свой вестибулярный аппарат, я влез в тапочки и поплелся на кухню. По дороге заглянул в ванную полный решимости почистить зубы, но в темноте не разглядел зубную щетку и с чистой совестью оставил эту затею. В моей голове все шло кругом.

– Вот ужас! – Опять не сдержался от комментария, обращенного теперь к коту Вениамину. – У меня такое чувство, что меня всю ночь куда-то телепортировали, причем использовали для этих целей мясорубку. – Пожаловался я животному, которое понимающе промяукало в ответ. – Все тело ноет, голова раскалывается. – Опять понимающее мяу. – Ты знаешь еще какое-нибудь слово, кроме мяу, животное? – Животное на этот раз промолчало.

Я сел на стул, отчего в голове закружились вертолеты, а стол почему-то качнулся вправо и потом медленно влево, прежде чем замер на месте. Похмельем мое состояние вряд ли можно было назвать – бутылка в спальне у меня не первая, я уже умею с ними обращаться. Тут засвистел чайник, и я тут же принял решение заменить его бесшумным электрическим при первой же возможности: свист, казалось, раскалывал мою голову пополам. Кофе, как назло, осталась самая малость, и малость эта была размазана по дну банки, потому что я случайно выплеснул туда воду из вымытой чашки. Делать нечего, заварил кофе прямо в банке. Кому, в конце концов, какая разница? Меня же никто не видит. Да и век у нас не девятнадцатый, чтобы соблюдать какие-нибудь глупые светские ритуалы. Вспомнились отрывки сна. Я пока не мог восстановить всю картину приснившегося, но отчетливо помнил, что сон был очень ярким, «натуральным». Судя по костюмам приснившихся мне людей, действие сна относится как раз к девятнадцатому веку, скорее, второй половине.

– Нет, пора завязывать, – я кивнул зеркалу, и оно охотно со мной согласилось, закивав моей же физиономией мне в ответ.

Глянул на часы – 8.30. Вот …!!! Шеф убьет, если через полчаса я не окажусь каким-нибудь волшебным образом у его кабинета и не протяну готовую статью. Вот дернуло же меня согласиться вести театральное обозрение… Хотя чего я жалуюсь? Несколько лет назад я вообще очень даже мечтал работать в подобном месте: работать дома и целыми днями просвещаться культурно, да еще за очень даже приемлемую оплату.

Я напялил кое-как джинсы, которые нашел на полу любовно уложенными комплектом вместе со свитером; напялил и свитер. Не фонтан, конечно, но в машине не видно, а шефу все равно: он меня видит-то раз в неделю, когда я статью сдавать приезжаю. Потерпит. Надо бы поесть. Ладно, съем по дороге кусок торта – вон он как красиво лежит на полке, просто вопиет о желании быть вкушенным моей скромной персоной. («Вопиет»?…«Вкушенным»?.. И правда перестарался вчера с коньяком…). Торт возьму с собой, в пакетике.

Торт закончился еще на лестнице, по дороге вниз. Тем лучше. Меньше делать, сидя за рулем.

Машина, естественно, с первого раза не завелась. А кто ждет от видавшего многое в жизни автомобиля молодецкой покорности? Пригрозил бы я старому разбойнику утилизацией, да язык не повернулся – все-таки одиннадцать лет меня таскает…

