Джейн Фэйзер - Фиалка

Он холодно отвернулся от нее, чтобы помочь Габриэлю поднять и отнести безжизненные тела в лодку.

Ночь была теплая, но Тэмсин дрожала. Эта дрожь зарождалась где-то внутри. Она видела его глаза и могла с легкостью прочесть его мысли, как если бы он был открытой книгой.

Габриэль разделся, оставив на себе только длинные шерстяные подштанники, и помог полковнику оттолкнуть лодку от берега и направить ее в плескавшиеся волны прибоя. Потом впрыгнул сам и вложил весла в уключины.

Дэвид пошевелился и застонал, и веки его затрепетали.

— Поспи еще, паренек. — Габриэль слегка ударил его пяткой в челюсть.

Джулиану это показалось легчайшим прикосновением, но Дэвид снова упал на спину, как безжизненная кукла. Силу этого непредсказуемого гиганта трудно было переоценить.

— Вы не собираетесь их убивать? Габриэль покачал головой и бодро ответил;

— День на палящем солнце в открытом море подействует очень хорошо, полковник. Если хотите, я даже оставлю им весло.

Джулиан смотрел на обнаженные тела и думал, что они будут чувствовать в открытом море под палящим солнцем, ожидая, пока их подберет рыбачья лодка. Перспектива была приятной.

— Оставьте им одно весло, — согласился он. Габриэль кивнул.

— А вы отвезете малышку домой?

— На одну ночь она еще может остаться под моим кровом, — заявил Джулиан бесстрастно. — В конце концов, раз ваше дело здесь окончено, я думаю, вы больше не нуждаетесь в моем гостеприимстве.

В лунном свете было заметно, как Габриэль нахмурился, потом сказал спокойно:

— Оставьте моего коня там, где он сейчас. Я заберу и его, и свою одежду, когда вернусь.

Джулиан отступил по песку назад, наблюдая за Габриэлем, с силой гребущим к выходу из бухты. Потом обернулся. Тэмсин сидела на скале, руки ее были сжаты и лежали на коленях, голова опущена, будто она рассматривала что-то на песке.

Она подняла голову, и ее глаза на бледном лице показались ему огромными и усталыми, — Итак, теперь ты знаешь все.

Джулиан поднял бровь.

— Не может быть, — процедил он. — Неужели больше не осталось тайн, ни одного крошечного заговора, зреющего в твоей изобретательной голове? Ты уж прости меня, Виолетта, но мне трудно в это поверить.

— Есть одна тайна, — сказала она вяло, — но только одна, и ты знаешь ее, должно быть, так же хорошо, как и я. Я люблю тебя. Люблю так, что мне от этого больно. И никогда не полюблю так никого другого.

Ее руки упали вдоль тела.

— А теперь, — продолжала она, — все верно, я обманывала тебя, я использовала тебя, я лгала тебе и вмешалась в твою жизнь, и изменила ее так, чтобы она лучше подходила для осуществления моих планов. Я заставила тебя уехать из Испании, и я — незаконнорожденная дочь женщины из семьи Пенхэлланов и разбойничьего барона. Но я люблю тебя всем сердцем и душой и отдам тебе всю мою кровь до последней капли, если она тебе понадобится. Она встала.

— Но, конечно, она тебе никогда не понадобится. Поэтому я сейчас уйду. И можешь не опасаться — наши пути никогда больше не пересекутся.

Отвернувшись от него, она побрела по песку.

— Ты забыла упомянуть еще кое-что. Ты запачкала мои сапоги. Так что включи это деяние в свой каталог причиненного мне зла, — сказал Джулиан, Тэмсин остановилась и медленно повернулась.

— Думаю, ты имеешь на это право, — сказала она. — Имеешь право насмехаться. С чего бы тебе поверить в мою любовь? В любом случае это такая малость, что не может искупить всего, что я причинила тебе;

— Боже мой! — сказал он. — Думаю, эта из ряда вон выходящая демонстрация самоуничижения вызвана тем зельем, что подлил тебе Пенхэллан. Но, полагаю, его действие будет недолгим.

Это было уж слишком! Вся печаль и слабость Тэмсин улетучились как дым. Она не собиралась уйти из его жизни, как сломанная лилия. Полковнику Джулиану Сент-Саймону было суждено запомнить еще кое-что.

— Ты презренный мерзавец! Бес-с-совестный пес! Она наклонилась, подобрала горсть песка и бросила в него. Потом, метнувшись в сторону, подняла пустую бутылку из-под коньяка. Та просвистела в воздухе и, прежде чем упасть на песок, задела его плечо.

— Дьяболло! Фурия! Мегера! — поддразнивал Джулиан, уклоняясь от летящего в него сапога Габриэля.

