А что могла дать Сима? Вот именно, проходить мимо рабочих, пряча глаза. Директор не позволил бы ей уволить такого, к примеру, уникального специалиста, как Петрович. Тогда почему он позволил сделать это главному инженеру?

Потому, что Иван Матвеевич знает, чем это обернется, но все равно не боится. Это уверенный в себе человек. Он не страшится того, что рабочие как-то не так о нем подумают. Например, скажут, что он перед хозяином выслуживается. Ничего подобного. Они знают: то, что требует главный, справедливо. Так положено.

А хозяин… Что ж, он дорожит хорошими работниками. Их, не то что в прежнее время, остается все меньше. Но и с другой стороны, нельзя же в самом деле наглеть, а они, если честно сказать, и вовсе распустились! Петрович вон тоже думал, что незаменимый. Выходит, зря думал…

А на следующий день на заводе появились наладчики.

— Японцы, японцы, — переговаривались между собой рабочие, посматривая на двух небольшого роста мужчин явно азиатской внешности в аккуратных комбинезонах с яркими бэйджами, украшенными иероглифами.

Наладчики суетились возле станка, который, насколько Серафима знала, уже два года стоял в цеху без движения.

— Это такой станок! — восхищенно цокал языком Вадим Николаевич, устраивая экскурсию к станку всякому, кто поступал работать на завод. — Он все может. Если его запустить, половину рабочих можно уволить.

То ли кто-то из рабочих и в самом деле поверил в то, что может попасть под сокращение, то ли специалисты не хотели терпеть рядом конкурента, пусть и неодушевленного, но, в отличие от мастеров своего дела, совершенно непьющего, а только станок так и не запустили в работу. Видимо, думали, а вдруг освоит какой-нибудь сопляк-пэтэушник программу и начнет клепать деталь за деталью. Тут-то Петрович и иже с ним вообще больше не понадобятся!

Как посмеивалась Серафима, кто-то шибко умный нажал на пупочку, дернул за кувылдочку, и станок умер, не успев родиться.

— Полмиллиона долларов! — убивался директор. — Пятьсот с лихом тысяч баксов коту под хвост!

Были вызваны специалисты-ремонтники с одного из засекреченных заводов, но «умельцы» то ли слишком хорошо что-то нажали, то ли не слишком разбирались в японской технике, а починить станок так и не смогли.

И вот теперь Иван Матвеевич, новый главный инженер, нашел где-то японцев… Он что, не знает, сколько за их работу придется заплатить? Главное, что и ребятишки из профессионального лицея — как напророчил кто-то — тоже терлись возле японцев и даже пытались говорить с ними… на английском! Неужели так изменилась жизнь, что молодые люди со средним профессиональным образованием могут «спикать»? А Серафиме рассказывали, что выходцы из училищ все сплошь одноклеточные. В том смысле, что не о каких языках, кроме матерного, и слыхом не слышали.

— Чего это вы за станок взялись? — не могла не поинтересоваться Сима.

— Это к вопросу об изыскании внутренних резервов, — пошутил главный. — Вы же не думали, что у нас с вами их нет?

«У нас с вами»! Подсластил пилюлю.

— А откуда у вас деньги? — на всякий случай поинтересовалась Серафима у своего коллеги, когда в очереди в столовую стояла перед главным инженером. Собственно, он ее пропустил, когда заметил, что она становится в хвост.

Сказал громко, на весь зал:

— Серафима Евгеньевна, идите сюда, я вам занял очередь.

Никто, понятное дело, и пикнуть не посмел, а Серафима тоже не стала отказываться. Дают — бери. Хотя обычно не пользовалась своим служебным положением. Или служебное положение здесь было ни при чем?

Во всех действиях главного инженера она пыталась разглядеть подвох. Хотя зачем бы ему это понадобилось? Ему вовсе не нужно было ее подсиживать, он и так был главный.

Странно вообще вела себя госпожа Назарова. Была тихая как мышка. Никто бы из сослуживцев не поверил, что дома это властная хозяйка, которая легко берет бразды правления в свои руки. И строит своих мужей по ранжиру. Одного за другим…

Здесь, на заводе, ее словно кто-то подменял. Она становилась неуверенной в себе, и не только дети, даже ее подруги вряд ли признали бы в этой тихоне свою решительную подругу.

