– Поехали ко мне потом?

Она посмотрела на него без всякого выражения. И сказала:

– Да, хорошо.

– Жанна… – Он снова принялся целовать ее. Он плавился от нежности.

– Погоди, у меня голова что-то разболелась…

– Сейчас схожу за таблеткой, – вскочил Руслан.

Он принес ей аспирин и стакан минералки.

Жанна выпила, потом потянулась за своим «блю кюрасао». Она была бледнее обычного. Потом как будто задумалась.

– Я сейчас… – Она прижала ладонь к губам и торопливо вышла из зала.

«Вот они, эти цветные ликеры! – печально подумал Руслан. – Ничего хорошего в них нет».


Туалет был весь из зеркал – и пол, и потолок, и стены кабинки.

«Кюрасао» вместе с аспирином не удержались в желудке у Жанны. Опираясь локтями о стальную раковину, она умылась, вытерла лицо бумажным полотенцем.

Потом достала из кармана сотовый и набрала номер Ремизова.

– Алло! – На заднем фоне шумели машины, раздавался какой-то гул. – Жанна? Я уже почти приехал… Минут через десять буду.

– Вася, погоди!

– Да?

– Вася, не надо ко мне заезжать. Вася, я сейчас в другом месте.

– А где? – заинтересованно спросил он. Жанна посмотрела в зеркало на свое белое лицо, больше напоминающее маску в ярком электрическом свете.

– Это неважно… Вася, миленький! Я… в общем, я передумала.

Он помолчал, а потом спросил тихо (Жанна едва различила его голос сквозь городские шумы):

– Что ты передумала?

– Вася, ты сам потом будешь об этом жалеть… Ну какая из меня жена, а? Я же не человек, а сплошное недоразумение!

– Жанна! – с яростью произнес он. – Ты где? Жанна, я хочу видеть тебя!

– Вася, нет. Это все.

Она нажала на кнопку отбоя, но телефон тут же зазвонил снова. Высветился номер Ремизова. Жанна тогда отключила телефон насовсем.

Она вышла из клуба на улицу, и осенний ночной воздух ударил ей в лицо. Горела яркими огнями вывеска над клубом, но дальше был небольшой сквер, где ветер трепал темные кусты и в шорохе сухих листьев слышалось – Жанна.

Жанна, Жанна…

Словно чьи-то голоса твердили ее имя, а гнущиеся ветви напоминали чьи-то заломленные в тоске руки. Черные тени бродили неподалеку, ожидая ее. Ах, Жанна!..

Жанна села в машину, нажала на педаль газа. Куда она ехала, она сама не знала. Куда глаза глядят. Ей было холодно, ее бил озноб. Она включила печку, но это не помогло. «Зачем морочила голову Русику? Нет, я была готова отправиться к нему, готова на все. А сейчас что? – спросила она себя. – Что изменилось?»

Ничего не изменилось. Эта тоска и страх были в ней давно, только она старательно их не замечала. Жила, как будто все было в порядке. Даже замуж собралась, почти поверила, что сможет стать счастливой… Она, проклятая.

Жанна медленно ехала по улицам. Час был достаточно поздний, вечерние пробки давно закончились, и на дорогах царило относительное спокойствие.

Через некоторое время она поняла, что находится в районе Крымского вала – впереди висела гирлянда Крымского моста, переливающаяся огнями подсветки.

Жанна оставила машину возле Дома художника и поднялась на мост. Здесь ветер был еще сильнее, легкий кожаный жакет не спасал от холода.

Она шла вдоль чугунных перил, глядя вниз, на черную воду.

Кажется, это уже было. Так же плескалась внизу темная вода. Не здесь, на другом мосту – но какая разница?..

Незримой тенью шел следом Марат. «Ну что, ты рад? – мысленно обратилась она к нему. – Видишь, все получается по-твоему…»

«А ты думала убежать от меня?» – усмехнулся он в ответ.

«По крайней мере надеялась!»

«Нет, от меня не убежишь… Я любил тебя много лет, очень много. У меня явное преимущество перед другими!»

Жанна дошла до середины моста и встала у перил. Назад она не смотрела, она думала сейчас о Ремизове. Если она и любила кого-то – искренне, горячо, преданно, – то это его. Ксения Викторовна не права – если кто и должен с ней быть, так это только он. Только с ним могла она жить долго и счастливо, только от него хотела родить детей, только его хотела видеть своим соседом в день Страшного суда.

Любовь к нему была тем источником, из которого можно было пить вечно, ибо не было ничего более светлого, легкого и простого, чем чувство к нему. Вася Ремизов был подарком судьбы, искренним и бескорыстным – именно тогда, когда она уже перестала ждать от жизни чего-то.

