— Представляю, что будет за шум!

— Ничего, пусть пошумит. Или тебя это беспокоит?

— Ничего не беспокоит, — смутился Володька, который как раз в этот момент размышлял, в каком ключе разговаривать со своим приятелем.

Но Симу обмануть было затруднительно. Она прищурилась на Сумятина:

— Ты его ко мне привел? Привел. Твой Михаил обещал мне подчиняться?

— Ты это уже говорила.

— Знаю, я повторяюсь, но меня заранее злит, когда приходится спорить и доказывать, что ты права. Так и скажи своему дружку: при первой же попытке сопротивления моим указаниям я умываю руки!

— Какая ты суровая! Рабочие на заводе тебя, наверное, боятся?

— Ни черта они не боятся! — с непонятным для себя раздражением ответила Серафима. И, помедлив, добавила: — Да, и позвони мне, как пройдет ваш шопинг.

— Почему мне всегда хочется сказать — жопинг?

— Потому, что ты по натуре хулиган, — сказала она и про себя добавила: «Если бы ты еще не пил, цены бы тебе не было!»

Володька догадался, о чем она подумала, и заявил:

— Не так-то много я и пью.

— А что для тебя немного — бутылки две-три?

Он промолчал, потому что знал: этот спор заведет их в тупик. Самого себя он вовсе не считал алкоголиком. Алкоголики пьют каждый день, а он… Подумаешь, раз в месяц. Если уж на то пошло, то Серафима просто не понимает своего счастья! Сколько женщин Владимир Сумятин мог бы иметь, не споткнись он об эту строптивую женщину! Не перечесть.

Эти мысли были написаны на его физиономии. Сима отчетливо видела все его усилия — он пытался освободиться от ее гнета. Шутка, конечно. Кто его гнетет? Сам напрашивается.

С самого начала, когда он попытался высказать ей свои претензии… Точнее, пытался поднять хвост, мол, какой он весь из себя замечательный, и если бы захотел…

— А ты захоти! — разозлилась Серафима. — И иди себе.

Но это было неинтересно. Вот если бы она его удерживала…

— Кстати, твой Михаил женат? — спросила Сима, опять с помощью Володьки меняя положение своей больной ноги.

— Совсем некстати! — фыркнул Володька. — Чего вдруг ты этим заинтересовалась? Я ведь говорил вчера: он разведен.

— Если был бы женат, его жена могла бы все испортить. Какой женщине понравится, что другая выступает советчиком у ее мужа?

— Не женат, успокойся. И женщины у него сейчас нет. Так что никто твое место советчицы не займет… Ты смотри, не очень-то заглядывайся!

— Нельзя?

— Нельзя. У тебя свой мужчина есть. Он, между прочим, человек порядочный и не станет отбивать у друга его женщину… К тому же он моложе тебя.

Хотя это замечание слегка ее задело, Сима сделала вид равнодушный и заметила:

— Когда это кому-нибудь мешало?

— Какая ты все-таки стерва! — вспылил Володька, в запале застегивая рубашку не на ту пуговицу.

— Мне обидеться?

— Нет! — крикнул он, выскакивая из комнаты, и уже из-за двери сказал ей, видимо, успокоившись: — Я на связи. Звони, если что понадобится.

Фактически злиться ему было не на что. Знал, что у нее острый язычок. Да и все разговоры о Михаиле так, чтобы его позлить. Что за женщина!

Когда все разошлись, — Сима слышала, как младшенький хлопнул холодильником — допивает фанту сестры, она некоторое время лежала в постели, пытаясь заснуть, но ничего не вышло.

Она поднялась и пропрыгала к окну, чтобы посмотреть, как Кирилл закрывает в вольере Айбека, а потом замыкает калитку. Но она увидела, как сын впускает во двор знакомую женщину. В гости к ней опять пришла Татьяна.

Повезло ей. Последний из уходивших — им оказался Кирилл, никогда в школу не торопящийся, — не только открыл ей калитку, но и держал за ошейник собаку, пока гостья не зашла в дом.

В раскрытое окно Сима слышала, как он пугает Татьяну:

— Мне некогда привязывать Айбека, тетя Таня, придется вам у нас пожить.

— Подумаешь! — фыркнула Татьяна, тем не менее поспешно проскальзывая в дверь. — Назарова! — закричала она, поднимаясь по лестнице.

«Напилась, что ли?» — подумала Сима, отыскивая взглядом костыль. Странно, что до того два года о Серафиме не вспоминала, а тут вдруг зачастила.

