Светлана Лубенец - Фенечка для фиолетовой феи

– Без денег нельзя, – проигнорировала ее последние слова цыганка. – За гадание всегда платят.

– Не ясно, что ли: вас никто и не просит гадать, – огрызнулась Золотарева.

Сыромятникова порылась в кармане, достала несколько рублей и сунула цыганке.

– Вот это все, что есть. Возьмите и отстаньте от нас, пожалуйста, – попросила она.

Старуха побренчала мелочью, оценивая на вес полученную сумму, и заявила:

– Добра ты, девка, но толста… Худеть надо. Нынче мужик не тот пошел: худобу ему подавай. И ноги чтобы… от зубов.

– Она не толстая, – почему-то вступилась за Сыромятникову Ксения. – Неужели не видно? У нее просто кость такая – широкая.

– Дык и я про то, – хохотнула цыганка и полюбовалась своими многочисленными перстнями, унизывающими почти все ее скрюченные пальцы. – А тебе, зелененька, и без денег скажу, что дура ты.

– Я и сама знаю, – не обиделась Ксения.

– А того ты не знаешь, что тебе лишь руку протянуть – и радость большая будет. Только ведь ты не протянешь… Ой, не протянешь…

Электричка затормозила. Цыганка, продолжая бормотать: «Ой, не протянешь…» – мгновенно стартовала с места и спортивным шагом чемпионки Олимпийских игр двинулась к выходу. Вскоре зашипели, открывшись, а потом закрывшись, двери, вагон качнулся и поплыл мимо безлюдного перрона. Ксения выглянула в окно, встретилась с пронзительным взглядом старухи, отшатнулась и, привалившись щекой к стене вагона, надолго задумалась. Ирке-Сырку тоже довольно долго говорить не хотелось. Но первой, конечно, отошла от раздумий все же Сыромятникова – она весьма чувствительно пихнула Ксению в бок и спросила:

– Слышь, Золотарева, как ты думаешь, что она имела в виду?

– По-моему, она очень четко сказала, что я дура. Разве ты не слышала?

– Это-то ясно… А вот про руку что-то… Про радость какую-то… Я не поняла.

– Ну как же! Я сначала не протяну за чем-то нужным руку, а потом, очевидно, протяну ноги, и тебе, Сыромятникова, от этого большая радость будет.

– Издеваешься, да? Про меня-то что сказала! Ишь: «худеть надо»… А как тут похудеешь, если конституция такая! Тут что хочешь делай, а не похудеешь!

– Знаешь, Ирка, я, кажется, могу тебе помочь.

– Да ну… – Сырок недоверчиво покосилась на Ксению.

– Точно! Моя старшая сестра, Таня, фитнес преподает в нашем спортивном комплексе. Хочешь, запишемся в ее группу?

– Тебе-то зачем? На тебя дунь – улетишь!

– Для здоровья, Ирка. Меня Татьяна давно звала, а мне все как-то недосуг было да и, честно говоря, лень.

– А может, она меня не возьмет?

– Со мной возьмет. Замолвлю за тебя словечко, так и быть!

– И ты хочешь сказать, что так вот… бескорыстно… после всего… после журнала… поведешь меня фигуру исправлять? Не верю.

– И правильно делаешь. Я очень корыстная!

– И в чем же твоя корысть?

– Я не откажусь от твоего любимого… Григорьева, Ирка.

– Как же так? А как же Германович?

– Германович – никак. Вернее, как хочет, но без меня. А Сергей… Пусть он сам одну из нас выберет.

– Ну, сказанула! И так ясно, что выберет тебя. Он ведь уже выбрал!

– А ты слышала, что цыганка сказала? Не заладится у меня что-то, Ирка, не заладится! Рука какая-то не даст! А тебе мы фитнесом такую фигуру отгрохаем, сам Леонардо ди Каприо из Голливуда прикатит на тебя смотреть. Честное слово!

– Да ладно, – довольно улыбнулась Ирка-Сырок, и ее творожные щеки покрылись красно-кирпичным румянцем. Изюминки глаз опять скрылись в их сладких сливочных складках. Глазированная коричневая челка качнулась надо лбом в такт рывку электрички.

– Ой, смотри, подъезжаем! – Ксения вскочила с сиденья и не хуже стремительной золотозубой цыганки в кроссовках фирмы «Adidas» понеслась к выходу.

Мотоциклист, который перестал быть таковым по причине изъятого мотоцикла, второй день сидел дома под арестом и, к изумлению отца, совсем не просился на волю. Сережа Григорьев на волю не хотел. Более того – он ее боялся. Он не представлял, как теперь встретится с Ксю. Чтобы Глазированный Сырок согласилась выручить Золотареву с дачи, пришлось многое ей рассказать. А болтуха Ирка наверняка все выложила Ксении. Просить Сыромятникову что-нибудь скрыть было бесполезно.