Но она не могла принять этот подарок. Не могла – и все тут!

Жанна смотрела на черную воду и напряженно думала о том, насколько она холодна. «Если сразу вдохнуть ее, то она наполнит легкие и выбраться будет невозможно. Вряд ли кто станет меня спасать… Слишком поздно и слишком темно. Слишком холодно».

Она закрыла глаза на мгновение – вновь напомнил о себе желудок, его скрутила легкая судорога. «Дурацкое пойло… И с какой радости я заказала эту гадость?! Впрочем, через минуту уже не будет иметь значение, что я пила… пила до того».

Свинцово-черное небо с блеклыми островками подсветки плыло над ее головой, и почему-то даже сам вид ночного неба вызывал неприятную тошноту. Тошноту вызывали и Москва-река, и пыльные, ледяные перила, к которым сейчас прижималась Жанна. Воспоминания о спагетти с томатами были особенно отвратительны, воспоминания о поцелуях Руслана Айхенбаума вызвали у нее легкий стон…

Жанна качалась на волнах отвращения, и единственным выходом был ее уход от всего этого.

«Начало октября. А должен был быть конец сентября. Конец сентября… Ну и что?» Против своей воли Жанна погрузилась в математические подсчеты. Но числа и календарные дни ускользали от нее, числа тоже вызывали тошноту и отвращение. Какая-то жалкая лишняя неделя не укладывалась в схему. Неделя, которой вполне можно было пренебречь!

Туристы-японцы остановились неподалеку, принялись самозабвенно фотографировать панораму Москвы с памятником Петру и Храмом. Жанна дождалась, пока туристы уйдут, но… но что-то уже неуловимо поменялось в этом мире.

Несмотря на свой возраст, Жанна до последнего мгновения была нелюбимой, нежеланной дочерью. А теперь, спустя всего лишь порыв ветра и смену облаков над головой, она сама ощутила себя уже той, кто мог дарить любовь. И защиту, и нежность, и еще много чего. До тех самых пор, пока дышат ее легкие.

Все то, что она видела в своих фантазиях, вдруг обрело зримую форму. Реальность. И «блю кюрасао» тут ни при чем.

– Мама дорогая… – прошептала она ледяными губами. – Что же это я делаю?..

И рысью она помчалась обратно вдоль чугунных перил к своей машине. Марат был больше не властен над ней.


Ремизов стоял у окна, сложив руки на груди. К Жанне он подчеркнуто не приближался.

– Что это было? – спросил он мрачно.

– Ничего, – угрюмо ответила Жанна. Она, тоже сложив руки на груди, сидела на диване и смотрела куда-то в угол. – Я не собираюсь перед тобой отчитываться.

– Ты передумала выходить замуж? Прекра-асно… А я не собираюсь тебя принуждать.

– Очень тебе благодарна, – сухо уронила она.

– Ты всегда делала то, что хотела. Тебе наплевать на других! Ты привыкла вытирать ноги о людей, – мстительно произнес он.

– А ты зануда! – вскинулась она.

– Я тебя просто спросил, где ты была, с кем пропадала половину ночи! Я тебя ревную!

– Ах, ты меня ревнуешь… – язвительно засмеялась она. – Так вот, у тебя нет ни малейшего повода для ревности. Я была с Русланом Айхенбаумом в одном клубе.

Ремизов заморгал своими светлыми ресницами.

– И ты утверждаешь, что у меня нет повода ревновать тебя? – возмутился он. – Сбежала от меня с каким-то мужиком…

– Потом я сбежала и от Руслана, – надменно произнесла Жанна. – Если тебя интересует продолжение истории, то далее я стояла на Крымском мосту и всерьез собиралась спрыгнуть вниз.

Ремизов вздрогнул.

– Зачем? – не сразу спросил он, уже совершенно другим голосом.

– Потому что я запуталась.

– Ты поняла, что не любишь меня, – наполовину утвердительно, наполовину вопросительно произнес он.

– Нет. Я люблю тебя. Только тебя и люблю… – угрюмо буркнула она. – Ты теперь сам, наверное, не хочешь на мне жениться.

Ремизов, хмурясь, сел с ней рядом.

– Хочу, – сказал он. – Если бы ты не передумала…

– Я не передумала.

Они помолчали.

– Правда, не ревнуй меня… – тихо попросила она.

Он обнял ее, положил ее голову к себе на плечо.

– Чего тебе не живется, скажи мне, а? Жанна! С моста она вздумала прыгать…

– Иногда бывает так хорошо, что хочется умереть. Когда счастье становится почти невыносимым… Знаешь?

– Знаю. – Он обнял ее еще сильнее. – Но я-то не собираюсь накладывать на себя руки!