Пробка. Ага, я удивился. Пробка для Москвы – это неотъемлемая часть ее сложного организма. Москва без пробок – все равно, что торт без начинки. А торт, кстати, был очень вкусным, и красивым таким… Интересно, кто изобрел первый торт? И когда? Вот ведь вопрос – знали ли люди средневековья, что такое торт? А в девятнадцатом веке? Хм, мне же снился как раз девятнадцатый век. Надо вспомнить подробности, может, где-то и промелькнуло нечто похожее на торт. Или, может, мой разум знает, когда изобрели торт и был ли он уже изобретен в девятнадцатом веке. Есть же гипотеза, что все люди заранее знают все на уровне догадки, а во сне эти догадки вылезают из глубины рассудка и становятся сном. Кто-то ведь нечто подобное придумал. Хм, так что с тортом? Вот, помню, люди в каких-то прикольных костюмах с кружевами и рюшами сидят за столом и что-то едят. Но торта нет…А говорят как они красиво, просто жуть! «Дорогой друг, не будете ли вы так любезны посетить сегодня вечером мой одинокий приют, чтобы развлечь меня своими удивительными рассказами о своих путешествиях?». И не передразнишь ведь с первого раза! И вообще бессмыслица получается. Даже мое филологическое образование не годится для таких выкрутасов речевых – это ж как такому научиться?! Ладно там сказать красиво, это я еще помню, как делается – метафоры там всякие интересные, эпитеты. Трам-пам-пам! Это что за машина, интересно, передо мной плетется? Уйди, ты мне не нравишься! Давай, давай, сворачивай. Фауст! Точно! Одного из героев моего сна звали Фауст! Или не звали?.. Странно как-то: вроде его называла девушка его Фаустом, а он вроде как граф какой-то?.. Вообще странный сон. И впечатление от него странное. Герой этот, Фауст, вроде как откуда-то взялся и вдруг стал другим человеком, превратился в него или ему такое показалось спьяну… Нет, там не так все просто. Надо вспомнить, обязательно надо! Интересно прям! Так-так-так, появился некий Фауст, (и почему, кстати, Фауст? Это же персонаж Гете! Ну ладно, потом подумаю, почему, надо сначала вспомнить, что он делал) и начал этот Фауст скучать от однообразной жизни своей в положении богатого человека. Так, заскучал. Потом с каким-то тоже аристократом познакомился, который ему содействовать в развлечениях начал. Дебоширили они нещадно. Но этому Фаусту опять стало скучно. Он решил, что человеческая жизнь слишком однообразна и неинтересна. А что нам всем требуется, когда жизнь кажется скучной и однообразной? Любовь нам требуется. Точно! И Фауст влюбился в некую Маргариту! Нет, стоп. Сначала другая девушка была… Точно-точно… Тоже с каким-то красивым именем на М… То ли Марианна, то ли Матильда… А Матильда – это кошка Фрекен Бок. Ладно, неважно пока. Так, дальше. Ага, приехал. Постою минуточку у входа, постараюсь до конца вспомнить и пойду. Значит, провел он с этой девушкой ночь, а она утром с него денег попросила. Как-то мне красиво это все приснилось, надо записать эту сцену. И лицо у Фауста такое несчастное было, прям бедолага. После этой ночи бедный Фауст разочаровался как-то в женщинах, да и не только в женщинах, похоже. О чем-то он размышлял все время, или скорее записывал свои размышления. На дневник похоже, но словно в картинках, и я его просматриваю. Потом он встретил другую, Маргариту как раз. Но что-то не всегда у них все прекрасно было, как-то пресно и скучно, кажется. Потом опять скука и разочарование у товарища, теперь уже в себе. Так, а потом была еще одна женщина, какая-то светская львица девятнадцатого столетия, вдова какого-то влиятельного человека. И псевдоним у нее странный – леди Лаура! Это я помню, откуда, – из Петрарки, про него лекцию в институте я слушал, и стихи мне его нравились. Но с этой леди тоже ничего толком не было – не захотел Фауст с ней кокетничать. Она его даже к себе приглашала, хотела своим любовником сделать. А он не пошел. Потом Фауст опять ударился во все тяжкие, даже одну девушку чуть не изнасиловал (совсем, видно, дошел товарищ до ручки), но вовремя остановился. Все сокрушался, что он порочен, и гореть ему за подобные шалости в аду. Вот тоже странно: он начал сокрушаться по этому поводу, когда у него уже второй, если не третий приступ развращенности от скуки начался… А потом он с Маргаритой поговорил, и оказалось, что она умна неимоверно и все в отличие от Фауста знает: и что он Фауст, и что что-то странное с ним приключилось, и что за история. И письмо она специально написала какое-то, чтобы его подтолкнуть к осознанию всего происходящего. А содержание письма в том, по-моему, что Маргарита не счастлива с этим товарищем, Фаустом, и жалуется на это подруге. Там еще какая-то мысль интересная проскользнула, я как раз что-то такое недавно читал. Так-так-так, вот вертится на языке, можно сказать. Что-то про сказки. А, вот! Во всех сказках всегда все заканчивается свадьбой, а что бывает потом, мало вообще кому интересно. Считается, видимо, что если люди поженились, то суждено им жить теперь вместе в мире и согласии. А оказывается на деле, что не всегда одной любви для сожительства достаточно. И что даже это историческое представление в заблуждение вводит. По сказкам получается, что муж и жена или влюбленные они как бы две половинки одного целого, а если половинки соединились, то все теперь прекрасно будет. Ан нет. Сейчас говорят не о половинках, а о единицах. Каждый человек – это одно целое, которое уже имеет свои привычки, представления, ценности, и ему, по сути, любимый человек нужен не для того, чтобы дополнять себя, а чтобы украшать жизнь и вносить в нее положительные эмоции. Вот и выходит, что свадьба – это всего лишь начало, и порой не самое простое и благополучное… Странно, Маргарита, если правильно помню, что-то такое в письме и написала как раз. И как она могла вообще в своем девятнадцатом веке до такого додуматься? Это же только сейчас такое придумали, в нашем двадцать первом веке. Хотя, может, я чего не знаю. А потом, помню, приснилось, что Маргарита с Фаустом в саду снова любовниками сделались. Очень красивая сцена, ее надо будет вспомнить в подробностях.

Стоящий рядом мужик начал на меня странно коситься. Оказывается, я так отчетливо вспомнил этот отрывок, что стоял с идиотской улыбкой прямо перед входом в здание своей редакции, мешая проходящим. Делать нечего. Стер с лица слюни и улыбку и пошел внутрь, к шефу на доклад.