Сколько себя, столько Сережа помнил и Ирку. Она всегда была круглой, нескладной и очень говорливой. Она опекала его с детского сада, и отвязаться от нее не было никакой возможности. И если до восьмого класса она была просто смешной подружкой, то теперь ежедневно донимала его своей самозабвенной любовью. Весь класс потешался над ней, но впечатления на нее это никакого не производило. Она при всем честном народе могла выложить перед ним на парту сладкий пирожок или поправить ему шарф в школьном гардеробе. Злиться на нее он уже перестал, потому что толку от этого не было ни на грош.

Когда Ирка заметила, что ему нравится Резцова, то самоотверженно начала помогать: рассказывала, что Дианка любит, советовала, как ей понравиться. Когда он спросил ее, зачем она так старается, Сыромятникова совершенно обескуражила его своим ответом. Она сказала, что для нее важно, чтобы ему было хорошо, и что, может быть, когда-нибудь он это оценит. И вот получается, что на данный момент оценка произошла опять не в пользу детсадовской подружки. Сейчас Сергей жалел Ирку больше, чем когда-нибудь, потому что уже месяца два находился в ее шкуре: он делал то, что нравилось Ксении Золотаревой, лишь бы той было хорошо. Надежды, что она это оценит, тоже не было никакой. Ей нравится Германович.

Стас нравится почти всем девчонкам. Исключение составляют Ирка, что понятно, и Диана Резцова. Как ни странно, последнее время Охотница вдруг стала проявлять к нему интерес. Еще немного, и он, Сережа Григорьев, пригласил бы Диану в клуб на дискотеку или просто прогуляться, и вдруг… появляется Ксю, и класс оказывается втянут в хитросплетение интриг. Брошка ненавидит Золотареву за Германовича, Резцова – за него, Сергея, а бедная Сыромятникова вообще потеряла всякую ориентацию в пространстве и мечется в круге, очерченном перечисленными товарищами.

Ну что ж! Скоро кое-что встанет на свои места. Сказка про Ночного Мотоциклиста закончилась. Он снова станет свободен… для Ирки или для Дианы. Но как же это грустно! Как же здорово было носиться по вечерним улицам с Ксю на мотоцикле! Как же она нравится ему! И фиолетовая, и даже так глупо вымазанная зеленкой!

Мама так плакала, когда дочь наконец явилась домой, что Ксении стало очень стыдно и очень дискомфортно. Размазывая слезы, мама утверждала, что зеленый цвет волос ее больше совершенно не пугает. Она теперь видит, что он действительно абсолютно точно попадает в тон любимому свитеру Ксении. А если Ксения захочет, чтобы ее волосы безупречно смотрелись и на фоне цыплячьей футболки с красной надписью «STOP!», то она, мама, сама купит ей нужную краску за любую цену и даже поможет покраситься. Только пусть Ксения никогда больше никуда не пропадает, тем более что папа обещал подарить ей в полное владение свой патронташ и даже кобуру к нему, только, конечно, пустую. В ней очень удобно будет носить носовой платок, ключи от дома и даже некоторое минимально необходимое количество косметики.

В конце маминого душераздирающего монолога Ксения рухнула перед ней на пол и обняла ее за колени. Они обе зарыдали на два голоса, приникнув друг к другу головами и смешав в едином душевном порыве экстремальную зелень волос с мышиной нейтральностью.

Когда обе наконец выдохлись и слезы естественным образом закончились, Ксения спросила:

– Мам! А ты веришь цыганкам?

– В каком смысле? – насторожилась мама.

– В прямом. Они же гадают, будущее предсказывают.

– Брось, они всем предсказывают одно и то же: казенный дом, дальнюю дорогу.

– И все?

– Нет, конечно. Они отличные психологи. Видят, что женщина в тоске, значит, скорее всего у нее несчастная любовь. Тут же пророчат ей счастье в личной жизни. А женщине только того и надо, чтобы кто-нибудь ей посочувствовал и веру в лучшее будущее вселил. За это никаких денег не жалко.

– Бывает же не только несчастная любовь, а и другие неприятности…

– Цыганка так тебя разговорит, что и сама не заметишь, как все ей расскажешь, а потом будешь удивляться, как это она обо всем догадалась. – Мама вдруг опомнилась и с тревогой посмотрела на дочь. – Ксения! Ты что, с цыганками связалась? Этого еще не хватало!

– Ничего я не связывалась. Так… Ехала рядом с одной в электричке.

– Ксения! Нельзя ездить с цыганками рядом! Облапошат – и не заметишь!

– Чего меня облапошивать? У меня ни денег нет, ни золота. Я думаю, их не заинтересуют мои украшения. – И она кивнула на Темкин подарок – кожаный браслет с кистями, сделанный из старой сумки его мамаши.