– Прости меня, – сказала Жанна.

– И ты меня прости, – сказал Ремизов.

– Господи, а ты-то в чем виноват? – удивилась Жанна.

– В том, что не смог тебя сразу понять.

– Вася! – Она засмеялась и заплакала одновременно. Он осыпал поцелуями ее лицо. «Сказать ему или нет? Нет, не скажу, надо в этом окончательно удостовериться…»

– Я тебя так люблю, что у меня просто сердце разрывается! – печально и нежно сказал он.

– И у меня! У меня прямо все дрожит внутри, когда я тебя вижу или когда о тебе думаю…

«Интересно, а он обрадуется? Наверное, не сразу… Или сразу?» – размышляла Жанна.

– Тебе пора, – напомнила она.

– Что? – Он посмотрел на наручные часы. – А, да… Кстати, тебе тоже пора!

– Нет, я сегодня никуда не пойду. Позвоню Крылову и попрошу отгул.

– Он тебя уволит.

– Ну и пусть! – засмеялась Жанна.

Ремизов ушел.

Жанна достала три заветных банки с килькой в томате. Господи, как долго она мечтала об этом! Со вчерашнего вечера…

Она съела все три банки. Легко. Подумав, расправилась также с колбасой. Закусила апельсинами. Еще подумала и запихнула в микроволновку замороженную пиццу. «Если у меня все время будет такой аппетит, то я через девять… точнее – через восемь месяцев превращусь в дирижабль». Совершенно некстати она вспомнила о женщине, которая была такой толстой, что пришлось выламывать дверные косяки, иначе она не могла передвигаться по собственной квартире.

«А если я ошибаюсь? А если и нет ничего?» – с тоской подумала Жанна.

Она быстро спустилась вниз, в аптеку, купила специальный тест. Карина говорила, что тесты врут. Полина тоже утверждала, что тестам не особенно следует верить, хотя ей они не соврали.

…Тем не менее Жанна жутко нервничала, когда ждала положенную минуту – именно через это время тест обещал выдать результат. Две полоски.

Да. Скорее всего – да.

Жанна с жадностью съела уже остывшую пиццу. Она верила и не верила. Для того чтобы окончательно убедиться, надо было сходить к врачу и сделать ультразвуковой анализ. А вдруг он ничего не покажет?!

Жанна застонала от раздиравших ее сомнений.

«Нет, он есть. Он, мой ребенок. Мой и Васин. Мой ребенок спас меня вчера – и это такое чудо…»

Она собиралась разрыдаться, но вместо этого пицца коварно запросилась обратно. Пицца, колбаса, апельсины и вся килька в томатном соусе. Теперь Жанна не понимала, как она могла съесть целых три банки этой гадости. «Нет, если так будет продолжаться, то вряд ли придется выламывать косяки…» – решила Жанна, когда ее организм освободился от съеденного.

После она позвонила Крылову и говорила с ним таким измученным голосом, что тот клятвенно заверил ее, что «Минерва-плюс» вполне может пережить отсутствие Жанны сегодня.

К вечеру она так проголодалась, что снова начала думать о кильке с нежностью.

Она позвонила Ремизову.

– Вася, миленький, купи чего-нибудь съестного…

– Жанна, в доме полно еды! Я заглядывал в холодильник, и там…

– Там уже ничего нет! – сердито перебила она его.

Ремизов сделал удивленную паузу. Потом заявил:

– Может быть, сходим куда-нибудь? В какое-нибудь кафе…

Жанна живо представила, что с ней будет в этом кафе.

– Нет! – свирепо закричала она. – Только дома! Я же сказала – купи чего-нибудь!

– Ну ладно, – кротко согласился он. – Я понял, понял…


Руслан Айхенбаум в ноябре опять отправился в туристическую поездку. Но это было не совсем обычное путешествие – на этот раз Руслан преследовал вполне определенную цель. Тайную цель – рассказывать о ней каждому встречному-поперечному было нельзя.

Он прибыл в Марсель, поймал такси и показал водителю бумажку с надписью «Lйgion Etrangйre». Водитель кивнул и без лишних вопросов (видимо, ему не в первый раз приходилось выполнять подобную миссию) довез Руслана до одного из отделений Иностранного легиона.

Там Руслан предъявил сержанту, встретившему его, свой паспорт, на ломаном французском объяснил, что он из России и что хочет служить в легионе.

Сержант выслушал его без всякого энтузиазма – поступить на службу мечтало много людей, и русских среди них было большинство. Шутка ли – ежегодно этого права добивались до шестидесяти русских. Самых сильных, самых ловких, самых сообразительных… Многие ехали сюда за деньгами – за службу в легионе платили, другие – из авантюрных соображений.