Допила, демонстративно взяла со стола плитку швейцарского шоколада и сунула в карман.

– Это для Мари!

Он кивнул со смехом:

– Берите и вторую, только обе разверните. А вот дезодорант просто не пройдет, в те времена не было пластика. Вытащите из него начинку, тогда получится.

Ему весело, ему очень весело!

Назло этому типу (ну, погоди, вернусь, я тебе покажу!) я моментально выковыряла содержимое дезодорантов, благо они сухие, и завернула в бумагу.

– А вы имеете успех при дворе, – это было последнее замечание, отпущенное мне Арманом перед возвращением в тот век.

Хотелось огрызнуться, что не все такие, как он, но не успела, вспомнив, что каждая минута препирательств с Арманом выливается в дни отсутствия там.

Мари моему возвращению была несказанно рада:

– О, господи, как хорошо, что ты вернулась! Ну, что?

– Текст есть, нужно только переписать.

А еще я принесла кое-какие подарки.

– Что?

Я великодушно отдала ей оба стащенных из ванной Армана дезодоранта и обе плитки шоколада. Все же мне удалось принять душ и выпить кофе, а ей бедняжке и того не перепало.

Текст переписала сначала Мари, поскольку для меня писать на старофранцузском еще проблема, а потом я. Бумаги, принесенные из будущего, мы сожгли, хотя я видела, как хочется Мари оставить их на память.

Теперь нужно придумать, каким образом доставить этот текст кардиналу в Нарбонн, причем срочно.

Даже о герцоге де Меркере было забыто.


Время до перехода у меня было, и немало. Не было времени жизни кардинала. И он, и король плохи, оба лежали, оба едва дышали, кто умрет раньше – неясно. Раздобыть текст, чтобы теперь опоздать? Ну уж нет!

Вообще-то, любой нормальный человек попросту остался бы там. Вот зачем я перешла обратно? Мари сказала, что если я не вернусь, они все погибнут? Кто «все»? Ей-то гибель не грозит.


От Парижа до Нарбонна, где лежит еле живой кардинал, не меньше ста тридцати лье, пока дотащится карета, успеет умереть не только Ришелье, но и король.

Отправлять кого-то верхом опасно, текст нужно довезти наверняка, иначе не имело смысла вообще связываться. Мы сделали копию, а теперь ломали голову над тем, как быть дальше. Каждый час на счету, а мы думаем. Уже готовы лошади, готов и верный Бийо с двумя помощниками, утром уезжать, хотя они пока не знают, куда именно и зачем, а Мари все не решается сделать последний шаг. Чего она боится, что письмо попадет в чужие руки? Что Бийо выдаст свою хозяйку или увезет послание не туда?


Ночью я вдруг решилась и еще до рассвета пришла к герцогине.

В её спальне за гобелен быстро скользнула мужская фигура. Бийо? Неужели поэтому она тянет время? Вот глупость! Я сделала вид, что не заметила.

– Герцогиня, я поеду сама.

– Что?! Это вам приснилось?

– Нет, я уверенно держусь в мужском седле, могу носить мужской костюм. А Бийо с остальными будут меня сопровождать. Впрочем, господин Бийо может остаться в Париже.

– Анна, это нелепо!

– Зато надежно, и вы знаете почему.

Она поняла намек – Бийо и его товарищей убить можно, меня нет, я довезу письмо, если только не буду тяжело ранена.

– Я не прошу вас дать согласие, просто ставлю в известность, что возьму лошадей и немного денег.

Она только вздохнула.

Я решила, что мы выедем на рассвете и до ночи доберемся до Орлеана.

– Поедем через Этамп! Мне нужно вернуться быстро, чтобы не заметили отсутствия.


Бьянка буквально взвыла:

– Я с вами, госпожа!

– Ты умеешь ездить верхом?

– Да…

– В мужском седле и очень быстро? – Нет…

– Тогда не болтай, а помоги поскорей одеться и хорошенько заколоть волосы, мне придется несколько дней не снимать шляпу.

Сопровождающим скомандовала:

– До Орлеана без остановки, останавливаться только ради того, чтобы лошадей напоить или сменить.

Бийо сокрушенно мотал головой:

– Я все понимаю, но это опасно.

– Бросьте, Бийо! От Парижа до Орлеана меньше двадцати лье, там и заночуем.