— Негодяй! Мерзавец! Подлец! Невоспитанная свинья! — вопила она, шаря в поисках метательного снаряда. — Ты не можешь даже должным образом ответить, когда перед тобой извиняются!

Джулиан сделал движение к ней и повалил ее на песок. Он чувствовал себя удивительно, будто принял причастие. Будто переродился: его гнев и боль исчезли вместе с туманом непонимания. Теперь для него больше не имело значения, как и почему все это началось. Значение имело только то, что было теперь. Она любила его. Он верил ей, верил каждому сказанному ею слову. Верил, потому что знал, потому что сам испытывал то же самое. Он отвоевал это знание… он сражался, боролся с ним неделями… и теперь битва была проиграна. Она была не признающей никаких законов, правил и приличий, незаконнорожденная, вечно интригующая полукровка, и вовсе не подходящая жена для Сент-Саймона, но ему было наплевать на это. Он прижал к песку ее ноги, пригвоздил тонкие руки над головой, навалился на нее всей своей тяжестью и спросил:

— Когда ты решила, что любишь меня?

— Много недель назад, — ответила она, не шевелясь и пытаясь разгадать, что означал свет в его глазах, и невероятная, немыслимая надежда начала по капельке просачиваться в ее жилы. — Но ты никак не мог поверить, что можешь полюбить меня, хотя я и знала, что ты меня уже любишь… И я надеялась, что, когда мы окажемся в Испании, ты сможешь заглянуть в свое сердце. Но мне еще надо было разделаться с Седриком… я чувствовала, что обязана это сделать ради отца и Сесили. Но я уже не могла позволить себе разоблачить его перед всеми — тогда бы ты все узнал, а я подумала, что тебе это будет неприятно, и пришлось обмануть тебя.

— Неприятно? Да ты мастерица эвфемизмов, — заявил Джулиан, и губы его чуть заметно дрогнули. — Но, может быть, ты и для шантажа найдешь более благородное название? Чтобы я мог с ним примириться.

— Это не было шантажом, это — возмездие.

— Чуть получше. Продолжай в том же духе.

— Алмазы принадлежали моей матери, — сказала она тихо и наконец рассказала ему всю историю целиком. — Это только справедливо, — заключила она.

— Только справедливо, — размышлял Джулиан вслух, все еще прижимая ее к песку. — Думаю, я смогу с этим примириться. Женщина с прекрасно развитым чувством справедливости и вовсе не шантажистка.

Он кивнул, как бы признавая разумность ее слов.

— Да, думаю, смогу.

— Ты очень тяжелый, — заметила Тэмсин. — Я не хочу, чтобы меня снова вырвало на тебя.

С невнятным восклицанием Джулиан быстро откатился в сторону, — Мне надо вернуться назад, в Ланджеррик. — Тэмсин села. — Мое чувство справедливости не удовлетворено… и Цезарь все еще там.

Джулиан встал и помог ей подняться.

— Что ж, давай нанесем визит твоему дяде!

— Ты не обязан идти со мной.

— Но я иду, — ответил он. — У меня тоже прекрасно развито чувство справедливости.

— Тебе очень неприятно, что во мне течет кровь Пенхэлланов? — спросила она нерешительно, пока они поднимались на вершину утеса.

— О, едва ли, — ответил он с холодной улыбкой. — Твое родство с этим убийцей-виконтом, пожалуй, самое респектабельное, что в тебе есть.

Седрик все еще был в библиотеке и грел в руке бокал с бренди, мрачно ожидая возвращения племянников, когда раздался сильный стук в парадную дверь. Он резко выпрямился, прислушиваясь к шагам слуги по мраморной мозаике, потом к звуку отодвигаемых засовов.

Дверь библиотеки распахнулась настежь, и в комнату вошел Джулиан Сент-Саймон, за спиной которого стояла дочь Силии.

— Кретины все испортили, — сказал виконт Пенхэллан устало. — Мне следовало это предвидеть. Он указал на графины на низком буфете:

— Наливайте себе.

— Я не рискнула бы пить в этом доме, — сказала Тэмсин едко.

— О, коньяка или портвейна можно не опасаться, — возразил виконт, откидываясь на спинку кресла и глядя на нее прищуренными глазами.

— Вы убили их?

— Нет, — ответил Джулиан, наливая себе стакан коньяка. Тэмсин взяла яблоко из вазы с фруктами.

— Не все Пенхэлланы убийцы, дядя. — Она с хрустом надкусила яблоко. — Где моя лошадь?

— Этот великолепный жеребец в моей конюшне, — сказал он. — Поздравляю, уникальный экземпляр!

— Подарок моего отца, — заметила она, продолжая жевать яблоко. — Я же говорила вам, что Сесиль удачно вышла замуж.