– Привет! – меня кто-то похлопал сзади по плечу, когда я как раз собрался проникнуть внутрь лифта. Катя, сотрудница редакции. Длиннющие ноги, огненно-рыжие волосы до плеч, мягкие карие глаза-воплощение сексуальности и нежности. В общем, Катя больше похожа на мечту, чем на девушку.

– Привет! – бросаю ей в ответ и изо всех сил стараюсь звучать небрежно.

Катя улыбается, отчего по моему телу начинают мельтешить мурашки. Двери лифта закрываются. Катя выплыла из лифта на три этажа раньше меня, плавно качнув бедрами. Двери лифта снова сомкнулись за ее соблазнительным силуэтом.

Все-таки Катя прекрасная женщина. Милая, спокойная, не зазнается. Другие девицы, вон, и здороваться со мной не считают необходимым, а она даже за плечо тронула…и улыбнулась… А вот интересно, у нас бы с ней что-нибудь могло получиться? (Я уже вышел из лифта и направлялся к автомату с напитками выпить кофе и настроиться на встречу с шефом, то есть приготовился объяснять ему, почему «Федра» в новой постановке едва стоит того изобилия восторгов, которыми ее осыпают). И все-таки интересно, что бы было, если бы я, скажем, пригласил Катю на свидание? Собственно, я не понимаю, почему я до сих пор этого не сделал. Видимо, мне как-то боязно, что она меня отошьет и тем самым вдребезги разрушит мою самооценку. Ну да, страх и неуверенность в себе все портят. Вот если бы знать заранее, как она отнесется к моему предложению, все было бы намного проще. Как вообще иногда полезно было бы знать будущее: знать заранее, что спросят на экзамене, к чему при очередной встрече придерется начальник, что будет, если первым сделать несколько шагов в сторону понравившейся девушки… А ведь серьезно, знай я, что Катя меня не отвергнет, сколько бы многих счастливых месяцев мы бы провели уже вместе??? Вот именно, если бы знать! Ух, я сейчас, кажется, очень хорошо понимаю этого Фауста! Вот когда за знание готов отдать все что угодно! Какое жуткое и в то же время сладостное ощущение возможности знать все наперед! Боже, я, кажется, сейчас расплачусь! Но стоп! Я с собой вроде как нечестен: если бы все всё знали наперед, как бы вообще жизнь выглядела? Выходит, знать будущее – это бессмыслица. Если знаешь все заранее – зачем вообще жить? В чем прелесть и даже смысл жизни? Жизнь интересна тем, что ее проживают.

После этих мыслей мне сразу расхотелось заглядывать в будущее, а захотелось пойти найти Катю и прямо с порога выложить ей все, что наболело, или хотя бы просто пригласить на свидание. Я бы так и сделал, но тут, в духе голливудского кино, передо мной возник шеф:

– Добрый день, я вас жду, дорогой вы мой творческий человек! Пойдемте, пойдемте, до шести надо отдать номер в печать, а статью вашу наверняка еще править придется.

Все-таки есть вещи, которые очень легко предугадать, даже не обладая экстрасенсорными навыками – достаточно знать простое правило, всем известный жизненный закон: закон подлости…

* * *

Я только что вышел из здания редакции в приподнятом настроении: так всегда бывает, когда поймешь что-то, что до этого момента казалось очень сложным, а теперь кажется элементарным. Мне становится смешно, как только я подумаю о том, сколько времени я потратил на свою нерешительность. Нет, я, конечно, не бросился сразу приглашать свою мечту на свидание, потому что передо мной откуда ни возьмись появился шеф и утащил меня, уже готового протянуть руку своему счастью, в кабинет, и я уже не так полон решимости и неколебимой уверенности в том, что Катя не укажет мне долгий тернистый путь в противоположную от нее сторону, но у меня такое странное чувство спокойствия и даже любопытства. (Откуда только взялось мое философское настроение?) Интересно, и чего Фаусту приспичило непременно все знать? Вот тот Фауст, который мне приснился, как раз жаждал знания, но какого-то более глобального. Надо вспомнить сон до конца. И, кстати, если подумать, все у него логически получилось: он, в конце концов, тоже обрел знание, понял что-то очень важное. Вот их последняя встреча с Маргаритой, на которой мой сон прервался, – они говорят уже откровенно, она его вроде даже Фаустом называет, а не его другим, «графским» именем. Но что же получается? Дядя, пропусти меня и мою старушку, будь человеком. Спасибо. Так что же получается? Фауст в эту последнюю встречу сначала понимает, что он эгоист и никого другого, кроме себя, любить не может, но, поняв это, вдруг каким-то образом становится способен ощутить любовь, о которой ему говорила Маргарита. Но неужели все так просто, и вывод настолько очевиден? Неужели, как и везде, практически во всех книгах, легендах, сказках истина оказывается заключенной просто в любви? Нет, все-таки не может быть все так предсказуемо.