Он вышел из боковой двери и зашагал через лужайки, стараясь держаться примятой травы, по которой прошли босые ноги Тэмсин, но нигде не увидел ее. Хотя, судя по следам, она только что побывала здесь, это было ясно заметно на мокрой траве. Его раздражение несколько ослабло от мягкого воздуха раннего утра, он увидел ковер из дождевых капель, сверкающих на солнце, вдохнул свежий аромат цветов, легким облаком летящий за ним, пока он шел к каменной стене.

Там он остановился и поглядел вниз, на бухту. В первое мгновение он не увидел Тэмсин, хотя знал, что она должна быть где-то здесь, если только не взобралась по утесам на другую сторону узкой долины. Наконец он различил блеск ее золотистых волос, мелькавших где-то на середине спуска к морю, сама же она была скрыта буйно цветущей наперстянкой и рододендроном — их пурпурные и лиловые цветы заслонили своей массой ее хрупкую фигурку.

Джулиан легко перепрыгнул через стену и направился вниз, следя за появляющейся и вновь исчезающей головкой.

— Тэмсин!

Она повернула голову и махнула ему рукой — лицо ее светилось, а фиалковые глаза соперничали цветом с охапкой бутонов, которые она держала в руках.

— Разве они не прекрасны? Никогда не видела ничего подобного — невероятное зрелище! — воскликнула она и будто поплыла к нему, по пояс погруженная в массу лиловых цветов.

— Судя по твоей одежде, мне кажется, ты решила расторгнуть наш договор, на котором еще недавно так настаивала, — сухо заявил он, когда она приблизилась, губы его были плотно сжаты.

Если Тэмсин и слышала эти скучные речи, она предпочла не реагировать. Вместо этого она зарылась носом в цветы, которые держала в руках.

— Как они называются? Никогда не видела ничего похожего. И они растут совсем дикие, сами по себе!

— Наперстянка, — ответил Джулиан.

— И солнце светит, и море сверкает. Это все так красиво. Я никогда бы не поверила, что Англия может быть такой, — продолжала Тэмсин, откинув назад голову, чтобы видеть солнечный свет, ее грациозная шея выступала из открытого ворота рубашки, а ресницы двумя густыми полумесяцами лежали на тронутых загаром щеках.

— Сесиль много раз рассказывала мне, какое лето в Корнуолле, но в последние несколько дней я решила, что разлука с родными местами, должно быть, плохо повлияла на ее память. Она рассмеялась счастливым звенящим смехом. Каждая клеточка ее существа источала такую глубокую, естественную, чувственную радость, что Джулиан был тронут, хотя и прилагал отчаянные усилия, чтобы воспротивиться этому чувству. Она была похожа на лютик, поднявший к солнцу свою золотую головку. Усилием воли он отбросил этот нелепый всплеск чувствительности и резко сказал:

— Ты хоть понимаешь, какие пересуды вызовет твой наряд? Назови хоть одну причину, почему я должен соблюдать условия этого дурацкого договора, если ты отказываешься следовать самым элементарным правилам приличия?

— О! — Ее ресницы затрепетали, а миндалевидные глаза посмотрели на него с выражением, которое его всегда озадачивало. — Я вовсе не настаиваю на этом наряде, милорд полковник.

Прежде чем он собрался ответить, она широко раскинула руки, обрушив на него охапки красных и пурпурных цветов, и бутоны наперстянки заструились вдоль его тела, падая на землю. Одним ловким движением она сбросила рубашку, оттолкнула бриджи и вот уже стояла обнаженной среди пурпурного моря цветов и улыбалась ему своей шаловливой, плутовской улыбкой:

— Так лучше, сэр?

— Боже милостивый, — пробормотал он, его всколыхнувшиеся чувства завертелись в каком-то круговороте, все резоны мгновенно оказались забытыми, сопротивление сломленным — реальность ускользала от него, как лодка, сорвавшаяся с причала и подхваченная приливом.

Она была дитя солнца, и моря, и морского бриза, и диких ароматов цветов. И ее руки уже оказались на его талии и ловко расстегивали пуговицы, а язык проскользнул между губами, и глаза не отрывались от него, когда она обнажила его живот и ее взгляд проследил тонкую полоску сбегающих вниз темных волос. Она подошла ближе и прижалась к нему животом, ощутив твердую и пульсирующую теплом плоть, потом подняла на него глаза и, рассмеявшись, потянулась и смахнула сломанный бархатистый цветок наперстянки с его груди.

— Лучше, милорд полковник?