Теперь же, глядя на Ивана Матвеевича, она как бы стала подтягиваться, что ли. Как подтягивают животы толстушки, когда мимо них идет стройный, подтянутый мужчина.

— Интересно, где вы раньше работали? — как-то спросила она Гвоздева.

— В армии, — охотно пояснил он.

— То есть вы офицер запаса?

— Так точно, — сказал он и добавил: — Военный инженер-механик.

Чтобы Сима не подумала, будто он дилетант, а потому и не церемонится со специалистами.

И ведь возмутил их тихое болото. Бутылка водки в момент исчезла с обеденных столов. Застолья прекратились, потому что стали неинтересны без алкоголя, и дружная компания распалась. Кое-кто стал ходить в столовую, а кто-то наскоро перекусывал принесенными из дому бутербродами…

Итак, Сима с Иваном Матвеевичем дружно взяли подносы и сели за один столик. Вот тогда она и спросила насчет денег, а главный инженер ответил:

— Мне директор оставил. На непредвиденные расходы.

— Но вряд ли столько, чтобы приглашать иностранных специалистов, — не отставала она.

Иван Матвеевич взглянул с одобрением: мол, умеет считать.

— Правильно. Но я предложил остальные деньги восполнить за счет частичного выполнения заказа, который должна выполнить эта японская фирма в нашем городе… Хоть некоторые думают, что бартер себя изжил, но в случае необходимости он вполне может сработать…

— Да бросьте! — не выдержала Сима. — Никогда не поверю, что кто-то из наших бизнесменов мог вызывать специалистов, живущих от нас за половину земного шара!

— Согласен, не всякий бизнесмен стал бы приглашать спецов из самой Японии, а вот Минобороны вполне могло.

Он над ней смеется. Издевается! Иначе откуда эти чертики у него в глазах? Зачем-то военных сюда приплел. И главное, при этом серьезен донельзя. Как бы то ни было, работа делается, в отсутствие хозяина, а когда он приедет… Ничего не скажет, потому что победителей не судят.

Чего вообще она злится? Не хочет смириться с тем, что мужчина как организатор может сделать больше, чем она, или с тем, что Серафима Назарова вообще плохой организатор?

С большим трудом Сима заставила себя переключиться на другое. Скользнула по вороту его голубой рубашки — девственно чист. А еще говорили, будто у него нет жены. Так чисто мужчина стирать не может! Наверное, в прачечную отдает. Или рядом с ним живет женщина, которая ему стирает.

— Вы с мамой живете? — поинтересовалась она.

— Нет, не с мамой! — усмехнулся он. — Вам уже сообщили, что я не женат, и вы думаете: а кто же тогда ему стирает?

Она смутилась: проницательный мужик. А вроде за ее лицом особенно и не следил.

— Между прочим, в наше время это уметь вовсе не обязательно. Достаточно хорошо изучить инструкцию к стиральной машине-автомату. А готовить я и сам умею.

Вот так, и на вопрос конкретно не ответил, и вроде по носу щелкнул: любопытство не порок, а большое свинство, как говорили ее друзья детства. Если главный даже и не женат, у него вполне может быть знакомая женщина, которая вышеупомянутую инструкцию как раз изучила.

Но это все мелочи. Потому что если сначала Сима общалась с главным относительно дружески, оставляя за порогом — то есть мысленно — не относящиеся к делу рассуждения, то когда дошло до дела, тут-то все и случилось. Иными словами, тут они и сцепились.

Теперь Серафима поняла, почему Вера — женщина в то время одинокая и на холостых мужчин посматривающая — всерьез Ивана Матвеевича не приняла. Вернее, приняла настолько всерьез, что к себе это отношение никак не применила. Она, видимо, и представить себе не могла, что такой педантичный и даже занудный человек может испытывать к женщине какие-то неофициальные чувства.

Бывают такие мужики, которых в постели представить трудно. На трибуне, в президиуме — да, а вот в интимной обстановке — ну, хоть убей, никак!

Может, Сима сама его спровоцировала. Может, он только и ждал момента, но наехал на нее по полной программе.

— Вадим Николаевич, понятно, человек романтический, мечтатель… — почему-то назидательно заговорил он.

Директор — и вдруг мечтатель? Сима чуть не захохотала во весь голос.

— Он представляет себе будущее, — невозмутимо продолжал главный, — как торжество квалифицированного труда. И работники при этом сплошь все как один люди сознательные и без дурных привычек вроде пьянства на рабочем месте.

