— Сент-Саймон сказал нам, что ваша мать была англичанкой, — заметил бригадир, пригубливая вино.

— Да, — согласилась Тэмсин. Она прикоснулась пальцами к медальону, что висел у нее на шее. — Это принадлежало моей матери, а до нее, кажется, ее матери.

— Но как ваша мать оказалась в Испании? — поинтересовался Карсон.

— Она ехала навестить каких-то друзей семьи… кажется, посла в Мадриде. В какой-то точке путешествия она попала в руки отца. — Тэмсин улыбнулась и взяла еще одно пирожное из корзиночки, стоявшей возле нее. — И не захотела его покинуть… до самой смерти.

Облачко грусти, затуманившее ее лицо, исчезло так быстро, что один только Джулиан успел его заметить. Но хотя она продолжала улыбаться, глаза оставались суровыми… Будто она задернула шторы, оставив там, внутри, самое потаенное, подумал он. Будто что-то очень глубинное и ценное оказалось вдруг в опасной близости к поверхности.

Беседа носила общий характер до тех пор, пока не убрали столовые приборы и не появился графин с портвейном. Стулья отодвинули от стола, зажгли сигары, графин начал путешествовать, переходя из рук в руки, и никому не приходило в голову, что присутствие Фиалки здесь неуместно… И меньше всех, думал Джулиан, эта мысль приходила в голову самой разбойнице. Пока Джулиан подбирал подходящие для данной ситуации эпитеты, разглядывая Виолетту из-под тяжелых век, она открыто флиртовала и шутила с Веллингтоном.

Когда она приняла из рук Веллингтона очищенную виноградину, Джулиан решил, что с него хватит. Его ждали солдаты в траншеях, ждали дела. Он поднялся, отодвинув стул.

— Извините меня, джентльмены, но пора расставлять пикеты. Я должен вернуться к своей бригаде.

— Люди в скверном настроении, — заметил полковник Уэбстер, внезапно помрачнев. — Они поносят испанцев, сдавших Бадахос французам без боя, и клянут этих чертовых французов за то, что они продолжают упорствовать, хотя знают, что Бадахоса им не удержать.

— Помяните мое слово, когда мы войдем в город, вот тогда-то и начнется черт знает что, — добавил бригадир Корнуоллис пророческим тоном, снова наполняя стакан портвейном.

— Да, удержать их в узде будет нелегким делом, — согласился Сент-Саймон. — Итак, доброй ночи, джентльмены.

Он бросил взгляд на Тэмсин и был поражен тем, как она внезапно побледнела, каким серьезным стало ее лицо. И снова, как ему показалось, мелькнуло в ней что-то потаенное, скрытое от посторонних глаз.

— Прощай, Виолетта, — сказал он осторожно. — Надеюсь, твои дела здесь закончатся успешно.

Тэмсин мгновенно вернулась к настоящему. Полковник говорил с ней так, будто они виделись в последний раз.

— Надеюсь, что так, милорд полковник. Но мы еще увидимся утром.

— Боюсь, что нет, — сказал он. — Мои дела не позволят мне вернуться в Эльвас.

Он поклонился командующему и, оставив уютную, освещенную светом камина комнату, вышел, чтобы вернуться в промозглый холод лагерной палатки, к вою снарядов и грохоту мортир. Но Сент-Саймон надеялся, что впервые с того момента, как он увидел Виолетту, будет спать спокойно. Свою роль в ее жизни он сыграл.

Тэмсин смотрела на закрывшуюся за ним дверь со странным выражением лица — брови ее были как бы в сомнении подняты. Дела будут удерживать его вдали от Эльваса? Ему предстоит убедиться в своей ошибке. Для полковника лорда Джулиана Сент-Саймона найдется работа и в штаб-квартире.

— Итак, Тэмсин, не перейти ли нам к делу? — внезапно изменившимся голосом сказал Веллингтон. Теперь он был сама решительность, благодушие щедрого хозяина исчезло, уступив место властности главнокомандующего. — Вы обладаете информацией, которую готовы нам продать. Какова же ваша цена?

Тэмсин покачала головой, и тон ее стал таким же колючим.

— Сначала изложите мне конкретно, сэр, что вы собираетесь купить.

Веллингтон перечислил все, что его интересовало: кодовые имена и пароли всех партизанских отрядов в этом районе, их расположение и состав — чтобы он сам мог вступать с ними в контакт, не дожидаясь, пока они изъявят желание связаться с ним, детальная карта горных перевалов, известных только партизанам, вооружение партизан, а также список того, чего у них нет и что армии полуострова могли бы им поставить.

Тэмсин слушала внимательно, потом сказала:

— Да это целый список покупок, сэр! Конечно, мне требуется время обдумать его хотя бы до утра.

— Естественно, но я надеюсь, что вы не будете думать слишком долго.

— Хочу предупредить сразу: не стану продавать вам что-либо, способное поставить под угрозу целостность партизанского движения.

— О? — Веллингтон нахмурился. — Я и не предполагал, Виолетта, что вы так щепетильны в делах. В глазах ее вспыхнули молнии.

— Я не предаю своих друзей, сэр.

— Нет, конечно, нет, — сказал он примирительно. — Но вы же понимаете разницу между тем, как употребим такую информацию мы и как — французы. Мы бы использовали ее на благо ваших друзей, а не во вред им.

— Возможно, вы правы, сэр, но мои друзья ревностно относятся к независимости и не от всех готовы принять помощь. — Тэмсин встала, скрипнув стулом по деревянному полу.

— Благодарю за гостеприимство. Завтра утром я буду в вашем распоряжении.

Мужчины поднялись с мест, когда она выходила из комнаты, а Веллингтон поспешил вслед за ней, чтобы сказать лейтенанту:

— Сандерсон, позаботьтесь, чтобы нашу гостью в целости и сохранности проводили до ее жилища.

— В этом нет необходимости, — заметила Тэмсин. — Разумеется, ваши солдаты не обидят меня.

Это замечание вызвало краску смущения на лице командующего. Он не видел причины для подобной «шпильки», но почувствовал потребность оправдаться.

— Думаю, что не обидят, — сказал он принужденно. — И все-таки примите эскорт. Тэмсин склонила голову.

— Если вы так настаиваете, сэр. Доброй ночи. — И она начала спускаться по лестнице, за ней следовал лейтенант. Хмурый Веллингтон смотрел ей вслед. «Странная девушка, — думал он. — И недооценивать такую не стоит».

Освещаемый лишь холодным светом звезд, Джулиан шагал между палатками, в которых разместилась его бригада. Две группы солдат трудились в траншеях, остальные сменились с постов и, сидя вокруг костров, тихо разговаривали, дым от их трубок поднимался голубыми облачками, и звенели, стукаясь друг о друга, большие кружки.

Полковник останавливался поболтать, приветствовал сидящих, всех называл по именам, где шуткой, где острым словом стараясь поднять настроение. Надеялись ли они на успех штурма города? Хотели ли его? Горели ли жаждой мести?

— Мы все будем рады, сэр, когда покончим с этим, — сказал кряжистый солдат, флегматично попыхивая трубкой и пытаясь зашить дыру в подошве сапога.

— Прошу прощения, сэр, но это — дьявольское занятие.

— Но если старина Хуки говорит, что мы должны этим заниматься, то займемся, — отозвался его приятель, всем своим видом выказывая покорность судьбе.

Джулиан улыбнулся и пошел дальше. Он знал, что в бригаде ему придумали несколько прозвищ — в основном происхождение их относилось к его крупному крючковатому носу[8]. И было правдой, что за ним они были готовы последовать хоть в ад.

Сент-Саймон бросил взгляд в сторону Бадахоса — город словно распластался по равнине. В трех местах в его стенах зияли бреши. Штурм был намечен на завтрашнюю ночь, но, когда наступали паузы в обстреле, французы старательно заделывали эти отверстия. Взятие Бадахоса обещало быть кровавым: город должен был жестоко расплатиться за свое упрямство.

— Сержанту Горману пришлось расхлебывать кашу с эполетами Корнише, которую заварила ваша Виолетта, — сказал кто-то из темноты у самого его плеча. — По-моему, Фиалка — большая проказница.

— Можно сформулировать и так, Френк, — ответил Джулиан, поворачиваясь к своему адъютанту, молодому капитану. — Но я бы назвал это иным словом.

— Чудной народ эти партизаны, — заметил капитан Френк Фробишер. — Считают нас большими врагами, чем самих врагов.

— Ну, слава Богу, мои дела с Фиалкой закончены, — подытожил Джулиан. — Пусть попробует свои фокусы на лорде, и посмотрим, куда это ее заведет.

Он повернулся и зашагал обратно, к своей палатке.

— Хотите рюмочку перед сном? У меня там был сносный коньяк. Если, конечно, Тим О'Коннор не совершил на него набег в мое отсутствие.

Френк рассмеялся:

— Сомневаюсь, чтобы даже Тиму, с его умением заговаривать зубы, удалось проскользнуть мимо Доббина. Этот парень — сущий цербер, когда речь заходит об охране вашего имущества.

Они нырнули в палатку полковника, где его слуга подрезал фитиль масляной лампы. Котелок с водой уже закипал на огне жаровни с древесным углем.

— Вы, конечно, будете пить чай, полковник? — больше для проформы поинтересовался Доббин, зная неизменный ежевечерний распорядок Сент-Саймона в лагере.

— Позже… Капитан Фробишер выпьет коньяку. Джулиан поставил походный складной стул для гостя, отвернулся, порылся в деревянном ящике, вскоре извлек на свет большую квадратную бутыль прекрасного коньяка.

— Есть у нас стаканы, Доббин?

— Да, сэр, — слуга поставил стаканы.

— Не коньяком ли это пахнет? — раздался веселый голос, и в палатку заглянуло румяное лицо.

— Я так и подумал, что вы вернулись, Джулиан. Благоухание этого райского напитка слышно даже на улице.

Тим О'Коннор с трудом втиснулся внутрь, отчего палатка сразу показалась тесной. Его внушительная фигура заняла немало места. Тим придвинул к себе второй складной стул и сел, лицо его просияло.

— Так расскажите нам об этой знаменитой бандитке. Заслуживает она внимания?

— Не в моем вкусе, — ответил Джулиан вяло и тотчас переменил тему. — Наша бригада во время завтрашнего штурма должна сосредоточить свое внимание на бастионе Сан-Винченте. Есть какие-нибудь соображения по поводу тактики?

О'Коннор и Фробишер немедленно переключили внимание на дела бригады и предстоящий штурм Бадахоса, и Виолетта была забыта. Но нежелание Сент-Саймона говорить о своих совместных с разбойницей приключениях или хоть в самой малой степени удовлетворить любопытство друзей, коснувшихся этой темы, не прошло незамеченным.

Друзья ушли. Джулиан лежал на своей походной кровати, попивал мелкими глотками чай и думал о готовящемся штурме, о своей вероятной гибели, обо всех неизбежных смертях. Завтра он снова потеряет друзей. За четыре года войны на полуострове он потерял их немало, но к этому трудно было привыкнуть. И Виолетта, похоже, тоже видела немало. Он замечал, как ее фиалковые глаза иногда подергивались серой пеленой воспоминаний, а на дне их, в самой глубине, таилась тьма. «Да, весьма противоречивое создание, — думал Джулиан. — Яркая, чувственная, а внутри?.. Что за омут темных страстей?..»

И тут он вспомнил, что больше не должен думать о Фиалке. Забыть ее страсть, озорство, насмешки, мелькнувшее облачко грусти… ее руки… глаза… С этим покончено. Этого не будет больше никогда.

Глава 7

На следующее утро в домике сеньоры Браганца появился лейтенант Сандерсон. Тэмсин сидела за завтраком на залитой солнцем кухне, в открытую дверь которой видны были овощи в огороде и пахучие травы. В самом конце его у нагретой солнцем кирпичной стены стояли в ряд ульи.

— Доброе утро, лейтенант. — Тэмсин приветливо улыбнулась и сделала приглашающий жест, указывая на стол, сама она держала в руке кусок хлеба, с которого стекал мед.

— Хотите кофе? Сеньора отлично его готовит.

— Нет, благодарю. Лорд прислал меня, чтобы проводить вас в штаб-квартиру, Адъютант главнокомандующего переминался с ноги на ногу, не зная, как дать понять беззаботно завтракавшей Фиалке, что в данной ситуации промедление неуместно. Веллингтон был в одном из самых скверных своих настроений и раздражен до крайности, вероятно, из-за скорого начала штурма Бадахоса и всех вытекающих отсюда сложностей и неприятностей.

— Как только я покончу с завтраком, целиком и полностью предоставлю себя в распоряжение герцога, — сказала Тэмсин спокойно, отламывая от большого каравая еще один ломоть и щедро намазывая его медом. — Вы вполне могли бы выпить чашку кофе, пока ждете.

Сандерсон сел. Если уж ему предстоит порка, то стоит хотя бы подкрепиться.

Тэмсин поощрила его одобрительным кивком, а сеньора немедленно предложила чашку ароматного кофе.

— Полковник Сент-Саймон сейчас в штаб-квартире?

— О нет, сеньорита, он со своей бригадой. Его подразделение будет сегодня ночью участвовать в штурме.

— А, так это будет сегодня вечером. — Тэмсин ощутила озноб. Сколько человек полягут к утру под стенами города? Будет ли одним из них Джулиан Сент-Саймон? В горле появился комок, избавиться от которого не помог бы и кофе.

Внезапно, к удивлению лейтенанта, она резким движением отодвинула стул. Сандерсон поднял на нее глаза, оторвавшись от чашки, и вздрогнул от неожиданности — лицо ее стало походить на маску, напрочь лишенное красок и живости.