Он не понимал, почему не может положить этому конец, почему не может оттолкнуть ее, натянуть бриджи, смирить свою восставшую плоть и уйти назад, в дом. Она нарушила правила, и он имел полное право отказаться от того, чтобы его жизнью продолжали распоряжаться.

Вместо этого он стоял, глядя на нее сверху вниз, потерявшись в глубинах ее глаз, отяжелевший от томления. Его руки поднялись и обхватили ее талию, и ее грудь вздрогнула, а соски отвердели и коснулись его груди.

Медленно она опустилась на пурпурное цветочное ложе. Ее ладони скользнули по его спине, она провела ими сверху вниз, а потом нагнулась. Она склонила голову так, чтобы рот ее мог коснуться его пылающего и томящегося тела, и он ощутил легкое покалывание ее зубов, а ее язык ласкал его долгими и нежными движениями, и это вызвало у него стон восторга и наслаждения. Его пальцы запутались в шелковистой шапочке ее волос, он смотрел вниз на ее склоненную голову, на ее шею и затылок, на острые очертания лопаток, на изгиб спины, и чувствовал, как уплывает все дальше и дальше из этого скучного мира, его правил, приличий и прочих глупых условностей…

Джулиан усилием воли оторвался от края бездны, судорожно вздохнул и опустился возле нее на колени, взял ее лицо в ладони, ощутил тепло и податливость ее рта. Он снова заставил ее возлечь на пурпурные волны, колыхавшиеся вокруг, и ее тело казалось ему золотисто-кремовым на фоне этого цветочного ложа. Она раскинулась среди лепестков, готовая позволить ему трепетное прикосновение, и с ее уст слетел крик восторга, а пальцы вцепились в золотисто-рыжие волосы, она в экстазе приподнялась, ощутив его горячее дыхание…

Улыбаясь, с глазами, затуманенными и расплавленными страстью, он вплотную придвинулся к ней, к ее телу, лаская языком ее груди, потом ямку на шее, слизывая капельки пота с кожи. Рот его снова оказался рядом с ее губами, а руки задвигались под ее телом, и он приподнял ее, чтобы облегчить свое стремительное проникновение в ее шелковистые недра. И по всей его коже, словно рябь по воде, расходились волны восторга.

Он слышал слабые, но восторженные вскрики, будто откуда-то издали, когда она приблизилась к пику наслаждения и его восхитительному затуханию, в котором ей было суждено забыться, потеряться и раствориться, и это наслаждение было бесстыдным и чистым. Сверхъестественным усилием воли он заставил себя вернуться к реальности как раз вовремя, чтобы успеть оторваться от ее тела в тот момент, когда уже начал было синхронно с ней ощущать это падение в не имеющее границ пространство вечного восторга.

Джулиан пришел в себя, ощутив жар солнца на своей обнаженной спине. Он все еще крепко прижимал к себе миниатюрное тело и со стоном перекатился через нее. А она оказалась лежащей рядом с ним, вытянувшись во всю длину, и голова ее покоилась в изгибе его плеча. Она чувствовала себя бесплотной и не имеющей формы, а его наполняла эйфория, какой он не испытывал никогда прежде. Никогда во время своих любовных приключений он не испытывал этих восхитительных чувств: насыщения, слияния и глубокого покоя.

Нежно он похлопал ее по маленькому округлому заду, и Тэмсин с видимым усилием подняла голову:

— Как это случилось и что это было?

Она мечтательно улыбнулась и поцеловала его в угол рта.

— Не знаю, — ответил он, поглаживая крутой изгиб ее спины. — Тебя не существует. Ты не настоящая. Тэмсин слабо усмехнулась:

— О, вы ошибаетесь, милорд полковник. Я настоящая. Я из крови и плоти до самых кончиков пальцев. — Она потянулась и села. — И чтобы доказать это вам, я собираюсь поплавать.

— Там чертовски холодно, — запротестовал он, — хотя, вероятно, не настолько, как в Гвадиане в марте месяце.

— Вот именно, — Она живо вскочила, забыв о недавней истоме. — Вы идете?

— Возможно, чуть позже.

Тэмсин убежала, а Джулиан остался лежать на спине и обдумывать случившееся. Он снова не устоял. И пока этот эльф-искуситель будет поблизости, он будет продолжать уступать — особенно если она не оставит привычку раздеваться догола в самых неподобающих местах, не предупреждая ни словом о своих намерениях. Может быть, следует относиться к радостям наслаждения как к справедливой и заслуженной компенсации за беспокойство? Она его использует в своих целях, стало быть, и он тоже может назначить цену за услуги. Тем более что такой вариант расплаты ее, похоже, вполне устраивал.

Джулиан встал и увидел Тэмсин, вбегающую в нежно плещущий на песчаной отмели прибой. Она не задержалась на песке, а просто вошла в воду, которая, как он знал, должна была быть ледяной, разрезая волны руками. Потом вынырнула, чтобы глотнуть воздуха, и поплыла, пересекая бухту и загребая сильными тонкими руками.

Казалось, в воде она чувствует себя столь же уверенно, как и в седле, но не стоило этому удивляться, зная, в каких условиях она выросла.

Джулиан зашагал к бухте и решительно вошел в воду, но тут же содрогнулся, как только холодная вода коснулась его ног. Он нырнул в ближайшую волну, и холодная как лед вода омыла его разгоряченное, покрытое потом тело. Когда он вынырнул на поверхность, то увидел справа от себя потемневший от воды шлем ее золотистых волос. Тэмсин подняла руку и помахала ему, потом легла на спину и закачалась на волнах, нежно баюкающих тело.

Солнце согревало ее сверху, а покачивающее движение завораживало ее и напоминало о восхитительном сумасшествии. Теперь она едва замечала, что вода холодна: глаза ее были закрыты, а солнце, и без того жаркое, становилось горячее с каждой минутой.

Джулиан быстро поплыл, разрезая воду сильными взмахами рук, и вскоре оказался рядом с ней.

— Выйдем на берег, Тэмсин. Вода холоднее, чем ты думаешь.

Она что-то пробормотала в знак согласия, но не двинулась с места. Тогда он повернулся и поплыл сам. Он выбежал на берег, стряхивая воду с тела и, чтобы согреться, похлопывал себя по груди и подпрыгивал на песке, в то же время не выпуская ее из виду. Теперь она снова перевернулась на живот и гребла к берегу, давая волнам возможность нести ее на отмель и помогать плыть.

«Да, любовная игра и впрямь была наградой за месяцы тоскливого бездействия, которые мне предстоят», — размышлял Джулиан, одеваясь. Хотя вряд ли можно было назвать бездействием то, что его ожидало. Он не мог себе даже вообразить, как местное общество встретят незнакомку, столь удивительную, ни на кого не похожую чудачку. Ей предстояло сделать несколько пробных выходов в свет, пока он сумеет хоть немного обтесать ее манеры и сгладить ее непредсказуемое поведение. Мысль о том, как Тэмсин будет пить чай в доме викария под взглядом орлиных глаз миссис Торнтон, заставила его содрогнуться. Но одновременно этот образ вызвал у него и приступ смеха… Конечно, чем скорее они узнают о ее корнуолльской родословной, тем будет лучше, тем легче будет ей идти по этой стезе, но оставалось одно незначительное препятствие — ее нельзя было представить не ведающим о ее существовании родственникам, пока она не обретет вида и манер леди.

Он вздохнул. Помогать ей входило в его обязанности. Разбойничья дочка, похоже, не представляла в полной мере, какую кашу она заварила. Ну что ж, теперь ей предстояло хлебать свою стряпню.

Тэмсин уже бежала по песку к нему, дрожащая от холода, но смеющаяся.

— Потрясающе! Я так люблю плавать в соленой воде… Она подняла рубашку и начала яростно растирать ею тело. Зубы у нее стучали, губы посинели, но зато глаза по-прежнему сияли.

Джулиан наблюдал за нею. Когда он наконец заговорил, его голос звучал холодно и язвительно, совсем не обнаруживая того удовольствия, которое он получал, глядя на нее.

— Заруби себе кое-что на носу. Если ты хочешь продолжать намеченное, то это последний случай, когда ты вела себя подобным образом, живя под моим кровом. Я ясно выразился?

— Не уверена, — ответила Тэмсин задумчиво, натягивая бриджи. — Какое поведение вы имеете в виду, милорд полковник?

Она надела промокшую рубашку, вздрогнув, когда влажная ткань коснулась ее кожи.

— То, что я продолжаю носить эту одежду, плаваю и делаю с вами то, чем мы только что занимались среди цветов?

Она застегнула рубашку и невинно смотрела на него, склонив набок голову. В глазах ее появился озорной блеск, когда она задала ему этот вопрос. Неужели он не признается, что хочет продолжения их любовной игры?

— Оскорбление общественной нравственности, Лютик, — сказал Сент-Саймон строго. — Вот что я имею в виду.

Он повернулся и пошел обратно, по склону, который поднимался прямо к его саду. Руки он засунул в карманы и беспечно что-то насвистывал.

Тэмсин усмехнулась. Да, ему удалось вывернуться из этой ситуации, ни в чем не признавшись, а слова «оскорбление общественной нравственности» можно было трактовать как угодно. Она направилась вслед за ним, взбираясь по склону к дому.