— Ты мне все-таки позвони, — жалобно произнесла Сима, не понимая, чего вдруг ее сегодня так растащило. Какая-то особая чувствительность в ней прорезалась. Больше того, она даже испугалась, что кто-нибудь и в самом деле потребует от нее ответа. За что? За легкомысленное отношение к жизни.

Сима привычно переоделась в домашнее платье и стала к плите. Как ни крути, а готовить надо. Скоро заявятся ее детишки и запросят еды. Какое им дело до ее метаний и сердечных мук? «Мать, дай пожрать!»

Она невесело рассмеялась.

Глава 16

Директор завел обычай: на праздники все инженерно-техническое руководство завода должно было выходить на дежурство. Как в советские времена.

— У нас дорогие станки, — говорил он. — Налаженные, между прочим, так, что теперь мы смогли позволить себе провести сокращение численности рабочих. Низко кланяюсь Ивану Матвеевичу. Обещаю ему нехилую премию, как говорит мой сын. За что? За экономию…

«Правильно кланяешься», — отчего-то со злостью подумала Серафима, а вслух сказала:

— А зачем мы тогда деньги охране платим? На сигнализацию завод поставили.

— Береженого Бог бережет, — важно ответил директор и подмигнул ей. — Между прочим, Серафима Евгеньевна, я тоже буду дежурить. В любое время, которое останется. А вам — право первой выбрать один из трех дней. Любые двенадцать часов. Ни у кого особых пожеланий нет? Ну, может, кто на свадьбу идет или сам юбилей празднует. Очень удачно, между прочим: нас как раз шестеро, по два человека на день.

— Вы забыли еще одну ночь, сегодняшнюю, — напомнила Сима.

— Не забыл. На сегодняшнюю я договорился с начальником охраны: он поставит двоих охранников с условием, чтобы уже завтра с утра пришел кто-то из наших инженеров.

— Мне тоже все равно, — подал голос главный инженер.

— Давайте, я приду завтра с утра, — решила Сима. — Как говорится, раньше сядешь, раньше выйдешь.

Директор неодобрительно крякнул:

— Шутки у вас!

— А я приму у вас смену в двадцать часов, — предложил главный.

— Я с утра послезавтра, — подал голос мастер цеха.

И так быстренько они распределили время дежурств.

— Отгулы-то будут?

— По два на нос, — царственным жестом взмахнул директор.

— Щедрости вашей нет предела, — буркнул главный механик. Он же инженер по технике безопасности.

Странную аксиому вывела для себя Серафима. Большинство людей вовсе не работяги, как считается, а лентяи. Трудоголиков на свете, может, процентов пять. Остальные не хотят лишний раз шевелиться.

Может, и правда, что человечество родом из рая, где ничего делать не надо? Все растет на деревьях и чуть ли не само падает в рот. Ходи, гуляй, грейся на солнышке. Есть захочешь, наклони ветку и съешь. Даже сексом не надо было заниматься. Вот с той поры есть мужчины и женщины, которые занимаются этим неохотно, потому что — труд!

В большинстве случаев человека заставляют трудиться. Обстоятельства или другие люди. Даже трудоголики — те самые пять процентов — и то не абсолютные трудяги. То есть они могут пропадать на работе, сгорать, что называется, но в то же время ленятся делать, например, зарядку, или отказываются помочь жене по дому, не говоря уже о том, чтобы заняться воспитанием детей… Тогда что же получается? Абсолютных трудяг вообще нет? Или процент ошибки имеется — что-нибудь около ноль целых, ноль-ноль-ноль один.

Если бы ее саму спросили, к какой категории она себя относит, не сомневаясь, ответила бы: конечно, к лентяям. То есть до конца она ничему не отдавалась. Работе давала своей энергии столько, сколько считала нужным. Ведь в какое-то время она могла бы вступить в борьбу с добреньким Вадимом Николаевичем, с рабочими, которые делали все для того, чтобы не соблюдать производственную дисциплину. Может, поэтому она так злится и раздражается от одного вида главного инженера, что он сделал то, что должна была делать Серафима?

Он не побоялся конфликта с директором и не хотел быть добреньким с рабочими, и, между прочим, к нему они как раз и относятся с куда большим уважением, чем к ней. К Серафиме они, скорее, снисходительны: что поделаешь, слаба. Не может прикручивать гайки, а как без этого на производстве?

Не позволяй душе лениться… Интересно, тот, кто сказал эти строки, трудился день и ночь? В смысле его душа? Вот еще один пример лени. Не объясняя чего-то — труд! — просто взять и навесить на вещь или явление ярлык.

О, да этот вопрос практически бесконечен. Нет ему ни конца, ни края. И если задуматься, то уходы Серафимы от своих мужей тоже из-за лени. Ну, первого мужа переделывать было напрасным трудом, это она прекрасно понимала, хоть и была всего восемнадцатилетней дурочкой. А вот второго мужа могла бы и перевоспитать. Пусть говорили, что это невозможно, но хотя бы попробовала. Сима, кстати, и поверила в это утверждение: перевоспитать взрослого мужчину невозможно, потому что так легче. И не захотела это утверждение проверить. А еще ее гордость поднялась на дыбы. Как так? Сима родила ему сына! Кроме которого у него нет больше детей. Другой бы гордился, а этот… Каждые выходные мчался к мамочке. Причем не старой, не больной, здоровой деревенской тетке, которая пахала свои пятнадцать соток, будто трактор, а сыночек даже не попытался заработать деньги, например, на квартиру — ведь тогда молодая семья жила с родителями Симы, а ее мама тоже имела не самый легкий характер. То есть и работоспособность второго мужа тоже избирательного характера. Он же не делал особых усилий, чтобы, например, сохранить свою семью или объяснить жене, что… Короче, ну хоть что-нибудь объяснить!

В последние дни Серафима все чаще вспоминала свое прошлое, словно будущего у нее уже не могло быть, и все из-за этого несчастного Ивана Матвеевича! То есть он совсем не несчастный, но он ее уже достал: своими требованиями, и тем, что лез в каждую дырку, и что учил ее, как руководить производством, хотя она и сама стояла ничуть не ниже на иерархической производственной лестнице.

Сейчас Сима сидела в своей каморке при одном из цехов и пыталась читать детектив, который взяла с собой на дежурство. Глаза безуспешно скользили по строчкам, и в голову ничего не лезло. Это главный поселил в Серафиме сомнения в собственной значимости и самодостаточности. Она теперь все время оценивала свои поступки и, поскольку всегда старалась быть честной с собой, далеко не всем им находила оправдание.

Наверное, потому, что она слишком углубилась в свои мысли, она не сразу услышала посторонний звук. Звуки. Идея дежурства в выходные дни — вместе с праздником известной революции, столкнувшей Россию с отведенного судьбой пути, — пусть и три нерабочих дня, казалась ей донельзя глупой.

Охранник был на своем рабочем месте. Всего полчаса назад Серафима ходила, чтобы позаимствовать у него немного сахара, поскольку в ее кабинетике он закончился. Остался лишь чай в одноразовых пакетиках. В обед она собиралась сходить в кафе — напротив через дорогу — и пообедать, а до обеда можно было еще не раз попить чаю, от нечего делать.

Сахара ей дали. Немного она потрепалась с Аркадием Григорьевичем, пенсионером-отставником, который пошел на работу, чтобы содержать молодую жену и недавно родившуюся дочь.

Ходить на работу ему нравилось, хотя чего хорошего, сиди в своей будочке двадцать четыре часа и не имей возможности чем-нибудь толковым заняться.

— Я здесь отдыхаю, доверчиво признавался охранник. — Дочь у нас все время капризничает, жена с ней устает, вот я и стараюсь помогать по мере сил. Зато потом так сам валюсь с ног…

«Сил-то остается все меньше», — мысленно договорила за него Сима, хотя Аркадий Григорьевич выглядел еще очень браво, потому, наверное, ровесницы казались ему дряхлыми старухами, а молодая женщина что сделала первым делом? Родила!

Собственно, для первородящей женщины она была не слишком молода — чуть моложе Серафимы, но поторопилась, пока замужем и муж жив — родить ребенка. Между тем охранник обмолвился, что ему самому детей бы и так хватило. Вон они уже взрослые, все трое. От двух браков. А у молодой жены свои планы. Ей мало, что она просто молодая, она хотела своему мужу подарить ребенка. Подарок, которого, оказывается, он не слишком и хотел.

Вот Сима разошлась! Ее теперь хлебом не корми, дай только порассуждать. Словно судьба подбрасывает ей темы — а ну-ка, что ты скажешь вот на эту ситуацию? — и мадам Назарова тут же бросается себе объяснять, что к чему. Какое ей дело до жены охранника? Как и до него самого!

