Лей Гринвуд - Ферн

– Он хочет помочь.

– Мне не нужна его помощь, – произнес Хэн, сверкая глазами, холодными, как два голубых бриллианта. – Убери его отсюда или я его убью.

Мэдисон повернулся на каблуках. Гнев красной пеленой затуманил его сознание, он испытал чувство тошноты и острую боль в животе. Он понимал, конечно, что Хэн будет зол на него, но не ожидал ярости такой страшной силы.

Хэн ненавидел его, это ясно. Почти так же, как сам Мэдисон ненавидел своего отца. Он прекрасно знал всю мощь этого чувства. И никогда уже Хэн не будет относиться к Мэдисону по-другому, пусть тот даже докажет в суде невиновность младшего брата.

Мэдисон задержался на минуту у дверей тюрьмы. Он смотрел на провинциальный серый городок – пыльные улицы, которые становятся страшно грязными после первого дождя; шум и вонь скотопрогонных дворов, которые вызвали у него такое отвращение, когда он только что сошел с поезда; здания с фальшивыми фронтонами, магазины, в которых продаются только самые необходимые, простые, нужные в хозяйстве товары; тусклый свет дюжины салунов, из которых раздаются звуки расстроенного пианино и визгливые голоса безголосых певичек; лающий смех пьяных ковбоев, этих выпавших из времени людей. Нет, пусть развлекаются, как хотят, он не осуждал, но и понять их не мог тоже.

Его братья были точно такие же простые ковбои, как и те, что шатались по вечернему городу. Он не понимал своих братьев.

И все же ему придется попытаться понять их, в противном случае лучше вернуться в Бостон и забыть семью навеки.

Вдруг Мэдисон увидел молодого человека, идущего в его сторону, и вид этого ковбоя сразу заставил его забыть гнев и разочарование от встречи с младшим братом. Этот «молодой человек» был на самом деле той самой девушкой, что напала на него возле Дроверс Коттеджа.

Она приближалась к нему. Та самая особа, которая заставила его злиться, а теперь заинтересовала каким-то странным образом.

Эта девушка действительно выглядела необычно. Ее волосы были скрыты широкополой фетровой шляпой. Фланелевая рубашка, штаны цвета орехового масла и сапоги на высоких каблуках – вся эта одежда практически не отличалась от той, которую носили местные ковбои.

Она была высокого роста, повыше других девушек ее возраста, и ширококостная. Ее грудь была прикрыта просторным жилетом из овчины. Она, должно быть, провела не менее десяти лет в основном на свежем воздухе и верхом, судя по загару и ковбойской походке. В сущности, только очень наметанный глаз мог отличить ее от юноши. Она, эта Ферн, спокойно могла бы сойти за Фердинанда.

Нет, таких женщин Мэдисон еще не встречал. Его интересовал вопрос: что превратило ее в бунтаря против своего пола? Тут должны быть какие-то веские основания. Это уж точно.

Но даже размышляя обо всем этом, Мэдисон не забывал – Ферн Спраул очень хотела увидеть Хэна повешенным.

Она узнала его, пошла помедленней, походка стала слегка развязней. Он стал у нее на пути. Интересно, пройдет ли она мимо, как бы не замечая его, или остановится. Он любил, когда его подруги испытывают психологический дискомфорт. Это заставляет их нервничать и совершать ошибки.

У него же в таком случае появляется преимущество.

– Мужчины в этом городе смелее, чем я думал, – сказал Мэдисон, когда Ферн поравнялась с ним.

– Что вы имеете в виду? – спросила она. Ферн хотела было пройти мимо, но теперь остановилась и повернулась к нему.

Мэдисон принял томный вид.

– Большинство людей чувствуют себя не в своей тарелке, когда встречаются с другими людьми, выдающими себя не за тех, кем они являются на самом деле. Это вообще-то старая песня: волк в овечьей шкуре. Если память мне не изменяет, эта проблема беспокоила еще Царя Давида в бытность его пастушком.

Он напал, безусловно, неожиданно, но она не растерялась.

– Удивительно, что вы читали Библию, – парировала она, – обычно типы вроде вас знают только свое дело и больше ничем не интересуются.

Неплохо, неплохо. Может быть, на настоящую леди она и не тянет, но в голове у нее явно не солома.

Он слегка почистил свой пиджак. Он хотел обратить ее внимание на разницу между своей одеждой и той, которую носят местные мужчины.

– Мы, отрицательные типы, должны читать все хорошие книги, чтобы знать психологию положительных типов, вроде вас.

– Читайте хоть самые лучшие книги сколько угодно, но братца своего все равно не спасете.