Гостья зашла в комнату и торжественно выставила на прикроватную тумбочку набор косметики. Недешевый, как знала Сима.

— День рождения у меня через три месяца, — напомнила она.

— Это благодарность, — уточнила Татьяна.

— Какая благодарность? За что?!

— За дельный совет.

— Но я ничего тебе не советовала.

— А к своей тезке кто меня посылал?

— К тезке?

Что-то у нее с памятью: она и думать забыла о бабушке Серафиме, которую и так всерьез не принимала. Но кому-то, выходит, помогло.

— А что она тебе наколдовала? — осторожно поинтересовалась Сима; она все еще боялась, что на самом деле Таня на нее обиделась и сейчас таким образом обиду высказывает. Чтобы Серафиме стыдно стало.

— Не наколдовала, а объяснила.

Татьяна взглянула на нее даже снисходительно.

— И я в самом деле подумала: чего дурью маюсь? Умница, красавица, талант, и вдруг комплекс неполноценности. Да эти мужики должны быть счастливы, что такая женщина на них внимание обратила!

— На кого — на них?

— Взять хотя бы того же Комарова. Сколько он у меня крови выпил! А бабушка мне объяснила: это все от того, что он меня любит, но так как не может быть со мной рядом — все-таки женат, — потому он меня ревнует, и мучает, и сам мучается.

Сима помнила историю с Комаровым — она длилась у Татьяны года четыре. Мужчина он был себе на уме, порой Таньку откровенно использовал и позволял себе разговаривать с ней грубо, нисколько не щадя ее чувств, так что частенько Татьяна рыдала на плече подвернувшейся под руку подруги. То, что Комаров может от чего-то там мучиться, было сказкой.

Но вот же бабушка Серафима сделала так, что Таня перестала видеть мир в привычном свете. Палец о палец не ударив для того, чтобы изменить внешность, фигуру и вообще поработать над собой, она успокоила мучащуюся Татьяну тем, что надо любить себя, и в этом все дело. Вся причина ее неудач с мужчинами в этом, в нелюбви к себе.

Теперь она, обновленная, станет рассказывать себе сказки о том, чего нет. Такой приятный самообман: посмотреть на проблему с другого конца бинокля.

— Давай мы с тобой выпьем, — между тем продолжала говорить Татьяна, доставая из сумки небольшую бутылочку коньяка. — За мое духовное возрождение.

— А насчет того, чтобы похудеть, например, эта бабушка ничего не говорила?

— А зачем, у меня и так все в порядке.

В таком свете то, чем сейчас пытается заняться Серафима, ничего не стоит. Она почувствовала себя человеком, который до сего времени шел по дороге совсем в другую сторону от того места, куда хотел дойти.

Ничего у нее не получится: ни с Верой, ни с Михаилом. Она нисколько не удивится, если вот сейчас позвонит Володька и скажет: «Мишка отказался покупать то, что ты сказала. Категорически».

А Вера опять придет в своей до пят юбке, с теми же тусклыми волосами и заявит что-нибудь вроде: «Знаешь что, Назарова, не умеешь, не берись».

И в эту минуту зазвонил телефон.

— Сима, Сим, ты дома? Фу, что я говорю! А ничего, если мы с Мишкой сейчас к нам заедем, как бы на обед? Я ничего тебе не буду говорить, сама увидишь! Я, например, фигею.

— Поставить разогревать твой борщ? — осторожно поинтересовалась Сима.

— Ага, поставь, он же его так и не попробовал. Между прочим, Мишка сказал, будто завидует тому, как мы с тобой живем… Да подожди ты! Трубку у меня пытается вырвать. Ладно, не буду ничего ей говорить, сам скажешь. Между прочим, он прав, мы и в самом деле с тобой отлично живем!

Володька сказал это с нажимом, мол, вот другие люди нам завидуют, а ты не ценишь.

— Кто звонил? Твой Володя? — Татьяна обратила взгляд на ее обеспокоенное лицо. — Что он сказал?

— Сейчас он придет домой, с другом, а у нас, кроме борща, кажется, ничего нет… Вообще-то я забыла, вчера он со своим другом принес целый пакет с продуктами. Но наверное, это же полуфабрикаты…

— Нашла о чем беспокоиться, — сразу оживилась Таня. — Я сделаю салат и яичницу с помидорами.

— Но я не знаю, есть ли помидоры.

— У меня с собой есть, я же домой шла.

— А как же ты?

— Еще раз зайду в магазин, я все равно домой хожу мимо него.

Она помогла Симе доковылять до кухни, но ножа в руки не дала, как та ни просила.

— Сиди и смотри, как я готовлю. Ты еще успеешь наготовиться.

— Значит, он придет не один? У нас собирается целая компания. Как раз четверо… А его друг — мужчина симпатичный?

— Почему вдруг ты им заинтересовалась?

Сима не знала, что сказать. Татьяна была настроена так решительно, как будто Сима или Володька обещали ее познакомить с хорошим человеком и вот теперь эта встреча должна состояться.

— Представляешь, — оживленно говорила та, и в самом деле ловко собирая на стол, в то время как огромная «Володькина» кастрюля с борщом закипала на плите, — бабушка Серафима сказала мне, что я встречу свою любовь даже быстрее, чем думаю. И он уже в пути…

— Ты думаешь, это Михаил? — осторожно поинтересовалась Сима, сама робея перед напором Татьяниной энергии.

— Не знаю, но если он, я ведь должна быть во всеоружии, не так ли?

— Они зайдут ненадолго. Только… — Сима чуть не обмолвилась о том, что это ее муж приведет друга, которого она опекает так, как совсем недавно собиралась опекать Татьяну.

Сима не хотела давать дополнительные козыри в руки той, которая так уверилась в своем могуществе, что теперь сметает со своего пути все преграды, как солдаты Урфина Джюса.

Казалось бы, не все ли ей равно? Но вот же выходило, что нет. Уж не сама ли Серафима положила глаз на Володькиного приятеля? Или ей стало завидно, с какой легкостью ее подруга пытается организовать свою судьбу? Одним махом семерых убивахом…

— Они зайдут только перекусить, потому что Володька обещал покормить друга своим хваленым борщом.

При этом даже не сказала себе: «Сима, ты должна быть с Татьяной заодно, вы обе женщины. Ты же всегда говорила, что женщины должны быть друг с другом заодно, а не объединяться с мужчинами».

Но ей вдруг стало жалко Михаила. Это что же получается? Татьяна его еще не видела, не знает, что у него сейчас самый ответственный период: личинка вылупляется из кокона. А такое грубое вмешательство в его жизнь может все испортить.

Женщины не должны идти на мужчин в атаку, подумалось ей. Когда женщина хочет взять мужчину силой, это выглядит как извращение.

К счастью, Татьяна в своем предвкушении нагаданного ей мужчины не заметила перемены в настроении подруги. Она резала, кромсала овощи, что-то напевала под нос, успевая задавать вопросы Серафиме:

— Володя часто приводит с собой друзей на обед?

— Еще ни разу не приводил, — честно призналась Сима в некоторой задумчивости.

Плохо, что у них расположилась Татьяна. Она даже не поинтересовалась, не будет ли ее присутствие лишним. Ее вообще никто не приглашал остаться, но сказать об ей этом у Симы не повернулся язык.

Ей хотелось, чтобы эксперимент прошел в чистом виде. Она первая все осмотрит, оценит, а потом, что называется, даст Михаилу путевку в жизнь. Разве она не имеет на это права?

Увы, эксперимент в жизни не проходит без сучка и задоринки. Вот и у нее возникло препятствие в лице подруги, и теперь ей придется вести себя так, как если бы она сидела сразу на двух стульях или качалась бы на одном из них, стоявшем всего на двух ножках.

Глава 9

Мужчины явились оба взбудораженные. Правда, присутствие Татьяны их сильно охладило. Ведь речь должна была пойти о таком почти интимном действе, как восприятие Симой нового облика Михаила. Это ведь была ее идея, и он срочно нуждался в одобрении своего учителя.

А посмотреть было на что. На такое кардинальное изменение человека, о котором можно было бы сказать: произошло чудо.

Михаил был хорош. Словно он сбросил с себя какую-то не принадлежащую ему шкуру, надетую по ошибке. И попутно расправил плечи. Сима прекрасно помнила неестественно выпрямленного человека, у которого, казалось, побаливает шея. Остеохондроз прихватил.

Неуютно ему было в собственном обличье и, казалось, вообще в этом мире. Странно, что при этом он ведь не был неудачником или там человеком неприглядной внешности. Будь Серафима психологом, она бы попыталась копаться в его прошлом и вытащить на свет божий какую-нибудь давнюю обиду, нанесенную взрослыми маленькому Мише: трудное детство, тиран-отец или чересчур строгая мать.