– Да как ты смеешь? Мы считали, что ты украла ребенка. Не знали…

– Что не знали? Я носила девять месяцев ребенка под сердцем. Что я могла украсть? – негодующе воскликнула, хватаясь за щеку. Она горела, но было неважно. Зачем она начала этот разговор?

– Понимаю, мы виноваты, что были хорошего мнения о Владимире, но кто не ошибается? Ты должна понимать, что чтобы не случилось, мы любим тебя.

Пожала плечами, не зная, что сказать. Уж слишком все давило, выбивая из колеи. Меня пугала ее доброта. Я отвыкла от маленьких ссор и криков, общества и разговоров… А как иначе, когда видишь предательство и ложь?

Сестра убрала руку, тяжело вздохнула и с грустью проговорила:

– Поехали домой? Хоть на день. А завтра…

– Я…

– Мы остановились в гостинице. Приглашаю в ресторан, где вы сможете пообщаться, – Ретохин пытался найти выход из ситуации, за что была благодарна.

– Это хорошо. Но неужели нельзя ей увидеть семью? Столько лет! Это столь ужасно?! – сестра кипела от возмущения и обиды.

– Конечно, можно, если… – Егор замялся и посмотрел на меня. Улыбнулся и спросил: – Маша, ты хочешь этого?

Хочу ли я? Опустила голову. Конечно, я хотела. Ведь это мои родители. Но они предали меня. Предали… И им было все равно. Или нет? Некоторое время молчала, а потом прошептала:

– Я бы хотела увидеться с ними.

На лице Ретохина появилась понимающая улыбка.

– Извините, а вы кто? – грубо поинтересовалась сестра, делая акцент на «кто».

– Я? – мужчина уважительно поклонился и проговорил: – Ее адвокат – Ретохин Егор Александрович.

– Не любовник или муж, верно? – уточнила она, мило улыбаясь, что делало ее невероятно красивой и притягательной, как я всегда считала. Моя сестра всегда имела власть над мужчинами, да и над людьми. Дар. Она умела манипулировать и все ее боготворили, считая святой. И сейчас Лилия нежно улыбалась, преследуя свои цели.

Егор пожал плечами и покачал головой.

– Нет, мы пока друзья.

– Я Лилия. Очень люблю свою глупенькую сестру и беспокоюсь о ней. Если можно, я бы хотела попросить вас, шикарного мужчину, отвезти нас домой, а завтра уже заберете.

Стало не по себе. Я не хотела ночевать в родительском доме… Но тайно надеялась, что обо мне скучали. Я посмотрела на Егора. Он некоторое время смотрел на меня, а потом улыбнулся и проговорил:

– Если этого желает Маша, так и сделаем. А завтра я в обед заеду. У нас есть дела.

Кивнула, опасаясь говорить. Лилия радовалась. Она резко обернулась и обняла меня, окончательно и бесповоротно удивляя. Никогда не видела от нее такой теплоты. Была смущена и счастлива. Может, разлука и уход любимого человека изменили ее?

Мы шли к машине, а она начала рассказывать про отца, что он сейчас работает охранником в развлекательном центре, и что его семья раз в месяц может отдыхать там совершенно бесплатно. Все включено, кроме питания. Лилия предложила как-нибудь сходить вместе, бесконечно говорила, а я улыбалась и слушала, не веря, что вот так может быть.

«Неужели моя семья скучала и волновалась обо мне?»

Оказавшись у родного дома, Егор остановил машину, обернулся и произнес:

– Маша, буду ждать твоего звонка в любое время суток. Если вдруг…

– Все будет хорошо, – проговорила сестра, благодарно хлопая его по руке. – Не волнуйтесь. Я беру Машу под свое крыло.

Он удовлетворительно кивнул и шикарно улыбнулся, что ему невероятно шло. В эту минуту подумала о Ферзе. Никогда не видела его улыбки. Мужчина был всегда серьезен.

Вновь мыслями возвращаюсь к Вадиму. Почему? То, что мы с ним имели интимные отношения, влияло на меня. Невольно я вспоминала его и думала о предстоящей встрече. Понимала, что это лишнее, но мои желания и надежды совершенно не совпадали с намерениями и разумом.

Поднимаясь в лифте, впервые подумала о том, что, возможно, совершаю глупость. Или нет? Я совсем запуталась, а хотелось верить в хорошее. Ведь не могут родные люди вновь предать.

Дверь открылась, и я увидела мать. Зрачки ее расширились, а руки задрожали. Она всхлипнула и подошла ко мне, крепко прижав к груди.

– Маша, эх ты… Что натворила? Бросила нас, спрятала внучку…

Она причитала и обнимала, а я была в растерянности, смахивая рукой слезы. Будто была не здесь и в то же время здесь, получая шанс вновь обрести семью.