Да, одежда Мэдисона, видимо, не произвела особого впечатления на Ферн. Нужно было испробовать другую тактику.

– Почему бы вашему отцу не купить вам платье, а? Приличный ситец стоит не дороже ваших сапог. А что до пистолета, то за него вообще можно купить целый гардероб. Кучу всяких женских тряпок.

– Я ношу то, что хочу, – фыркнула она, размышляя: то ли уйти с гордым видом, то ли обругать его так, чтоб он надолго запомнил.

Итак, думал Мэдисон, это не тот случай, когда родители заставляют дочку одеваться, как сына. Она сама выбрала мужскую одежду. Но почему девушка делает это? Она все больше и больше его интриговала. Он присмотрелся к ней. Нельзя сказать, что она не привлекательна, но трудно оценить все ее потенциальные достоинства в таком наряде. Ясно одно – фигура у нее замечательная. Грудь ее прикрыта овчинным жилетом, но тело скроено идеально и смотрится, как вершина горы в лучах восходящего солнца.

Из всех женщин, каких он знал, ни одна бы не решилась ходить в мужской одежде. Его мать упала бы в обморок, если бы ей показали Ферн.

Но Мэдисон в обморок не упал. Напротив, он чувствовал, что сердце бьется чаще в груди. Его привычно возбуждали кокетливая женская улыбка или многозначительный взгляд, однако крутые бедра и стройные ноги вдруг подействовали на него куда более возбуждающе. Это была уже чуть ли не животная похоть. Вот и все объяснение – похоть. Еще бы, с его интеллектом, разве могла бы ему понравиться такая особа. Мэдисон улыбнулся.

– Ваша двойственность вас не угнетает?

– Нисколько, – отвечала Ферн, гордо вскинув подбородок. – Я давно уже всем доказала, что могу делать любую мужскую работу и не хуже ковбоев.

Мэдисон решил, что за внешней самоуверенностью, даже вызовом Ферн, таится скрытое желание: она хочет, чтобы ее считали девушкой. Нет, не девушкой. Женщиной. Он ее не знал, но был уверен, что перед ним женщина.

Он улыбнулся еще шире.

– И вот является некий пижон, городской повеса, неженка, и вы должны доказывать ему, что вы ничуть не хуже любого мужчины с самого начала.

Она еще выше вздернула подбородок.

– Все, о чем вы тут говорите, не имеет никакого значения.

Мэдисон посмеялся в душе. Он ей не нравился, абсолютно не нравился. Но ему доставляло удовольствие издеваться над ней. Ему особенно нравилось, как сверкали от гнева ее глаза.

Мэдисон опять напустил на себя томный вид.

– Я помню, вы хотели что-то сказать насчет невиновности моего брата.

– Он виновен, – сказала Ферн, делая ударение на последнем слове. – Дейв Банч видел…

Внешний вид Мэдисона изменился мгновенно. На лице появилась злоба, агрессивность, готовность к драке. Он чуть не бросился на Ферн, он хотел сбить ее с ног, но сдержался в последний миг. Ферн, удивленная, отпрянула от него.

– Мистер Банч, насколько я знаю, утверждает, что видел лошадь Хэна, – сказал он голосом, в котором звучала угроза. – Да, если лошади стреляют, а Хэн отвечает за действия лошади, тогда, конечно, его надо судить.

Она сверкнула на него глазами. У нее были замечательные глаза. Карие с серо-голубым отливом. Если бы теперь был день, он бы рассмотрел все оттенки. Он так хотел этого.

– Вы считаете всех в Канзасе идиотами, – выпалила она, – думаете, мы только и ждем, что приедет какой-нибудь мистер Всезнайка и все объяснит нам, дуракам.

Она практически изливала перед ним душу, он понимал. Душа у нее была неплохая, как и все остальное, впрочем. Но лучше не думать о ее теле. Он ведь здесь, чтобы помочь Хэну. Можно, разумеется, поболтать часок с экзотическим существом женского пола в мужском наряде, удовлетворить свое любопытство, но привязываться к ней очень опасно, ибо это может навредить делу.

– Мы знаем как поступать с убийцами, – сказала она. – И мы также найдем применение мешку с дерьмом, который притворяется мужчиной.

– Ты хочешь раздавить меня своей милой ножкой, не правда ли? – спросил Мэдисон. Он приблизился к ней и улыбнулся, как бы заискивающе.

– Мы выкинем тебя из города и вставим свечу в зад, – она полагала, что говорит достаточно самоуверенно и агрессивно. На самом деле решимость оставила ее.

Улыбаясь все шире, Мэдисон приблизил свое лицо я ее лицу так, что их носы практически коснулись друг друга.

