Оливия Голдсмит - Фаворитка месяца

– С Майклом невозможно снимать фильм – он не выполнял мои указания, – заговорил Сэм, не обращая внимания на предыдущие реплики. – Хотя, конечно, иногда Джан играла довольно скованно.

– Ладно, – прервала его Эйприл, – хватит о Джан. Давайте не будем выяснять, почему мы сняли дерьмо вместо фильма или по чьей вине мы сняли дерьмо вместо фильма. Давайте решать, как спасти фильм.

Эйприл была спокойна. Она всегда становилась спокойной, когда обстоятельства припирали ее к стенке. Тяжело было пережить этап, когда все только начинало рушиться. Теперь-то она знала, как это преодолеть.

– Мы должны спасти картину, – повторила она.

– Невозможно, – сказал Майкл, и Эйприл заметила, как поморщился Сэм.

Эйприл вздохнула. Сэм походил на испуганную лошадь: глаза широко открыты, белки сверкали. Он был готов рвануть в любую сторону, лишь бы уйти отсюда. Майкл был совершенно невозможен. Он был напуган, но и зол. Но Майкл и в спокойном состоянии все же вряд ли сможет решить проблему. А Сеймур… Сеймур был Сеймуром. Ласло, оператор, Боб, редактор, тоже вряд ли смогут что-нибудь сделать.

Но все же озвучивание еще может спасти фильм. Верная музыка, новые слова, ну, в самом худшем случае, можно будет снять и несколько новых сцен. Это будет дорого, но возможно…

– Мы еще все можем повернуть назад, – настаивала Эйприл.

– Невозможно, – ответил Сеймур.

– Слушайте, не теряйте здравого смысла. Ликвидировать детскую смертность в Калькутте невозможно. У нас же речь идет лишь о том, чтобы подправить фильм.

Эйприл встала и поправила кожаные брюки.

– Уж лучше нам бороться с детской смертностью, – застонал Сеймур.

– Спасибо за поддержку, – сказала она, подходя к окну и отдергивая занавеску. Никакого приятного глазу пейзажа за окном не открывалось. – Нет смысла переделывать великий фильм, если только он не станет от этого еще лучше. Вспомните фильмы «Пятница его подруги» и «Первая страница».

– Конечно. Секс и Кэри Грант в главной роли. У нас же нет таких козырей, – вздохнул Сеймур.

– Кэри Грант мертва, – напомнила им Эйприл.

Сеймур округлил глаза.

– Даже Кэри Грант не смогла бы спасти этот фильм, – сказал он.

– Сеймур, ты когда-нибудь заткнешься? – заорал Майкл. Он вновь взглянул на Сэма. – Ладно, вы гениальный сценарист и режиссер. Что же дальше?

– Поможет хороший монтаж, – начал Сэм. – Это слишком медленно. Но если мы сосредоточимся на любовной линии…

– К черту любовную линию!

Эйприл чувствовала, что сейчас взорвется. Ей уже приходилось бывать в подобной ситуации. Но всякий раз это было по-другому. Всякий раз казалось, что теперь-то она точно никогда не выберется и все потеряет. Потеряет деньги, потеряет работу, потеряет власть, потеряет свое лицо. Но, как это опять же бывало и раньше, Эйприл чувствовала, что решение проблемы находится в пределах досягаемости. Ей только надо быть умной, чтобы не упустить шанс, достаточно храброй, чтобы использовать его, и достаточно сильной, чтобы претворить его в жизнь. Голдвин смог бы это сделать. Селзник делал это не раз. Капра добился успеха, несмотря на то, что чертов Гарри Кон мешал ему. «Пожалуйста, – молила Эйприл, – Боже, помоги мне найти выход».

– Я хочу видеть ежедневные отчеты. Каждый отчет. Без исключения. Я хочу просмотреть каждый миллиметр этого чертова фильма. Я хочу изучить его вдоль и поперек. Все!

Джан вернулась домой, – в свой пустой дом – после целого дня работы. В этом сезоне «Три четверти» не обещали ей легкой жизни. Джан была одна; Сэм был занят, он обрабатывал фильм. Они работали порознь целый день, виделись только ночью, оба вымотанные, – это и было настоящей жизнью, но это казалось кошмаром. Сэм говорил ей, чтобы Джан целиком ему доверяла. Доверяла его видению сценария, доверяла его видению ее роли, верила, что он любит ее и верен ей. Джан казалось, что днем она собирает улики и накапливает подозрения, а ночью ведет расследование.

Сэм обещал, что присоединится к ней сегодня попозже. Она накрыла на стол и разложила по тарелкам ужин, оставленный ей хозяйкой квартиры.

Потом съела немного салата и мисочку творога, приняла душ и пошла спать. Остатки ужина она доест потом, когда вернется Сэм. На коленях у нее с мурлыканием свернулась кошка.

– У тебя тоже был не слишком-то удачный день? – спросила Джан, когда та начала тереться головой о ее руку. Под мурлыканье кошки Джан и заснула.