– Она тебе что-нибудь сказала?

– Сказала.

Мама охнула и замахала руками:

– Не верь! Слышишь, не верь ни единому слову!

– Не бойся ты так, мамуля. – Ксения поцеловала маму в щеку. – Ничего плохого она не делала. Она мне, наоборот, какую-то радость предсказала и, похоже, боялась, что я мимо нее пройду.

– Все равно не верь, доченька! Ну их, цыганок!

В десятом часу вечера к Золотаревым явилась собственной персоной Ирина Сыромятникова с батоном под мышкой. Дверь открыла мама Ксении, и Глазированный Сырок с порога объявила ей, что остается у них ночевать, поскольку ее родители уехали на свадьбу в другой город, а ей никак не открыть захлопнувшуюся входную дверь, так как она забыла ключи на полочке в прихожей, когда отправилась в магазин за хлебом. Мама сочувственно всплеснула руками, вытащила дочь из ванной и в красках описала ей несчастье, приключившееся с ее одноклассницей. Ксения, с волос которой капала зеленая вода, неопределенно махнула рукой, что означало нечто вроде «пусть проходит», и вернулась в ванную комнату отстирывать свои волосы.

– Ну, ты и здорова врать, Ирка! – восхитилась Ксения, войдя в комнату с намотанным на голове голубым полотенцем. – Так правдоподобно! Еще и с батоном притащилась, конспираторша. Я сама чуть не поверила.

– Ничего я не врала, – тусклым голосом отозвалась Сыромятникова. – Я в самом деле дверь нечаянно захлопнула, по привычке. Мама же у меня всегда дома, потому что домохозяйка.

– И что, родители действительно уехали на свадьбу? – удивилась Ксения. – А я подумала, что ты Пиковую Даму вызывать явилась.

– Они и правда уехали – у меня двоюродный брат вчера женился. Я уже второй день одна дома. Но я в самом деле решила совместить неприятное с полезным.

– То есть?

– Ничего приятного, между прочим, нет – по чужим квартирам кантоваться. Но Даму, я думаю, все же надо вызвать. Пора, как говорится, расставить какие-то там точки.

– Ага! Точки над «i».

– Вот-вот!

– А чего ты так поздно в магазин отправилась?

– Да все потому же. Привыкла, что мама все продукты сама покупает, а тут хватилась – чай попить не с чем.

Ксения сняла с головы полотенце, и Сырок по-мальчишески присвистнула:

– Ну и цвет! Похоже, придется брить.

– Стричься под ежа уж точно, – согласилась Ксения. – Можно, конечно, попытаться перекрасить, но что-то мне это уже начало надоедать.

Сырок оглядела комнату Ксении.

– А у тебя удобно, – заметила она.

– Да, мы с мамой старались, чтобы было уютно.

– Да я не про то. Зеркало не надо из ванной тащить. Твой трельяж даже лучше. И стоит как раз против двери.

– Ага! А если он тоже треснет? Маме не докажешь, что это дело рук Пиковой Дамы.

– Может, все-таки не треснет…

– Может, конечно, и не треснет…

– А свечи у вас есть?

– Не знаю… Только если какие-нибудь остатки. У нас в прошлом году часто электричество отключали, и мама покупала такие толстые, хозяйственные свечи. Сейчас посмотрю.

Ксения вышла из комнаты и через некоторое время вернулась с тремя безобразными огарками.

– Да-а-а… – огорченно протянула Ирка. – А вдруг ей такие не понравятся?

– Старухе, что ли? Перебьется. Зато мыло я принесла душистое – «Апельсиновая ветка» называется.

Сыромятникова с удовольствием понюхала нежно-оранжевый кусочек.

– Только нам с тобой, Ирина, ждать придется, пока родители не заснут, – заявила Ксения.

– Что ж, подождем, – отозвалась Ирка. – Я, знаешь, решила, что днем действительно вызывать духа не стоит. Кто знает, как они, эти духи, себя ведут в нестандартной ситуации. Может, хлопот от них днем-то не оберешься. Лучше, чтобы все было по правилам. А твои к двенадцати, как думаешь, угомонятся?

– Ну, этого я обещать тебе не могу.

Как и в памятную ночь прошлого спиритического сеанса, в ожидании двенадцати часов девочки уставились в видик. Только на сей раз предусмотрительно вместо ужастика поставили кассету с любовной историей «Сердце мое».

– Ну и чушь, – сказала Сыромятникова где-то посередине фильма. – Хуже «собаки-оборотня», честное слово! Слушай, а давай я сейчас, пока время есть, «Апельсиновой веткой» зеркало натру. Очень уж большая поверхность… еще не успеем…