– Котенок, все будет хорошо, – произнес он и одним движением снял свитер, передавая его мне. – Ночью выпал снег – одевайся.

Чувствовала, что он так говорит, чтобы успокоить меня. Только поэтому. Он не знал, вернется или нет. Видела по его состоянию, что он готов к схватке. Задрожала и прошептала:

– Ты сказал, что не оставишь нас. Я не хочу. Пожалуйста, не бросай нас.

Он смотрел секунду, а потом резко вбил в свою грудь, хватая ладонями за лицо. Провел по коже, чуть надавливая пальцами, а потом закрыл глаза. Видела, что ему трудно, но он не говорил ни слова. Сканировал, запоминал, словно думал о том, что в последний раз видит.

– Пожалуйста, – захлебывалась в своих словах. Эмоции переполняли сознание, мысли вибрировали, переплетаясь, превращаясь в нелепость. Так было тяжело говорить, но не могла молчать. – Я не хочу… не хочу, чтобы ты оставался. Ты нам нужен! Нужен. Я…

Он поднял мой подбородок и провел пальцами по губам. Несколько секунд смотрел, а потом накрыл губы, целуя с таким отчаянием и страстью, что забыла, как дышать, полностью подчиняясь напору мужчины.

– Я вернусь, – ледяным тоном пообещал он и, глянув на дверь, откуда шел дым, громко выдал: – Уходите! И никому не показывайтесь.

Только могла кивать, а когда он подтолкнул вперед и, мы оказались в темноте, вручил фонарик, который был привязан к веревке. Мгновение сжимал мои руки, а потом отодвинул нас дальше. На его лице не отражалось ни одной эмоции – маска опасного хищника. Сглотнула и, посильнее сцепив руку дочери, лишь кивнула, стараясь не упасть от усталости.

– Будь осторожна! Береги себя, Алену и… нашего сына.

Пораженно смотрела на него, не в силах пошевелиться, чувствуя, что не просто так он сказал. Но почему все так? Почему оставляет нас?

Дверь закрылась, погрузив нас в темноту. Неприятный запах ударил в нос, заставляя поверить в ужасающую реальность. Я до сих пор чувствовала его тепло, когда он держал за руку. Закрыла глаза, но плач дочери привел в чувство. Наклонилась, поцеловала в щечки и бодрым голосом сказала:

– Пойдем. Папа позже подойдет.

– Правда?

– Обязательно, – прошептала и, включив фонарик, повела ее вперед за собой, надеясь, что так и будет. О другом старалась не думать. Нельзя!

«Он обязательно вернется! Ведь мы его ждем…»

Эпилог

23 февраля

Большой животик совсем не повод считать себя неуклюжим динозавром. Хотя когда наклоняешься поднять игрушку с пола на девятом месяце беременности, такая мысль посещает. Я радовалась своему интересному положению, наслаждаясь каждым мгновением. Еще немного и увижу своего малыша. Сына Вадима.

Закрыла глаза, чтобы не показать отчаяние. Зачем? Праздник – День защитника Отечества. Марина устроила настоящий сюрприз – позвонила друзьям и знакомым, с кем общалась, и пригласила в гости, забывая сказать о других. Удивлению не было предела. Вурковская устроила настоящий пир, утверждая, что и мужчин нужно баловать сюрпризами. Сама же хозяйка гостиницы была невероятно счастлива со своим любимым мужем – прорабом Николаем Терентьевым, за которого три месяца назад вышла замуж. Их отношения можно было сравнить с действующим вулканом, но пара была довольна, что совершенно не скрывали. И если Ирина напоминала Марине о ее словах – легкой интрижке на короткое время, то Вурковская довольно пожимала плечами, утверждая, что она присматривалась.

Жизнь в их семье била ключом счастья, особенно после того, как в доме появилось два мальчугана такого же возраста, как моя Алена. Михаила, первого мальчика, они взяли из детдома, усыновив после того, как побывали в гостях у Волковых. Маргарита, жена Сергея Волкова, известного мне как Охотник, прожужжала о замечательном мальчике ей все уши, огорчаясь, что такой замечательный ребенок никому не нужен. У Миши родители погибли в автокатастрофе, а родственники отказались брать ребенка. Всю неделю, что Терентьевы гостили там, Маргарита рассказывала о нем, но не осмеливалась показать, пока Марина не пришла к ней на работу, и не увидела его. Так и оформили документы. А перед поездкой Вурковская потребовала, чтобы муж забрал своего сына у бабушки, которого старая женщина воспитывала одна после смерти матери мальчика, и даже его мать перевезла в особняк, считая, что двум старым женщинам будет веселее. Теперь у Марины был полный дом, большая семья, и ее глаза сверкали счастьем. Сильная женщина обрела свое женское счастье.