Она проснулась значительно позже. У нее не было наручных часов, а в новом доме не было ни единого будильника, кроме часов на плите. Джан сдвинула кошку в сторону, поднялась и прошла по пустой темной гостиной, с испугом думая, что Сэм еще не пришел. Это напомнило ей ту ночь на съемках, когда появилась Эйприл и Сэм не пришел к ней.

Вот так, наверное, все и начинается. Поздние приходы, ложь, ссоры, взаимные обвинения и оправдания. Было, конечно, глупо и немного по-детски думать, что на этот раз все пойдет по-другому, что на этот раз он не только будет ее любить, но и будет ей верен. Джан позволила убедить себя в этом, она пообещала себе, что не станет ему доверять, что не будет его любить. Она обещала это и Май. Если бы она только смогла поговорить с Май!

Впрочем, какая бы от того была польза? Май ведь объяснила ей, что за человек Сэм и в какой опасности она находится. Но Джан не стала слушать. Она выбрала съемку фильма вместо тех предложений, которые были у ее агента. Она вступила в противоречие с Марти Ди Геннаро, а также с Моникой Фландерс, и даже с Саем Ортисом. Она, вероятно, испортила свою карьеру.

Джан огляделась в темноте. Она напоминала ей могилу, женщина ненавидела эту комнату. Может быть, Ла Брек постарался подыскать хорошую квартиру, может быть, здесь было охранное устройство и охрана могла бы явиться по первому вызову, но Джан чувствовала себя здесь словно выставленная на обозрение, и ей было очень одиноко. Ей была невыносима мысль, что она находилась в доме без Сэма. Джан прошла через столовую, посмотрела на накрытый к ужину стол. Салат уже завял на тарелках, а рагу подсохло. Джан почувствовала озноб и забралась на софу, завернувшись в плед, лежащий сверху. Время, казалось, ползет. Сэм не позвонил. Может быть, он и не покажется больше. Может быть, Джан никогда больше не услышит о нем. Как и о Майкле Маклейне. В конце концов, фильм был завершен, оставались лишь небольшие доделки. Может быть, она больше просто не нужна.

Когда Джан услышала, как к дому подъехала машина, она почувствовала, что злость в ней смешалась с облегчением. Потом Джан услышала шуршание шин по гравию, звук его шагов, скрежет ключа, вставляемого в замок. Она сидела неподвижно и слушала, как он тихо позвал ее, проходя по холлу. Наверное, он заглянул в спальню, потом в кухню. Наконец подошел к гостиной, и увидел ее.

– А, вот ты где. Извини, что так долго заставил тебя ждать, – сказал Сэм, входя в комнату. Он выглядел усталым, под глазами залегли круги, они были даже темнее, чем обычно. – Мы занимались переделкой одного эпизода, – он взглянул на Джан и поморщился. – Почему ты сидишь в темноте? Ты злишься?

– Ты пришел значительно позже, чем обещал, ты даже не позвонил мне, и спрашиваешь еще, почему я злюсь.

– Извини, малышка. Я забыл позвонить тебе из офиса, а телефон в машине не работает. Он не соединяет. Я думал, что вернусь очень скоро.

– Есть телефоны-автоматы.

– О Джан! В Лос-Анджелесе только нищие пользуются телефонами-автоматами. Дай мне передохнуть. У меня столько всего в голове. Я понимаю, что не подумал о тебе, это грубо, прости, пожалуйста. Но мы ведь никуда не идем.

Джан поднялась.

– Нет, мы никуда не идем. Мы просто собираемся поужинать и заниматься любовью. Ничего такого, из-за чего стоило бы звонить домой. А ужин уже все равно остыл.

– О, это совершенно верно. У меня была небольшая стычка с Эйприл. – Джан заметила, как он снова поморщился, и поняла, что ее слова лишь ухудшают его настроение.

Сэм вздохнул.

– Джан, ты не понимаешь, наверное, в каком тяжелом я сейчас положении. Нелегко закончить фильм так, как мы оба хотели его закончить. Я должен оставаться в хороших отношениях с Эйприл. Нам же надо много о чем переговорить, подумать о том, что мы будем делать в ближайшее время.

– А чем еще ты занимаешься с Эйприл? – спросила она. – Выкладывай карты на стол. Вы репетируете сцены для других актеров? Или ты успеваешь везде? И на этот раз в сцене задействованы трое?

– Ради Бога, Джан! Эйприл – продюсер. Неужели ты не можешь этого понять?!

– Неужели ты не можешь понять, что я не слепая и не глупая. На этот раз я не стану закрывать глаза на то, как ты унижаешь меня перед… – Джан замолчала и отвернулась, прикусив язык.

Сэм ни разу не унизил Джан Мур. Он унижал Мери Джейн Морган. Джан прошла через просторную пустую комнату к окну и уставилась в темноту. Она почувствовала, как Сэм подошел к ней, но не обернулась.

– Когда я тебе лгал? – спросил Сэм, голос его был хриплым от боли.

Джан старалась не смотреть на него.

– Не пытайся мне лгать и говорить, что ты никогда не спал с Эйприл Айронз.

– Джан, я же говорил тебе – это было давно.

– Когда это началось?

– Во время моей первой поездки сюда. Она хотела купить «Джек, Джилл и компромисс», а я не соглашался, потому что хотел сам быть режиссером этого фильма.

«Итак, во время его первой поездки в Лос-Анджелес. Он спал с Мери Джейн – со мной! – в Нью-Йорке, а с Эйприл Айронз в Лос-Анджелесе».

Джан помнила, как он звонил ей и извинялся. Может быть, он даже звонил ей из постели Эйприл?

– Да, ты не слишком-то долго себя сдерживал.

– Ситуация была очень сложной, Джан. Я хотел продать пьесу, но хотел и быть режиссером этого фильма, и хотел, чтобы мой друг исполнял роль в нем. Я никогда не вел подобных переговоров. Что-то я выиграл, но что-то и потерял. Мы заключили сделку в постели. Были машины, пальмы, французская любовь. Я чувствовал, что впервые в жизни оказался в центре вселенной. Впервые я стал кому-то нужен, у меня появилась власть. Я думал тогда, что сумею выбраться наверх. Но этого не случилось.

«Сейчас Сэм, пожалуй, вполне откровенен, – подумала Джан. – Успокаивает меня. Сочувствует мне и рассказывает, как он заключил с Эйприл сделку в постели. Под предлогом своей усталости отказываясь заниматься любовью. А я тогда винила во всем себя».

Она почувствовала, как кровь прихлынула к лицу, и едва не дала Сэму пощечину. Но как ей потом объяснить ему свой поступок?

– Убирайся вон, – прошептала Джан. – Убирайся вон.

Эйприл понадобилось почти два дня и три ночи, чтобы просмотреть весь фильм. Было бы очень вежливо назвать его провалом. Если бы у Эйприл был выбор – выпустить «Рождение звезды» или «Гудзон», она предпочла бы фильм Вилли.

По крайней мере, у последнего была мама, которая купила бы билет и пошла бы на этот фильм, – вероятно, оказавшись единственным зрителем. Но родители Джан Мур и Майкла Маклейна давно умерли. Эйприл, наверное, тоже погибнет, если что-то не изменится радикальным образом.

На какое-то мгновение она подумала, какое удовольствие получит Боб Ле Вайн, вышвыривая ее вон. Возвращая ее в мир продюсеров. Эйприл передернуло. Бог мой, это звучит почти как название фильма ужасов.

Девятнадцать часов кряду она видела на экране дерьмо. Майкл играл зло даже там, где этого не нужно было делать. А Джан Мур была просто еще одной красивой мордашкой. Она хорошо читала свои слова, но игра обоих не производила никакого впечатления.

Пленка крутилась, но Эйприл закрыла глаза. Она потерла веки, стараясь не содрать кожу. Эйприл лишь два года назад подтягивала веки и не собиралась этого делать ближайшие лет пять. В темноте кинозала она слушала диалог Майкла и Джан и слышала, как насмешливо фыркает Сеймур.

«Сам диалог звучит вполне пристойно», – подумала она. Потом открыла глаза, увидела очередную сцену, вновь закрыла глаза. Диалог опять зазвучал хорошо. Он звучал… отлично! Злость могла быть хорошим горючим, а в этой сцене было много злости. Очень жаль, что они снимали любовную историю, а не фильм со Шварценеггером. Чтобы исправить положение, Эйприл нужен бы был Манкевич. Чтобы поддержать жар этой сцены.

Она сидела неподвижно. Что же ей говорил Манкевич? Что-то о том, что первый парень, который изобразит траханье на экране, – станет миллиардером. Она не открывала глаз и просто слушала. Вдруг ее осенила идея. Она возникла так, как будто всегда была в ее голове. Легкий холодок пробежал по ее телу, металлический привкус появился во рту. Да!

Осторожно, как будто нащупывая языком больной зуб, Эйприл нащупывала дорогу. Был, конечно, риск. Но они с самого начала смотрели на этот фильм, как на возможность осовременить старую историю любви. Хорошо, они просто не слишком далеко зашли. Но ведь уже девяностые годы! Пора! Надо показать миру нежную историю любви – бурную, трагическую, – и пусть на экране появятся любовники. Не актеры порно, но звезды, которых все знают, все любят, истинные звезды, занимающиеся любовью на экране. Не лапанье и дерганье, и быстрый крупный план, но истинную любовь. Небольшой мягкий фокус здесь и там – и пусть люди увидят то, что они хотят. Пусть каждая женщина в зале и каждый мужчина почувствуют, как в них возникает желание. Но вдруг Майкл уже слишком стар для этого? Тогда они снимут тело другого актера, сделают умелый монтаж.