— Да, ты говорила.

Седрик повернул голову и лениво скользнул взглядом по Сент-Саймону.

— Чем могу служить?

— Всему свое время, — ответил Джулиан спокойно, опираясь о буфет, скрестив свои длинные ноги, и отхлебнул небольшой глоток коньяка.

— Я хочу наконец довести до конца то, что не успел мой отец: рассказать всему миру о вашем бесчестном поведении! Я не могла себе этого позволить прежде, опасаясь, что лорд Сент-Саймон меня не правильно поймет, но теперь он все знает. — Тэмсин замолчала, заметив, что Джулиан предостерегающе поднял бровь.

— Вы считаете, что я не права, полковник?

— Кто я такой, чтобы оспаривать мудрость и желания Барона?

— Если вы не хотите, чтобы я… если вам будет неприятен этот скандал, то я не стану… — сказала она медленно. — Тогда я удовольствуюсь алмазами. Но ведь это шантаж, а вы не одобряете подобных методов.

— Шантаж? — переспросил Сент-Саймон, и брови его поднялись так высоко, что чуть ли не скрылись под волосами.

— Нет, компенсация. Я забыла, как мы это назвали. Возмездие, — сказала она неуверенно.

— И прекрасно развитое чувство справедливости, если помнишь.

— Да, и это тоже.

— Итак, ты собираешься сделать то, что намеревалась сделать твоя мать двадцать лет назад. — Седрик протянул пустой стакан Джулиану, который отодвинулся от буфета, и передал ему графин. Виконт кивнул в знак благодарности. — Я тебя правильно понял?

— Да.

Седрик наклонил голову и сделал хороший глоток бренди.

— Ну, если с делами покончено, может быть, вы уберетесь из моего дома?

— Конечно.

Джулиан поставил стакан и направился к двери, но вдруг обернулся.

— Есть еще одна вещь, всего лишь пустая формальность, но следует соблюдать приличия, я уверен, вы с этим согласитесь. — Его улыбка была сардонической, когда он отвешивал поклон хозяину дома. — Раз, судя по всему, вы единственный близкий родственник Тэмсин мужского пола, как бы она ни сожалела об этом, полагаю, я должен просить у вас руки вашей племянницы.

— Если вы не заставите меня вести ее к алтарю, — сказал Седрик спокойно. — А теперь вы оба можете убираться к дьяволу.

— Благодарю вас, сэр. — Джулиан снова отвесил поклон. — Пошли, Лютик. Он увлек ее из комнаты.

— Ты действительно хочешь на мне жениться? — спросила Тэмсин отчаянным шепотом, когда они шли через холл.

— По-видимому, — сказал он любезно. — Моя совесть английского джентльмена повелевает мне сделать из тебя честную женщину, но, — добавил он задумчиво, — вероятно, я слишком занесся в своих мечтах.

— Чудовище!

— Разбойница!

Мадрид, Рождество, 1812 год

Падал легкий снежок, тончайшей пылью оседавший на извилистой дороге, ведущей к городу со стороны равнины. Ветер крепчал, и его порывы поднимали покров снега, несли его к городским воротам и наметали возле них сугробы.

Капрал, стоявший на часах у караульного помещения, дрожал и поднимал воротник. Когда он просунул голову в дверь караулки, на него пахнуло затхлым и теплым воздухом.

— Похоже, кто-то приехал, сэр.

Лейтенант оторвался от жаровни с горячими углями, над которой грел руки, и вышел под снег. К воротам приближалась кавалькада — белые призрачные фигуры в клубах снежной пыли.

— Седла испанские, — сказал лейтенант, потирая руки и хлопая в ладоши, чтобы согреться.

— Похоже, это леди бригадира. Этого коня я узнаю везде. Из снежной пыли возникли четыре лошади и остановились у коновязи. Двое всадников были ничем не примечательны, но третий оказался гигантом, подобным исполинскому дубу, и восседал он на массивном, под стать ему грубо скроенном жеребце. Рядом с ним в мужском седле на великолепном молочно-белом арабском жеребце ехал некто совсем крошечный.

— Добрый вечер, лейтенант, — приветствовал его миниатюрный всадник, сидевший на арабском скакуне.

С первых слов стало ясно, что это женщина, говорившая по-английски с очень слабым акцентом. И капрал изумленно воззрился на нее. Но лейтенант не обнаружил удивления.

— Добрый вечер, мэм. Вы прибыли как раз вовремя, к рождественскому балу в штаб-квартире герцога. Он начался всего час назад.

— Как удачно! — Тэмсин сверкнула улыбкой. — Надеюсь, вы сегодня на дежурстве не весь вечер?