Мимо меня пробежала невероятно красивая девочка по имени Настя, а за ней моя Алена, гоняющаяся за новой подругой хвостиком. Прелестная дочка Волковых, которую они удочерили, удивляла своей искрящейся энергией. Волковы приехали в гости три дня назад. Медведевы вчера вечером. У Ирины срок рожать был чуть позже, чем у меня, поэтому они еще ездили по гостям. Мужчина зорко следил за женой, отмечая каждый вздох, и если считал, что устала, уводил без слов, нежно подхватывая на руки, чтобы отнести в спальню, где она могла отдохнуть. Все уже привыкли, и Марина только кидала маленькие комментарии про медведя, берлогу и огромную медведицу.

На празднике было еще две пары, которых я видела сегодня в первый раз. Обед прошел весело и замечательно.

Дети, после того как перекусили, убежали играть в оранжерею, куда их пустила мама Марины, Ольга Петровна, которая вместе с Антониной Александровной любили там пить чай. Иногда я присоединялась к ним, слушая интересные истории их жизни.

Алена все же сбегала от новых друзей, периодически подбегая ко мне, целуя в щечки, напоминая, что любит. До сих пор не могла спокойно реагировать. Моя девочка со мной и все хорошо. Не верила, что так может быть. Высоков после положительного судебного решения в мою пользу перестал беспокоить. Ушел из зала суда, и больше ничего о нем не слышала. Один раз встречалась с его адвокатом, который попросил реквизиты для перевода алиментов. Больше мы не общались.

Мы с Аленой жили здесь, и даже Глеб, брат Вадима не смог нас переубедить переехать в новый дом, который числился за моим мужем – Фирсановым Вадимом Александровичем. С Глебом я общалась, но не могла согласиться сделать так, как он просил. Я просто боялась… Боялась сойти с ума от отчаяния. Здесь я хотя бы могла отвлечься, не думать о Ферзе, а там… не знала что делать.

Столько месяцев прошло – а я все еще не могла прийти в себя. И сейчас мне было невероятно тяжело. Ужасно. А ночью порой лежа без сна, всматриваясь в темные тени на потолке, вспоминала о тех днях, когда была счастлива.

До сих пор помнила запах дыма, глаза любимого мужчины, а потом… промерзлая земля, ледяные капли воды. Я крепко держала свою девочку за руку, успокаивая, чтобы не плакала, уговаривая и подбадривая. Когда, наконец, выбрались, увидела полюбившийся дом в огне, и как едут машины, спеша на место пожара, желая поймать преступника. А я… молилась, чтобы этого не случилось. Меня трясло от страха увиденного, но я надеялась, что с Вадимом все будет хорошо. Если бы не малышка, то побежала назад. Но я ему обещала.

Мы пришли в нужный дом к седому старику. Он напоил чаем, а потом повез на телеге нас близ всех лесов в соседнюю деревню к одной доброй женщине. Мы прожили там два дня. Потом приехал Глеб, брат Вадима. Я в ужасе смотрела на него, не зная, что сказать, а он только обнял и произнес, что позаботится о нас. Ничего не говорил – только то, что считал нужным. А именно: дом подожгли люди Слона, врага Ферзя, и когда мы ушли, они столкнулись. Глеб как раз был там. Он не хотел вмешиваться, но не смог наблюдать со стороны. Братья помирились. Больше ничего. Ни про полицию, ни про то, что случилось в перестрелке.

Глеб был сильно похож на Вадима. Особенно категоричностью. Пришлось все узнавать самостоятельно. Когда оказались дома, и включила телевизор, то узнала, что полиция нашла убежище опасного преступника, который сгорел в пожаре. Не могла смотреть… Я была в шоке. Меня трясло, и ничего не хотелось. Если бы не Марина, которая тыкала на Алену и на мой живот, напоминая, что у них есть только я, до сих пор выла. Сейчас пыталась жить нормально, но вновь и вновь возвращалась в те недели, когда мы были вместе.

Про Егора Ретохина, который дал наводку на Ферзя, ничего не знала. Он нашел меня через неделю, выловив в магазине, желая начать все заново. По его словам, опасного убийцу поймали, и теперь можно было ходить спокойно. Дала пощечину и сказала, что не понимаю, о чем он говорит, ненавижу и не желаю видеть. Больше мы не пересекались.