Это главный так шутит, поняла она. Имеет в виду, что директор не видит ничего плохого в том, что рабочие пьют прямо у станка, а думает, будто в конце концов они сами усовестятся и это прекратят.

— Так о чем я говорю?

— О том, что это его завод, — нудно заметила Серафима, — пусть как хочет, так себе его и представляет.

— Он идеалист, но вы-то! — продолжал наезжать на нее, как выяснилось, этот Иван Матвеевич. — Вы почему его не остановили, почему не объяснили, что он не должен был идти на поводу у работников? Причем как раз не у сознательных рабочих, а у анархически настроенных заводил. Которые решили, что никто не посмеет с ними разобраться по закону, а так и будет закрывать глаза на все эти безобразия… Мы же с вами инженеры!

— Ну и что же? — фыркнула Сима. — Подумаешь, инженеры. Я уже давно этим не горжусь.

— Вот и напрасно, — сказал тот с сожалением и взглянул как-то свысока, словно Сима сморозила бог знает какую глупость.

«Я превращу его в жабу! — мстительно подумала она. — Он будет сидеть и раздуваться от важности, но, кроме «ква», ничего не сможет сказать!»

Главный инженер что-то прочел в ее глазах и удивленно качнул головой:

— А вы не любите критику.

— Кто ж ее любит? — сказала Сима, поднимаясь из-за стола. У нее сразу пропал аппетит. Угораздило же сесть за один стол с этим… критиком! Кто вообще дал ему право так с ней разговаривать?

— Вы же не доели, — заметил он с некоторой виноватостью.

Догадался, что не стоит вести серьезных разговоров за обедом?

— Спасибо, не хочется! — сказала Сима и пошла от стола. Но, вспомнив, что оставила сумочку на стуле, вернулась.

Иван Матвеевич уминал свой обед как ни в чем не бывало. Толстокожий носорог! И аппетит у него… просто обжора какой-то. Сейчас она уйдет, а он втихомолку доест ее обед!

Сима нарочно так себя разозлила и нарисовала себе картину, которая, конечно же, не могла иметь место, но тем не менее села опять за стол и спокойно все доела, не обмолвившись с Гвоздевым ни словом.

Глава 15

Все еще вне себя от разговора с главным инженером, Сима пошла в бухгалтерию. Она хотела увидеть наконец Веру и попенять ей на то, что та уже десять дней не объявляется. Ни по телефону, ни являясь лично, хотя до того, как Серафиме сломать ногу, она могла по два раза в день вроде невзначай появляться в цеху, чтобы увидеть подругу и поговорить с ней.

Сима недаром решила сделать первый шаг, причем лично, потому что чувствовала себя несколько виноватой в том, что она просто-таки навязала Вере пьяного Володьку. Она же знала, что Вера вовсе не боец, что она не сможет строить Сумятина так, как строила его Сима. Вера наверняка будет идти на поводу у Володьки, и в конце концов он сядет ей на шею. Станет говорить ей гадости, в запойные периоды яд из него прямо-таки сочился, приходить домой поздно и при этом чувствовать себя хозяином в Веркиной квартире.

В бухгалтерии никого не было — все разбежались на обеденный перерыв. В кабинете Вера сидела одна и, уставясь в одну точку, задумчиво жевала булку с йогуртом.

— Вера, — окликнула ее Сима.

Та от неожиданности подскочила и жалобно уставилась на подругу.

— Ты меня испугала.

— Чего это ты такая нервная — бояться средь бела дня? Что-то ты меня совсем забыла.

— А я думала, это ты… сердишься на меня из-за Володи… Так нехорошо получилось!

— В каком смысле нехорошо? Он что, уходить от тебя не хочет?

Вера опустила глаза и стала сосредоточенно скрести ложкой по коробке.

— Вообще-то я его и не выгоняла… Или ты считаешь, что должна была? Просто я подумала, что раз он тебе больше не нужен…

— Не нужен, — согласилась Сима.

Вера облегченно вздохнула:

— Значит, ты не сердишься?

— Конечно, не сержусь, глупенькая. Я же сама предложила, чтобы он к тебе ушел. А потом переживала. Думала, надо же — такого обалдуя подруге навязала!

— Ничего, я даже рада. Все не одна… — Она с испугом взглянула на Симу, но, отметив ее равнодушное лицо, добавила: — Только он уж очень много борща варит.