Через два часа сидели за столом в кухне, разговаривая на разные темы. Я слушала, с каждой секундой чувствуя усталость и подступающую тошноту. От бокала вина голова шла кругом, перед глазами стоял туман. Сестра постоянно бросала на меня взгляды, чего-то ожидая. Закралось ощущение, что все так, как прежде…

– Где моя внучка? – вдруг спросила мама, сжимая рюмку и с укором глянув на меня. После выпитого бокала вина она скривилась и достала из морозилки начатую бутылку, бурча про себя, что с такой жизнью можно спиться. Было странно слышать ее слова, ведь раньше она не любила крепкие алкогольные напитки. А сейчас… будто находила выход в этом.

Смахнула ладонью капельки пота со лба и попросила ее:

– Мама, не спрашивай меня ни о чем.

– Но это ведь моя внучка! – возмутилась она, со звоном бухнув стопку на стол, разливая на скатерть. – Я хочу знать! Хочу увидеть ее. Почему ты скрываешь внучку от меня, родной бабушки?

Растерялась от подобного обвинения. Было странно видеть такой нахрап от моей матери. Так бурно реагировать она могла, если обижали Лилию. Мои проблемы воспринимались с пренебрежением или усмешкой.

– Пока идет суд, я не скажу, где она находится, – кое-как выговорила, совершенно не понимая, почему мне так плохо. Повернулась к сестре и попросила: – Дай, пожалуйста, воды. Мне как-то душно.

Глаза ее странно сверкнули. Женщина посмотрела на стол и подхватила бутылку вина, наливая янтарную жидкость в бокал, протягивая мне.

Повела головой и еле слышно проговорила:

– Воды. Я… не хочу…

– Зачем вода? Не лучше бокал шикарного вина? Ты приехала домой, впервые за долгое время и хочешь пить воду? Глупости.

Нечеткие кривые картины моего восприятия мешали сконцентрироваться. Либо все кружилось, либо я шаталась. Но нет, я понимала, что продолжаю сидеть. Вроде не поднималась. Именно сейчас осознала, что мое тело не слушается меня, как и разум, поэтому тяжело соображала.

Почему так плохо? Или я отравилась чем? Или… Не хотелось думать о новом предательстве семьи.

– Пожалуйста, дай воды. Я плохо себя чувствую, – попросила, надеясь на понимание.

Сестра нехотя поднялась и направилась к кухонному гарнитуру. Пока наливала из крана холодной воды, обернулась и заметила:

– Неужели ты не можешь сказать, где твоя дочь? Ведь мы семья.

Не понимала такой агрессивной любознательности. И после того, что произошло, мне было боязно доверять им, и объяснять не желала, чтобы не напоминать о том, что произошло раньше. Как я могла довериться им после всего? Я опасалась.

Почувствовала прикосновение – отец положил руку на мою ладонь и натянуто улыбнулся. Он совсем не изменился. Если только волосы чуть поседели. И сейчас он их не красил, как и мать. Неосознанно посмотрела по сторонам. Раньше, когда Высоков помогал им и платил за молчание, они хорошо жили, ни в чем себе не отказывали, следили за собой. А сейчас все не так. Невольно появился вопрос, который внезапно взволновал душу. Они рады, что у меня появился шанс жить нормально со своим ребенком, пусть теперь они живут скромно? Хотелось спросить, но боялась ответа.

Перевела взгляд на стол, где на подносе лежал морковный пирог, а в глубокой тарелке рагу. К бутербродам с овощами так никто не притронулся. Скромно. Не сравнить. И отмечая, как сестра перебирала ложкой в тарелке, могла точно сказать, что она недовольно тем, что на столе. Закрыла рот ладонью, чувствуя подступающую горечь. Ну почему так? И ведь я съела совсем ничего. Только чуть выпила, а потом стало совсем плохо.

– Милая, доверься нам. Мы же родные! – с улыбкой заверила она, приближаясь ко мне.

Я кивнула и приняла бокал из рук сестры. Ледяная вода «ударила» по зубам и горлу, но мне ужасно хотелось пить, а потом отдохнуть. Глаза закрывались.

– Мы же беспокоимся о тебе. То время, пока тебя не было, только и думали о том, чтобы найти тебя, а ты обращаешься с нами как с чужими. Почему ты так жестока? – отец сжал руку и с вопросом посмотрел в глаза.

В горле пересохло. Не могла говорить, хотелось полежать, чтобы очнуться. Сделала усилие над собой и сказала:

– Папа, пока идет суд, я ничего не могу сказать. Я хочу привезти свою дочку сюда к вам, познакомить, но это произойдет только тогда, когда все решится, и она не будет в опасности.