Так странно, раньше ненавидела его, боялась, и не заметила, как Ферзь стал дороже всех. И постоянно ругала себя за то – что так и не сказала ему, что люблю.

С Глебом общались. А если куда выходила – всегда был рядом он или его друг – Беркут. Но это общение мне тяжело давалось. Не могла спокойно смотреть на него. Младший Фирсанов сильно напоминал Вадима, но с другой стороны – полностью отличался. Веселый, общительный, приятный мужчина. Но на все мои вопросы про Вадима, о том, что произошло в день пожара, отказывался отвечать, открыто заявляя, что мне этого знать не нужно. Он усиленно предлагал отправиться в новый дом Фирсанова, купленный до трагедии, где давно закончили ремонт. Мужчина не хотел, чтобы его племянники и жена брата жили в гостях, но я лишь качала головой, в очередной раз отказываясь.

– Скучаешь?

Посмотрела в зеленые глаза подошедшего Беркута, общего друга Медведева и Глеба. Он тоже приехал в гости, заявляя с порога, что раз его некому поздравить, то придется всем нам. Они были похожи с Глебом. И это моментально бросалось в глаза, стоило их увидеть вдвоем.

– Нет. Все хорошо.

– Как себя чувствуешь? – самый популярный вопрос вот уже полгода.

Постоянно все заботились и контролировали меня. Особенно двое мужчин, словно у них была важная миссия – беречь меня. Сложилось впечатление, они контролируют каждый мой шаг, а то, что я здесь – никому абсолютно не мешало. Пойти куда-то одной – я не могла. Кто-нибудь обязательно случайно появлялся. Что Глеб, что Беркут – два телохранителя.

– Когда на прием в больницу?

Сглотнула, с веселым ужасом представляя, что про меня думает медицинский персонал женской консультации. То с одним появляюсь, то со вторым, а в последний раз двое пришли и активно обсуждали фотографию УЗИ. Я даже не знала, смущаться или ругаться, поэтому глупо улыбалась, слыша утверждения Глеба, что нос и лоб точно Фирсановские.

– Я сама… Спасибо, – смущенно проговорила и быстро пошла в сторону стеклянного балкона, желая побыть в одиночестве. Заметив у дивана подругу, беседующую с Маргаритой, я показала рукой на дочку и она с улыбкой кивнула, глазами обещая посмотреть. Накинув шаль, вышла на улицу. Здесь было нечто зоны отдыха с деревьями и лавочками, а в центре красивый фонтан, который сейчас представлял собой керамическую фигурку с лебедями, накрытую серебристым снегом. Моментально почувствовала холод, но не желала уходить. Хоть немного побуду одна.

Дошла до фонтана, отмечая очертания, которые освещали светильники на столбах, и задумалась. Стояла, не в силах пошевелиться, чувствуя себя одинокой. Услышав шаги, поняла, что побыть в одиночестве не получится.

– Замерзнешь, – раздался недовольный голос.

Застыла на месте. Голос… Его голос! Даже страшно было поворачиваться. Думала, что если обернусь, то только удостоверюсь, что это моя больная галлюцинация. Так страшно такое думать про себя… но я так мечтала о том, чтобы он вернулся за мной. Ведь обещал. Обещал прийти. Забыла, как дышать, пытаясь заставить себя обернуться. И когда поняла, что готова, почувствовала тепло. На плечи опустилась спортивная черная куртка.

Медленно обернулась и встретилась с темными глазами Ферзя. Немного свирепый взгляд, сканирующий меня. А в них – дикий огонь и усталость. Первый раз видела у него щетину. Но мне казалось, что ему идет. Да хоть бы и с бородкой – это неважно. Все идет – только бы стоял рядом.

«Он пришел… Пришел за мной».

Не верила. Не могла. Он здесь? Да… здесь. Пораженно открыла рот и прошептала:

– Ты же… ты же…

– Это Ферзя для всех нет, но Вадим Фирсанов жив, здоров и вернулся после длительной командировки к своей жене. Кстати, завтра мы едем в наш новый дом.

Была не в состоянии ничего ответить. Только хватала ртом холодный воздух, когда он ухватил за талию и аккуратно прижал к груди, вдыхая запах моих волос.

Начала трястись, отлично понимая, что не от холода. Я открывала рот и не могла ничего сказать от бушующих эмоций. Слезы лишь текли по щекам. Вадим провел рукой, растирая их, и с сожалением в голосе выдал:

– Я не мог раньше. За тобой наблюдали, и нужно было время, чтобы появиться. И это далось мне тяжело, – он замолчал, а потом с какой-то дикой ноткой повторил: – Тяжело было держаться от тебя на расстоянии.