Итак, охранник был на месте, в своей будке на проходной, тогда откуда в цеху появился посторонний звук? Не зная почему, она не стала объявляться сразу, не бросилась тут же выяснять, в чем дело, а осторожно выглянула из приоткрытой двери — та, к счастью, не скрипела. В цеху работают такие умельцы, что не допустили бы подобного непорядка. Потому Сима могла, присев за токарный станок, взглянуть на постороннего в цеху. Оказалось, не совсем постороннего и посторонних, потому что их было двое. Рабочих, которые зачем-то возились со станком, так любовно налаженным главным инженером. С помощью японских наладчиков, конечно.

И она не нашла ничего лучшего, как на цыпочках выйти и коридор, отойти подальше и позвонить домой Ивану Матвеевичу, мысленно умоляя его быть дома. Собственно, у нее был и номер его мобильного телефона, но он остался в записной книжке, в ее сумочке, там, в кабинете.

К счастью, главный оказался дома. Пребывал в отличном настроении. И кажется, не один, потому что в отдалении что-то бубнил женский голос.

— Иван Матвеевич, — от волнения хрипло проговорила она, — у нас в цеху появились Петренко и Якушев — что-то делают с тем, японским станком. Не знаю, как они прошли мимо охраны. Я звоню вам на всякий случай, вдруг не смогу их остановить, если они задумали что-то…

— Я сейчас приеду, — коротко бросил он, не дослушав, — а вы постарайтесь им на глаза не показываться, но если они почему-либо соберутся удрать, попробуйте их задержать.

Он отключился, а Сима с усмешкой подумала: ничего себе, попробовать задержать! С одной стороны, вроде позаботился о ней — не показывайтесь на глаза, а с другой — попробуйте задержать. А еще во всех книгах только и прославляется хваленая мужская логика.

Сима так же на цыпочках вернулась в цех и присела за станком, тяжелым, сплошь металлическим, как делали в прежние советские времена. Его изготовили, наверное, в начале советской власти, и ей было непонятно, почему директор от станка не избавляется. Даже странно, что его не вывезли, когда прежний завод измерительных приборов растаскивался направо и налево.

Помнится, когда Сима искала себе работу, а директор только выкупал эти два цеха в свою собственность, при ней последняя машина вывозила огромную металлическую ванну, в которой, кажется, в особом растворе замачивали электродвигатели из цеха намотки.

А как рвали на куски громадный компрессор, вывезенный во двор завода одним из арендаторов! Словно прожорливые акулы умирающего кита.

Она проходила мимо, пряча глаза. Кстати, а почему она вечно проходит, пряча глаза? Мимо всякого безобразия. Но тут же Сима напомнила себе, что она всего лишь слабая женщина, а у нее на иждивении трое детей, двое из которых несовершеннолетние… Вот порой как легко найти оправдание любому бездействию!

Вот и главному она позвонила, чтобы иметь возможность самой не вмешиваться, а просто сидеть в засаде. Долго на корточках не посидишь, и она пристроилась на небольшом выступе станины, похваливая себя за то, что не надела на дежурство светлые джинсы. Сейчас бы вся изгваздалась.

Со своего места ей был виден кусочек окна и безоблачного синего неба. Только на юге в начале ноября может стоять такая ясная солнечная погода с температурой плюс восемнадцать градусов.

Раньше люди в этот день ходили на демонстрацию, пели песни, веселились, а теперь лазают на предприятие, на котором работают, чтобы украсть… Интересно, что можно украсть на станке? Программный чип? Но он совершенно бесполезен для любого другого станка.

Главный приехал быстро. Ей даже показалось, что она слышит визг покрышек его машины, когда он резко затормозил во дворе. Но этого не могло быть, потому что окна цеха выходили совсем на другую глухую улицу. Разве что все чувства ее обострились настолько, чтобы слышать несуществующий визг. Он мог подъехать тихо. Да и ждать бы пришлось, пока охрана на воротах откроет их перед ним.

Кажется, главный инженер надел мягкие тапочки или кроссовки, потому что она услышала его осторожные шаги и так же тихо почти выползла в коридор, чтобы обсудить предварительный план действий.

— Будем вызывать милицию? — шепотом спросила Сима.

— Думаю, сначала нужно разобраться, в чем дело, — так же тихо ответил он.