– Опасности? Это ты про что? – нахмурившись, буркнул он. – Да кто ж ее защитит кроме нас? Ты что, дочка?! Столько лет не виделись, столько натерпелись из-за тебя, и ты даже не собираешься показать ее?!

Понимала, что жестока, но не могла иначе. Да и как доверять? У меня осталась только Алена, а у нее я. А с родителями… нужно немного подождать. Смущенно улыбнулась и прошептала:

– Папа, мама, Лилия, – посмотрела на каждого, хмурясь, наблюдая за недовольными лицами. Или показалось? Мама с такой злостью сжимала хлеб, а потом скривилась и быстро закинула рюмку в рот, на секунду закрывая глаза. Не могла отвести взор, отмечая в ее взгляде, каждом движении разочарование и обиду. На мгновение вновь вернулась в прошлое. Удивительно, но мне сейчас показалось, что ничего не изменилось. Все как прежде. А их забота и доброта – фальшь.

Испугавшись, кое-как поднялась и пролепетала:

– Извините, я хочу прилечь.

Лилия резко поднялась и с недовольством воскликнула:

– Как ты можешь уходить, когда мы о тебе беспокоится? Разве ты не можешь сказать, где Алена? Мы волнуемся, не находим себе места! Пора быть настоящей семьей! Почему такое недоверие? Неужели, ты нас считаешь врагами?

Не понимала претензий. Мозг отключался. Тяжело дышала, надеясь найти место, чтобы прилечь. Схватившись за стол, случайно опрокидывая фужер, я попыталась выйти из-за стола, бормоча себе под нос:

– Простите, мне плохо. Я полежу…

Я не прошла и шага, как почувствовала толчок в спину. Моментально полетела в стену, ударяясь и повалившись на пол. Обернулась и с ужасом посмотрела на приближающуюся сестру. Она специально толкнула? Но почему?

Покачала головой и начала водить по телу в поисках смартфона. Где же он? Не представляла, кому буду звонить, но мне нужна была помощь.

– Да что тебе плохо? – закричала сестра, хватая меня за волосы, отчего слезы хлынули из глаз. – Это нам плохо видеть твое презрение к нам. Ты думаешь, мы не видим, что тебе не нужны, что ты там нашла кого-то другого и купаешься в деньгах? А мы хотим жить мирно и нормально!

Совсем не понимала ее слов. При чем тут моя дочь и их жизнь?! Попыталась ответить, но язык заплетался. Не могла сконцентрироваться, чувствуя, как виски сжимает от боли. Вновь попыталась найти глазами смартфон, злясь на себя за беспечность.

Разозлилась и посмотрела на сестру, с отчаянием выдыхая:

– Где мой телефон? Мне нужно позвонить. Я хочу уехать.

– Уехать? Надо же! От тебя другого и не ждешь! Как крыса, вечно прячешься и бежишь. Хочешь позвонить своему адвокатишке, чтобы он тебя забрал? Мечтаешь исчезнуть? Еще бы! Бросила нас на растерзание Высокову и решила свалить?

Слова терялись, смысл превращая в кашу. Чувствуя, что сил совсем нет, я еле слышно пробормотала:

– Вы что-то подсыпали мне, да? Мне очень плохо. Пожалуйста, помогите мне.

Злобное лицо сестры я привыкла видеть, а вот когда увидела отца и мать – была поражена. Они смотрели на меня с ненавистью, стиснув зубы, каждый по-своему презирая. Не могла поверить. Как же так?

– Ну почему вы так ко мне? Что я вам сделала, раз вы снова предаете меня? – воскликнула, начиная дрожать от боли и всей ситуации.

Мать засмеялась. Громко и фальшиво, отчего закрыла уши, чтобы не оглохнуть.

– Ты слабая, а из-за тебя мы не можем нормально жить. Ты мешаешь! Кто ты такая, чтобы судиться с тем, кто нас содержал? Когда ты сбежала, он лишил нас денег, и нам пришлось заложить даже эту квартиру. Мы в долгах! А Лилии требуется постоянные дорогостоящие процедуры. А теперь, когда мы умоляли его помочь нам, и он согласился, явилась ты, желая, чтобы наша жизнь превратилась в ад? Высоков не дал ни копейки! А еще пригрозил, что убьет, если поддержим тебя.

Отец презрительно цыкнул.

– Она эгоистка. Только о себе думает.

– Это я? Я эгоистка?! Это вы продали меня и моего ребенка! – закричала, удивляясь тому, как легко они перекинули вину на меня.

Сестра вновь схватила за волосы и с силой сжала, гневно цедя: