— А при том, что живут они недолго и потому им некогда философствовать. Тем более что нечем. Главное — да, друг друга заметить и спариться… Теперь мимо тебя, я думаю, мужчины равнодушно не проходят, даже при том, что пока ты — всего лишь полуфабрикат.

— Прекрасно. Теперь ты еще и уверяешь, что у меня ума столько же, сколько у бабочки с ее булавочной головкой!

«Да-а, — подумала Сима. — Кажется, мое участие в судьбе Веры становится похожим на работу режиссера в драмкружке психбольницы! Куда я полезла, а? Надо было и ее к бабушке Серафиме отослать. Но теперь, наверное, уже поздно отрабатывать задний ход?» А вслух она поинтересовалась тем же тоном:

— Анекдот выучила?

— Выучила! — передразнила Вера. — Можно подумать, это стихотворение. Что там учить, одну-две фразы скажешь, и все ржут.

— Так да или нет?

— Ну, слушай! Молодой женщине говорят: «Ты такая милая, такая хорошая, только шепни, и мы исполним любое твое желание!» А она отвечает: «Вообще-то с утра мне хотелось повеситься!»

Серафима прыснула, но взяла себя в руки. Разве так рассказывают анекдоты, с такой вот постной миной?! Но с другой стороны, потому и смешно, что от такого выражения лица ничего смешного не ждешь. Пусть ее рассказывает с любым лицом, главное, что она не безнадежна, как выясняется.

— А ты раньше кому-нибудь рассказывала анекдоты?

— Нет. Я вообще считаю, что рассказывать анекдоты глупо. Значит, у тебя самой никаких интересных мыслей нет, вот ты и заимствуешь у других… И что ты вообще привязалась с этими анекдотами?

— Скоро, кажется, я и сама начну их сочинять. Хочешь, первый? Фея взмахнула волшебной палочкой, и тыква превратилась… в кусок дерьма!

— Серафима! Чего это ты вдруг?

Вера почувствовала, что подруга злится, и сразу отошла на прежние позиции просителя. В самом деле, Сима обязана, что ли, будучи на больничном, подвергать стрессам свою нервную систему?

— Адрес у тебя какой-то странный, — заговорила о другом Вера, — улица Иркутской дивизии… Вот у меня: улица Гимназическая. Просто и со вкусом.

— Улица Тридцатой Иркутской дивизии, — уточнила Сима. — А ты собралась мне письмо написать? Значит, нет? А я-то размечталась!.. Может, расскажешь, почему ты ко мне такая взъерошенная явилась?

— Да потому, что меня стали мужчины задевать!

— В смысле — их личности?

— Нет, в смысле приставания. Один даже пропел: где взяла такие ножки?

— И тебя это раздражает?

— Раздражает! Неужели они такие животные? Ноги-ноги-ноги! Можно подумать, у меня нет глаз, волос, талии, наконец, — какие там еще комплименты говорят женщинам?

Серафима фыркнула:

— Помню, в отрочестве я такую песню слышала: «Не заменит внешность губ неярких нежность, маленького сердца — большую доброту…»

— Почему ты надо мной все время смеешься, а, Назарова? Как будто я дебилка, а ты — интеллектуалка.

— Ну а если бы было наоборот, разве ты бы ко мне с такой просьбой пришла?

Некоторое время они сверлили друг друга взглядами, а потом Сима первой отвела глаза. Она чувствовала себя виноватой. И в самом деле, чего это она с ног начала? Так все дело можно испортить.

— Я думала, ты мне поможешь! — выкрикнула Вера.

— А я что делаю?

— Ты… Черт знает, что ты делаешь!

— Если ты ссылалась на пьесу Бернарда Шоу, могу напомнить: Генри Хиггинс первым делом учил Элизу Дулитл правильно говорить, я этого делать не стала, у тебя и без моего участия так хорошо подвешен язык, что ты все время с его помощью нападаешь на свою бедную учительницу.

— Бедная, как же!

— Итак, возможно, ты и сама не заметила, как сказала комплимент моему недавно разработанному методу превращения незаметных дурнушек… нет, нельзя сказать, что ты дурнушка, но то, что незаметная, однозначно. Так вот, это значит, что я пошла по верному пути, только не стала вначале промывать тебе мозги, и это было ошибкой.

— Ты говоришь так, будто я неодушевленная марионетка…

— Ладно, кончай ерунду пороть, Корецкая! У тебя было время сделать все это самой — целых тридцать пять лет, и как ты ими распорядилась?

— У меня было два романа с мужчинами, — гордо сказала Вера.

Серафима так и покатилась со смеху. Правда, смеялась недолго, заметив, как исказилось лицо подруги.

— Прости, я жестокая дура, — сказала она, касаясь плеча насупившейся Веры. — Но если ты по-прежнему будешь мне доверять, у тебя в активе будет не два романа, а целых двадцать два!

— Разве дело в количестве?

— Конечно же, нет, — ответила Сима, задумавшись, и попросила: — Подойди ко мне поближе, я прикину, что делать с твоими волосами.

Волосы оказались густые, но при этом какие-то невидные, пепельно-русые, и будто неживые.

Почему в самом деле Сима никогда особенно не приглядывалась к внешности Веры? Не до того было? Сама она жила постоянно на высоких скоростях, с работы мчалась домой, по-быстрому забрасывала еду в голодные рты своих детей и мужей, вихрем пролетала по дому с мокрой тряпкой в руках. Это если прекрасные детишки не выполняли ее заданий по уборке дома. Телевизор смотреть она не любила, отметив как-то, что таким образом время проходит еще быстрее, чем хотелось бы. Разве что совсем уж в плохую погоду. А в хорошую — устраивала выходы в город. И они обязательно что-нибудь покупали. Если был «денежный» период, то не слишком экономя, а если «экономный», то какую-нибудь мелочь вроде леденцов, семечек или сладкой ваты, хотя Сима была уверена, что детям сладкое вовсе не полезно, как, очевидно, считали государство и кондитерская промышленность.

В крайнем случае она просто ходила с мужем гулять по округе. Володька с некоторых пор тоже полюбил эти вечерние гулянья. У них уже имелись свои любимые лавочки, на которых Володька ее обнимал и целовал, как в юности.

Но это она отвлеклась.

Серафима к внешности Веры как-то сразу привыкла. Подружилась с ней, такой обыденной и невзрачной, скорее поневоле, — обе работали на одном заводе и вместе ходили на обед в столовую, — лишь заметив про себя, что женщина могла бы и косметикой пользоваться…

Ухватив обрывок недодуманной мысли, Сима опять к ней вернулась. Итак, почему внешний вид подруги до сих пор ее почти не интересовал?

Она просто здраво рассудила: раз Вера ничего с собой не делает, значит, такой она себе нравится. Тогда чего лезть с советами к тому, кто в них не нуждается?

Подруга не пользуется косметикой? Может, у нее аллергия? Не красит волосы — хочет выглядеть естественно? Ну и так далее.

Познакомились они сравнительно недавно. У Симы были подруги старые, то есть не по возрасту, конечно, а те, с кем она долго дружила. С кем-то она училась на одном курсе в вузе, с кем-то вместе работала — например, мастером на участке перемотки двигателей. Тогда она только окончила Политехнический университет. Потом с теми, с кем работала в супермаркете или в развлекательном центре…

Серафима долго работала не по специальности, а кем придется. По-настоящему диплом инженера-механика понадобился ей четыре года назад. И эта последняя работа ей по-настоящему нравилась.

Нравился коллектив, который возглавлял молодой директор, он же хозяин предприятия — выкупил разваливающийся на части, разворованный временщиками завод измерительных приборов. Приобрел самые передовые и «умные» станки, насобирал квалифицированных мастеров со всего города. Ничего не поделаешь, с некоторых пор специалисты-металлообработчики были в большом дефиците.

В свое время их особенно не ценили. До тех пор, пока не пришлось возить сложные детали на обработку за рубеж. По самым смелым прикидкам это стоило раз в десять дороже, чем на нынешнем заводе, который после оснастки не мог бы изготовить разве что атомную бомбу. И то лишь по причине отсутствия в городе урана…

Вера работала заместителем главного бухгалтера и считалась классным специалистом. Сначала они не слишком общались. На заводе существовало две касты: бухгалтерская, самая малочисленная, и механическая. А потом директор завода предложил Серафиме стать его заместителем, и она перешла в другую не касту, прослойку. Она относилась уже к администрации завода.

Самому директору, Вадиму Николаевичу, приходилось частенько бывать в отъезде, и он мог со спокойной совестью оставлять завод на Симу.

— Серафима Евгеньевна, — говорил он ей вчера по телефону, — имейте в виду, что через две недели мне нужно уезжать в Японию.

— Вообще-то доктор говорил, что кость срастется через месяц, — заметила она, прикидывая, что со дня перелома прошла всего неделя.

— Так это у обычных людей. Тех, кто любит поваляться в постели. А тебе, — он машинально перешел на ты, — это еще не надоело?

— Надоело, — призналась Сима, — уже к перевоспитанию одной неподдающейся личности приступила, чтобы занять себя хоть чем-то. Правда, успехи пока так себе.

— Интересно… — протянул директор, и по тону его Сима услышала, что он улыбается. — Признаться, я по вас соскучился. Когда человека видишь каждый день, так привыкаешь к этому, что и не замечаешь, как он тебе необходим, а когда его рядом нет…

— Что такое, Вадим Николаевич, — кокетливо спросила Серафима, — уж не в любви ли мне вы признаетесь?

— В любви, а как же иначе! — рассмеялся тот. — Побыстрее выздоравливайте, а то вокруг меня, оказывается, одни мужики. Вон и главного инженера нового взял. Прожужжал ему все уши, какой у меня замечательный помощник. Он уже смеется, что там за легендарная личность такая.

— Женат? — привычно пошутила Сима. То есть это было у нее началом шутки, а дальше можно было сказать: ну ничего, разведем!

— Представьте себе, нет. Наши женщины, по-моему, уже охоту за ним устроили… А впрочем, сами увидите.

— Говорите, хороший специалист?

— Прекрасный! — Чувствовалось, что директор говорит от души. — Кажется, сбывается моя давнишняя мечта: я теперь смогу быть только администратором, а вы в паре с новым главным и будете управлять заводом. Мне повезло, я откопал двух первоклассных специалистов в нашем, таком небольшом городе.

— У нас жителей почти миллион, — напомнила Сима, очень ревностно относящаяся к оценкам родного города.

— Что такое миллион с нашими-то масштабами! — рассмеялся директор и посетовал: — Простите, Серафима Евгеньевна, вынужден бежать. Дела. А вы там не залеживайтесь.

— Как только доктор разрешит, так и прискачу, — пообещала Сима.


— Директора на заводе нет? — поинтересовалась Сима.

— Почему нет? Есть, — пожала плечами Вера.

— Тогда ты отпросилась?

— Нет, я пошла в банк, но сделала свои дела быстрее, чем нужно, вот у меня и образовался лишние час-полтора.

— Я рада, что ты это время решила потратить на меня.

— На себя, — поправила ее Вера. — Решила выяснить с тобой отношения.

— А ты не забыла мое условие? Не нравится — тебя никто и не держит.

— Не забыла, госпожа сатрап! Но мне все-таки хочется отвоевать право самой решать…

— Не дам я тебе такого права! — перебила ее Сима. — Если ты им прежде не воспользовалась, то теперь из-под моей руки ты будешь это самое право выгрызать, не помогая мне, а только мешая. Если ты пришла ко мне за помощью, так и принимай ее в полном объеме, а если не веришь мне, то у нас с тобой ничего и не получится!

Вера отчетливо застонала.

— А как же ты думала? — не смягчилась Сима. — Ломать старое и строить новое всегда трудно.

Нет, как сказала, а? Как будто на митинге. Революционерка Сима.

Глава 7

Интересно, а Вера на нового главного инженера среагировала или нет?

Это первым делом Серафима и стала выяснять, как только подруга появилась, легкая на помине.

— Что ж ты мне не рассказываешь, что в нашей администрации прибавление?

— Ты имеешь в виду главного инженера? Мужик как мужик, — пожала плечами Вера.

— Так ведь не женат! — упрекнула ее Сима; странная женщина, могла бы поинтересоваться, что за человек. Вряд ли он старый. А Вера, если она хочет выйти замуж, могла бы держать руку на пульсе, по крайней мере обращать внимание на неженатых мужчин.

Правда, как-то Вера высказывала мнение, что если она в двадцать пять лет не вышла замуж, то уж в тридцать пять ее шансы на брак уменьшились не меньше чем наполовину.

Так если не шевелиться, то в твоей жизни вообще ничего происходить не будет.

— По-моему, он слишком молод.

— Что значит, по-твоему? Не могла поинтересоваться его возрастом?

— У кого, у Раисы? — Вера имела в виду начальника отдела кадров. — Ты же знаешь, мы с ней не в ладах. И потом, я не люблю молодых. Мне нравятся мужчины постарше.