– Не лопни от скромности, Гусева, – заржал Вася. – И не учи ученого. Придумаю что-нибудь. Пойдемте, сейчас звонок будет. Эй, Надька!

Он дернул Черемушкину за рукав. Но та смотрела куда-то поверх голов, словно зачарованная. И вид у нее был впечатляющий.

– Надь, челюсть подбери, – доброжелательно посоветовала Таня. – А то у тебя сейчас слюни потекут. Вернись в реальность, мы тут, прием, Черемушкина!

Но Надя не реагировала. Она криво улыбалась, лицо ее покрылось красными пятнами, а руки, сжатые в кулачки, мелко дрожали.

– Красавишна, – пробормотал Вася и дернул одноклассницу еще раз: – Эй, Надюха! Ку-ку. Нет, она точно ку-ку. У нее даже глаза косят, ты глянь, к носу съехались.

Таня внимательно посмотрела туда, куда был устремлен взгляд подруги, и радостно объявила: – О, Надь, вон этот новенький, про которого я рассказывала. Дима, кажется. Ты еще про него вчера спрашивала.

– Это он, – прошептала Надя.

– Ну да, я и говорю – он. Смазливый, но не в моем вкусе. Вон на него девки как налипли, прям как осы на лужу варенья.

– Или как мухи на свежую лепешку, – продолжил логическую цепочку Пузиков.

– Танька, это он! Он меня утром… Он нашелся! – Надя ликующе посмотрела на подругу: – Нашелся! С ума сойти!

– Вау, – осторожно обрадовалась Гусева. – А ты ж говорила, что он прям раскрасавец, тот, утренний парень.

– А ты что, сама не видишь? Он же прекрасен, как… как… как я не знаю кто! – выпалила Надежда.

– Ну, на вкус и цвет товарищей нет, – пожала плечами подруга.

Василий и вовсе покрутил пальцем у виска.

– Вы ничего не понимаете, – оскорбилась за своего избранника Надя. – Он необыкновенный.

– А я и не спорю, – немедленно согласилась Таня.

– А я в шоке, – в тон ей заявил Пузиков.

– Я сейчас. – Надя схватила сумку и пошла к новенькому.

Он стоял на лестнице, уходящей на второй этаж, и болтал с девчонками. Они действительно окружили его и о чем-то наперебой щебетали. Правда, и парни там имелись, но Надя видела только наглых раскрашенных десятиклассниц, которые лезли к ее принцу и орали, как чайки над помойкой, стараясь привлечь его внимание.


Сначала она вознамерилась пройти мимо и небрежно бросить «привет». Он, конечно, сразу оставит эту воронью стаю, сверкающую голыми ляжками, коленками и декольте, и подбежит к ней. Наверное, возьмет за руку. А она небрежно скажет, что торопится. Тогда он непременно спросит, когда они смогут увидеться. А она, конечно, сделает вид, что не очень-то и хотела…

Нет, это слишком. Надо просто удивиться и сказать, что ладно, если хочешь, давай. Найди меня после уроков…

Вот, здрасте! А где «найди»? А вдруг он не найдет? Тогда самой придется носиться по школе и искать его. Нет, это унизительно. Надо оставить ему инициативу, пусть сам придумает. А если он тоже не придумает? Он же не ожидает ее увидеть прямо здесь и сейчас. Тоже брякнет какую-нибудь ерунду, а потом будет переживать…

Пока она шла к группке десятиклассников, все казалось простым и ясным. Но уже на подходе Надя поняла, что, во-первых, у нее пересохло во рту, а язык намертво прилепился к зубам и лежит неподъемной могильной плитой, во-вторых, колени не просто трясутся, а норовят подогнуться, да и сами ноги какие-то ватные и еле волокутся, и, в-третьих, лицо горело, а это могло значить только одно – она опять краснеет – глупо, по-детски, некрасивыми пятнами.

Но цель тащила ее вперед, как бегущий домой хозяин волочет за собой на поводке упирающуюся болонку. Остановиться Надя уже не могла. Она, старательно изображая незаинтересованность и независимость, поравнялась с группой старшеклассников, в центре которой стояло ее счастье, и попыталась поймать Димин взгляд. Изначально Надежда планировала просто махнуть рукой или кивнуть, имея в виду, что он тут же рванет следом. Но новенький лишь мазнул по ней взглядом, даже на мгновение не задержавшись, и снова начал что-то говорить одноклассникам.

«Не узнал? Не заметил? Решил не афишировать?» – судорожно соображала несчастная Черемушкина, оцепенев от неожиданности.

Но не стоять же рядом с ними!

И она, старательно вихляя бедрами, пошла дальше.

– Черемушкина, ты задом все стены помяла. – Запыхавшийся Вася обогнал ее и, схватив за руку, потянул за собой. – Сейчас звонок будет, а она тут шатается, как сосна в ураган. Если хочешь знать, манекенщицы так не ходят.