– Ты знаешь, если бы моя сестра сказала нечто подобное… впрочем, у меня никогда не было сестры, в нашей семье одни мальчики, что, уверяю тебя, было невыносимо трудно для нашей матери, бедной женщины, которая еле-еле справлялась с хозяйством и еще заботилась о восьми мужиках, а разве женское это дело: обслуживать толпу мужиков, да к тому же, если семеро из них мальчишки, отчаянные сорванцы…

– Ничтожество, – прошипела Ферн, – ты будешь, наконец, говорить по делу? Нет, я не удивлюсь, если ты выиграешь процесс, потому что сведешь всех с ума. (Улыбаясь им, доводя их до полной растерянности.) Но Ферн еще никто с ума не сводил, и Мэдисону это не удастся сделать тоже.

– Я только хотел сказать, – промолвил Мэдисон с улыбкой, но оскорбленный в душе, – если бы ты сказала что-то подобное в Виргинии, то все леди просто попадали бы в обморок. Там бы ты никому не понравилась. Женщинам там очень трудно затягиваться в корсеты, а потом расстегивать их. Когда же дама падает в обморок, то первое, что нужно сделать, это расстегнуть корсет. Но ведь ты даже не знаешь, что такое корсет, не так ли?

– Я думаю, ты знаешь гораздо больше меня о предметах женского гардероба, – сказала Ферн, отступая.

– Да, похоже, любой пастух знает о женской одежде больше, чем ты.

Мэдисон понял, что такого она не ожидала. Он видел гнев, пылающий в ее глазах. Голубой оттенок исчез вовсе, остался только серый, похожий на пепел, – вроде, холодный, но лежащий на поверхности горячей печи.

– Почему ты преградил мне дорогу? – спросила она. – Я вижу, что в Бостоне ты научился болтать. Язык у тебя достаточно острый.

Неплохо. Эта женщина достойна того, чтобы Мэдисон продолжал ее изучать. Кроме пары пыльных штанов и овечьего жилета там еще кое-что имеется. И, несмотря на эту одежду, с ней все же интересней общаться, чем с лошадьми и коровами. Может быть, он когда-нибудь скажет ей об этом, но только когда представится подходящий случай.

Он улыбнулся, на этот раз вполне естественно, желая снять напряжение, которое возникло между ними.

– Я хотел попросить тебя показать мне место преступления.

– Почему ты не попросил об этом своего брата?

– Джордж сейчас довольно занят. – Он знал, что она имеет в виду Хэна. – Его жена может подарить ему ребеночка в любой момент, и он, понятно, не отходит от нее.

Она взглянула на него и ее взгляд как бы говорил: не знаю, что ты затеваешь, но я не доверяю тебе. Вслух она произнесла:

– Покинутая ферма Коннора далеко отсюда. Ехать туда надо верхом на лошади.

– Ну, и..?

– Верхом туда надо добираться.

– А я думал, ты понесешь меня туда на руках.

– На лошади. Понятно?

– Ты имеешь в виду, что я мог бы отправиться туда на бизоне, если бы захотел. Неплохие тут у вас развлечения в Канзасе.

Ферн не могла понять: то ли он иронизирует, то ли у него такие шутки.

– Любой человек в городе может показать тебе это место. Или даже отвезти тебя туда.

– Я бы хотел, чтобы это сделала ты.

– Нет.

– Но почему?

– Я не хочу. Кроме того, почему я должна помогать тебе вытаскивать твоего брата из тюрьмы?

– Ты не обязана мне помогать, но по опыту я знаю, что на месте преступления всегда обнаруживаются какие-то новые улики, на которые раньше могли не обратить внимания. Я хочу, чтобы ты была рядом, если мы обнаружим что-нибудь.

Ферн сказала себе, что она не должна иметь ничего общего с Мэдисоном Рэндолфом, но не могла допустить, чтобы он поехал на ферму Коннора один. Она ему не доверяла. Она уважала природный ум и смекалку местных жителей, но не была настолько наивной, чтобы не знать, на какие уловки способны адвокаты из больших городов. Мэдисон мог запросто провести шерифа Хиккока. Нравится ей это или нет, но она должна присматривать за Мэдисоном, пока не начнется суд.

– Когда ты хочешь ехать?

– Как насчет завтрашнего утра?

– Встретимся возле фермы моего отца.

– Буду там в девять часов. Я понимаю, что на приличную дорогу надеяться нельзя, но хоть какая-нибудь тропа туда ведет?

– Поедешь по дороге на юг, – объясняла она, сверкая на него глазами, – в миле от города свернешь налево, оттуда до фермы еще пара миль.