– Но быстро темнеет. В Орлеан мы приедем совсем ночью.

– Там нет постоялого двора?

– Есть, но все же…

Но я настояла и в Этампе мы останавливаться на ночь не стали. Это спасло жизнь мне (как можно спасти жизнь бессмертной?), зато погубило моих спутников.


Лесные дороги Франции XVII века не самое безопасное место на планете, точнее, одно из самых опасных. Это не шоссе, даже не сельская дорога нашего времени, освещения никакого, селения друг от дружки далеко, при наступлении темноты хоть глаз выколи, одна надежда – на луну.

Мы спешили, чтобы добраться хоть до пригородов Орлеана, где можно будет взять факелы и ехать дальше. Четверо торопливых путников – прекрасная приманка для бандитов любого сорта, не понимать этого было невозможно, и мы молились только о том, чтобы пронесло. Для этого надо до темноты проскочить самый опасный участок.

До Орлеана не доехали, уже темнело, когда стало ясно, что нас догоняют. Грабители? Вот бред – быть ограбленной или даже изнасилованной в ХVII веке.

Это погоня, а не просто припозднившиеся, как и мы, путники.

Пришлось доставать шпаги… Вот уж не думала, что учеба герцога де Меркера пригодится на практике. Их пятеро, а нас трое, дело плохо.

Нет, я, конечно, многого ожидала от своей «командировки» в XVII век, но только не возможности быть проткнутой шпагой, да еще и в лесной глуши. Говорили ведь, чтобы не ездила ночью! Но мне нельзя задерживаться, в Париже не должны заметить мое отсутствие…

Бийо мог бы меня выругать, но не стал – бесполезно.

– Что вам угодно, судари?

– Ваши жизни.

– Но они дорого стоят.

– Ничего, – расхохотался толстый, как бочка, человек в темном плаще. – Нам за них дорого и заплатили.

Все пятеро в масках, значит, и правда, жизни, а не деньги. Опля! Кто же это постарался? Недаром всю дорогу было ощущение погони, и я так торопила Бийо. Обидно, две трети пути проехали, совсем скоро Орлеан.

Но подсчитывать то, что не получилось, бесполезно, зазвенели шпаги. Мои спутники старались прикрыть меня, а потому приняли удар на себя.

– Бегите, спасайтесь, мадемуазель! – Бийо забыл, что никому нельзя знать, кто я. Но его все равно никто не услышал.

– Вот еще! Я не мальчишка, чтобы спасаться бегством, и моя шпага в умелых руках, поверьте, сударь!

Боюсь, что я вдвойне стала причиной гибели Бийо, изумленный тем, как я бросилась в бой, он зазевался и получил смертельную рану. Правда, и ранивший его разбойник тоже упал замертво. Но теперь были четверо против нас двоих.

Шарль не замечал наших переговоров и даже гибели друга, он отбивался от двоих. Шарль ранил одного, но тот все же держался на ногах. И против меня двое, один толстяк чего стоил…

Краем глаза успела заметить в сумерках, что Шарль проткнул своего противника, но и сам упал рядом.


А вот это конец…

Одной против троих мне не справиться, даже если я покажу чудеса владения шпагой и акробатические умения.

Нет, они не смогут меня убить, но серьезно ранят и заметно изуродуют, главное, это не позволит мне вернуться к двери вовремя, и я останусь здесь, как Мари. Мелькнула мысль, что это тоже неплохо, зато у меня будет возможность встретиться с Людовиком де Меркером еще хоть раз.

Удар! Еще удар! Как бы то ни было, я не сдамся.

– Да этот мальчишка дерется, как опытный гвардеец! – с изумлением чертыхнулся толстый. – Даже убивать жалко.

Сколько прошло времени, не знаю, наверное, немало.

Я начала уставать и понимала, что долго не продержусь, когда вдруг услышала топот копыт и голос, который отличила бы от всех остальных даже во сне:

– Эй, трое против одного нечестно!

Людовик де Меркер? Что он здесь делает? Но размышлять некогда, герцог с двумя спутниками, теперь их трое на трое. Я не в счет, потому что ранена и тихонько сползла на землю, чтобы просто не рухнуть под копыта топчущихся на дороге лошадей.

Немного посидела, медленно начиная соображать. Можно тихо уползти, подозвать своего коня свистом, он хорошо откликается, и умчаться дальше одной, оставив спасителей разбираться с нападавшими.

Но меня вдруг буквально подбросило: там бьется Луи, причем, в отличие от меня, он вовсе не бессмертен и ему угрожают своими шпагами эти мерзавцы.

Мгновенно была забыта усталость и даже рана, я снова на ногах и со шпагой. Все уже спешились, слышен звон шпаг и резкие выкрики. Увидев меня снова в боевой готовности, толстяк даже присвистнул, несмотря на серьезность положения:

– Не угомонился?

Плохо, что быстро темнело, но это оказалось на руку мне, не заметить толстяка даже в сумерках трудно, а вот мне увернуться, используя придорожные кусты и деревья, если до этого дойдет, с моими объемами легче. Герцог де Меркер попытался отшвырнуть меня:

– Не лезьте под шпагу!

– Вот еще, он мой!

Господи, я никогда не была так зла! Этот толстый наглец не только посмел напасть на меня саму, не только угрожал жизни Людовику де Меркеру, но и мешал мне продемонстрировать перед учителем свое умение. Смерть толстяку!

Неожиданная помощь толстому пришла в лице одного из его товарищей, он сумел тяжело ранить человека герцога и теперь решил, что два против одного для его главаря многовато. Но нападать на меня оказалось не с руки, и он предпочел Луи.

Мы остались с бочкой в маске один на один.

– Ага!

Мой злорадный вопль поднял на крыло всех птиц в округе, уже устроившихся на ночь, и здорово озадачил противника. Казалось, я получила вожделенную возможность порвать толстяка, как тряпичную куклу, голыми руками, и ни за что её не упущу. Наскок был бешеным, в первую секунду толстяк просто обомлел, а потом… бросился прочь со всех ног.

Лес огласил хохот герцога де Меркера, наверное, это действительно смотрелось уморительно.

Больше всего я боялась, что не догоню толстяка, но ему двигаться трудней, чем мне. И все же улепетывал мой враг быстро. Я мчалась по дороге следом и орала:

– Остановись, мерзавец! Обернись!

Не обернулся, но убежать далеко не успел, моя шпага догнала толстую спину.

Теперь лес огласил его дичайший вопль, потому что это оказалась не совсем спина, попросту не дотянувшись ни до чего другого, я всадила шпагу ему в… то, что несколько ниже, фактически нанизав бедолагу на свое оружие, как на шампур.

Жуткие крики отвлекли одного из напарников толстяка, и помощник герцога смертельно ранил его, а оставшегося они легко добили вдвоем с Меркером.

Я стояла над упавшим толстяком и не знала, что делать. Моя шпага все еще торчала из его… в общем, пониже спины. Выдернуть?

Людовик подбежал сразу, как только расправился с последним нападавшим:

– Что?

Я беспомощно развела руками. Сумерки почти перешли в ночь, но взамен солнца вышла полная круглая луна, и было светло, во всяком случае, настолько, чтобы понять, в чем дело.

Бедные птицы, едва они перестали кружить, как пришлось взлетать снова. Людовик де Меркер хохотал так, словно не видел в жизни ничего смешней. Со смехом он вытащил мою шпагу, тщательно вытер её о траву и протянул мне. Я не удержалась:

– Ему же больно…

– Уже нет. Вы его так напугали, что бедолага не смог перенести.


Людовик с помощником уложили на коня раненого напарника, собрали остальных лошадей и подошли ко мне.

– Поедемте, здесь рядом есть у кого остановиться. За убитыми я пришлю.

В запале боя я не задумывалась ни о том, откуда герцог де Меркер взялся почти ночью на лесной дороге между Этампом и Орлеаном, ни о том, как я объясню собственное появление там же. Но мне казалось, что после такой стычки герцог не должен требовать от меня строгого отчета, во всяком случае, смеялся он от души.

Мы быстро добрались до какого-то не то постоялого двора, не то просто дома, стоявшего на дороге отдельно. Хозяин не удивился, может, здесь нападения не такая уж редкость? А может, знал герцога…

– Комнату для двух моих спутников, один ранен. И комнату для нас с пажем. Нам тоже воду и чем перевязать рану.

– Вы ранены, герцог?

Из вопроса следовало, что герцога все-таки знали.

– Да.