– Много ты знаешь про манекенщиц, – пробормотала Надя, шмыгнув носом, и припустила следом. Нет, она не будет плакать, она будет бороться. А кто борется, тот побеждает.

Дорогу осилит идущий.


На перемене Татьяна, едва дождавшаяся звонка, тут же отправила Пузикова добывать информацию, а сама притиснула подругу в укромный угол и требовательно заявила:

– Сейчас я пойду к Зогинову, а ты смотри на его реакцию. Со стороны всегда виднее. Ясно?

– Тань, слушай, давай не сейчас, – умоляюще проблеяла Надежда, которая думала только об одном – как бы еще раз пройти мимо новенького. И вообще, нужно было придумать план действий на все случаи: если он с ней заговорит, если не заговорит, если заметит, если не заметит, если полезет целоваться…

– Ты совсем уже? – вспыхнула Гусева. – Мы же договаривались!

– Ну, мне надо с Димой… это…

– Потом! У тебя с Димой и так полная идиллия, а у меня сплошной туман. Имей совесть! – прошипела Таня. – Я и так всю ночь не спала от переживаний. Я от любопытства просто трескаюсь! Неужели тебе не интересно, чей цветок?

Если честно, еще утром Надежде было любопытно, но сейчас ситуация в корне поменялась. И никакой идиллии с Димой у нее не было. Но признаваться было стыдно.

– Давай иди, – махнула она рукой. – Гусева, только не долго! У меня тоже дела.

– Это уж как получится. – Таня внимательно посмотрелась в зеркальце, мазнула по губам перламутровым блеском и не спеша направилась к Вадику.


Вадик Зогинов прекрасно знал, что девчонкам он очень нравится. Причем многим. Этот факт позволял ему выбирать лучшую из лучших. А что выбирать, когда общественное мнение уже давно определилось с лучшей. Нет, конечно, самой красивой в школе была Катя Совко из десятого «А». Она была как модель – глаза огромные, волосы иссиня-черные, ноги длиннющие, и вообще – выглядела совсем как взрослая. В школу и из школы ее возил на машине старший брат. Она с шиком под музыку выпрыгивала из салона и величаво шла к школьному крыльцу, цокая острыми, тонкими шпильками. Конечно, поухаживать за такой – почетно, все парни обзавидуются. Но Вадик все же был реалистом и понимал, что год разницы в данном случае – пропасть. Никогда эта красавица не захочет гулять с парнем, который младше. Да и вообще, ясно же, что здесь ничего не светит. Поэтому Вадик выбрал Алису.

Алиса тоже была взрослой, легко хамила учителям, носила короткие юбки и была яркой, веселой и видной. С ней было не скучно, она вечно находилась в эпицентре каких-то событий, а Вадик тоже любил быть в центре внимания. Это гораздо интереснее, чем тихой мышью сидеть в углу и корпеть над учебниками. Заниматься можно дома, причем по-быстрому, благо голова варит, а в остальное время хочется просто жить. Главное – не упускать материал. Для себя умный Зогинов вывел простенькое правило: если каждый день быстро делать все уроки, ничего не пропуская, то и оценки будут нормальными, и нагонять потом, делая лишние дополнительные задания, не придется. Исправлять оценки гораздо затратнее по силам и времени, чем сразу получать нормальные. Вадик вообще был парнем сообразительным.

Поэтому он сразу понял, что Таньке Гусевой что-то от него надо. Потому что двигалась она именно к нему, по прямой, легко лавируя между многочисленными школярами. Она и взглянула-то на него всего пару раз, но Зогинов уже твердо знал – сейчас подойдет.


Татьяна же была уверена, что ее маневр остался незамеченным, и она застанет Вадика врасплох.

Аккуратно подтянув юбку повыше и тряхнув белокурыми локонами, она решительно уставилась на Зогинова и требовательно спросила:

– Слышь, Вадик, как ты считаешь, какие цветы самые красивые?

Зогинов от неожиданности слегка опешил.

«Ага, – обрадовалась Татьяна. – Глазками захлопал, ответ придумывает!»

Она на всякий случай оглянулась в поисках Нади. Та послушно топталась в отдалении и таращилась на подругу: значит, потом можно будет сравнить впечатления.

– Гусева, ты чего? – выдавил Вадик.

– А чего ты зеленеешь-то сразу? Я просто спросила. Что, спросить нельзя? – начала напирать на него Таня.

– Да не знаю я, чего привязалась?!

– Ну, вот ты какие бы цветы девушке подарил? – помогла ему Татьяна.

– Какой девушке? – не понял Зогинов.

– Такой, которая тебе нравится!

– А тебе-то что?

– Да ничего. Просто так, интересуюсь. Считай, что это соцопрос, – вывернулась Таня, цепко вглядывавшаяся в его растерянную физиономию и пытавшаяся понять: он или не он. – Мне, например, розы нравятся. Но иногда и гвоздички подойдут.

Таким незатейливым намеком она, с одной стороны, решила сразу дать понять, что в следующий раз нужно дарить более приличный цветок, а с другой – как бы одобряла подаренную гвоздику, чтобы совсем уж не отпугнуть симпатичного кавалера.

– Я не понял, Гусева, ты на что намекаешь? Я тебе цветы дарить не собираюсь, – обозлился Вадик, которому этот странный разговор порядком надоел.

– Какие цветы? Кому цветы? – К Вадику подошла Алиса Николаева и нахально обняла его за плечо, уставившись на Таню наглыми круглыми глазами. – Я цветы не люблю, с ними потом гулять неудобно. Мне, чур, чипсы или сухарики.

И она довольно хохотнула, шлепнув себя полной ладошкой по животу.

– Ты б, Николаева, лучше яблоки жрала и кефир пила, – процедила Таня. – Тебе сухари вредно, лопнешь.

– Пока толстый сохнет, тощий сдохнет, – заржала Николаева, колыхнув бюстом. – А ты, Гусева, капусту ешь, а то грудь не вырастет.

– Дура, – выпалила Таня и, развернувшись на каблуках, гордо удалилась.

– Ну, – налетела она на Надю. – Что скажешь?

Ничего сказать Надежда не успела.

– Черемушкина, вот ты где! – подскочил к ним взъерошенный Леша Терехин. – Какая ты все же безответственная! У человека алгебра не сделана, а ты по углам ныкаешься! Дай тетрадь!

– То есть у человека не сделана, а я безответственная, – пробормотала Надя.

– Терехин, уйди отсюда, – рыкнула Таня. – Мы заняты!

– Тань, погоди, я ему тетрадь дам, он же не уйдет! – остановила ее Надежда. Она выудила из сумки вожделенную тетрадку и сунула Леше. – Все, иди!

Но Терехин никуда идти не желал. Он пристроился рядом, на подоконнике.

– Уши греть будет, – покосилась на него Таня и оттащила Надю в сторону. – Давай, делись впечатлениями.

– Тань, если честно, я думаю, что это не он, – подумав, сказала Надя.

– Что «не он»? – Между ними просунулась очкастая башка Терехина.

– Иди отсюда! – гаркнули девушки хором. И Алексей послушно потрусил обратно к подоконнику.

– У Зогинова такое удивление на лице было. А потом он вообще разозлился, – осторожно сказала Надя. – По-моему, он искренне не понял, о чем речь. Ты только не обижайся…

– Да ну, я и сама вижу, что это не он. Чего обижаться, – вздохнула Таня. – Слушай, Надь, а от чего грудь растет?

– Я читала, что от горбушек.

– От каких горбушек? – обалдела Гусева.

– Ну, от хлебных и булочных. Типа, если их есть, то грудь растет, – неуверенно пояснила Надя.

– Тогда Николаева, наверное, живет у хлебозавода и подгрызает все выходящие оттуда караваи и батоны, – вздохнула Таня. – Да и побочный эффект налицо. Вернее – на другой части. Вон у нее зад какой. Хотя, наверное, лучше чтобы и зад, и грудь, чем когда ни того, ни другого.

Татьяна печально оглядела свою фигуру.

– Это на любителя, – снова сунул башку Терехин.

– Что на любителя? – оскорбленно поинтересовалась Таня. – И вообще, подслушивать нехорошо. Тебя родители этому не учили?

– Я просто тетрадь принес, – пожал плечами Алексей. – Спасибо, списал.

– От ответа не уходи, – потребовала Надя, запихивая тетрадь обратно в сумку. Ей тоже было интересно, какие параметры интересуют мужчин больше. Может быть, ей тоже нужно начинать что-то такое есть. Просто пока неизвестно, что и для чего.

– Ну, кому что нравится. Кому толстые, кому тощие, – со знанием дела поделился Терехин.

– А тебе какие? – заинтересовалась Гусева.

– Мне нравятся умные и добрые, которые списывать дают, – расплылся в дурашливой улыбке Леша, умильно глядя на Надежду. – Черемушкина, а физику списать дашь?

– Подхалим, – обиделась Таня.

– Ты тоже ничего, – польстил ей Терехин.

– Физику – на. – Надежда сунула ему очередную тетрадь. – Леш, не до тебя, дай поговорить, а?

– На здоровье. – Отвешивая ей земные поклоны, Терехин попятился обратно к облюбованному подоконнику.

Когда одноклассник наконец занялся списыванием, Таня успокоенно отвернулась и печально констатировала: