— Что они говорят?

— Интересуются, где я нашел свою новую сеньориту.

— Только и всего?

— Разве этого мало?

Эффектно подкатив к гостинице «Кала Фуэрте», автомобильчик так резко затормозил, что из-под колес взметнулось белое облако пыли и окутало столики на террасе, где сидели завсегдатаи бара за первым в этот вечер аперитивом. Какой-то англичанин пробормотал: «Чертов наглец!», но Джордж Даер пропустил это замечание мимо ушей, выскочил из машины, не потрудившись открыть дверцу, и, поднявшись по ступенькам террасы, скрылся за занавеской из колечек; Селина побрела за ним.

— Рудольфо!

Рудольфо стоял за стойкой бара. Он сказал по-испански:

— Зачем кричать?

— Где таксист, Рудольфо?

Рудольфо, не переставая сбивать коктейли, мрачно буркнул:

— Уехал.

— Уехал? И не потребовал денег?

— Потребовал. Шестьсот песет.

— Кто же ему заплатил?

— Я, — сказал Рудольфо. — Мне нужно с тобой поговорить. Подожди, я обслужу гостей.

Он вышел из-за стойки, молча проплыл мимо них и исчез за занавеской. Селина уставилась на Джорджа.

— Он злится?

— Я бы сказал, слегка раздосадован.

— А где Тони?

— Уехал. Рудольфо с ним расплатился.

Чудовищность этого известия не сразу дошла до Селининого сознания.

— Уехал... а как же... как же я попаду в Сан-Антонио?

— Одному Богу известно.

— Придется вам меня отвезти.

— Я сегодня туда не собираюсь, но даже если бы и поехал — на какие шиши вы собираетесь покупать билет?

Селина закусила губу.

— Рудольфо казался таким симпатичным, — пробормотала она.

— Как и все мы, он не лишен недостатков.

Рудольфо вернулся; занавеска раздвинулась и сомкнулась за его спиной. Поставив пустой поднос, он обрушился на Джорджа.

Рудольфо говорил по-испански и правильно делал: слова, которыми он усыпал свою речь, могли оскорбить слух хорошо воспитанной английской леди. Джордж горячо защищался; постепенно оба перешли на крик. Селина, догадавшаяся, что большая часть эпитетов предназначается ей, попыталась сказать что-то вроде: «Пожалуйста, объясните, в чем дело», или: «Вы бы не могли говорить по-английски, чтобы я понимала?», однако ни тот, ни другой не удостоили ее своим вниманием.

Спор наконец прервался благодаря появлению толстого немца, попросившего кружку пива, и, пока Рудольфо его обслуживал, Селина воспользовалась случаем, чтобы дернуть Джорджа за рукав и спросить в упор:

— Что случилось? Скажите мне, что случилось?!

— Ты сказала, что подождешь меня в Каса Барко, и Рудольфо решил, что таксист туда отправится вместе с тобой. Наш милый приятель не терпит, когда у него в баре околачиваются случайные люди, да еще все время ноют, а этот твой Тони, видно, его совсем допек. — Ох!

— Вот именно: ох!

— Это все?

— Нет, конечно. В конце концов, чтобы избавиться от этого типа, Рудольфо ему заплатил. А теперь требует с меня шестьсот песет и, поскольку понимает, что отдать их я не могу, озверел.

— Я ему отдам... честное слово...

— Все не так просто. Рудольфо нужны деньги прямо сейчас.

Толстый немец, учуяв, что пахнет большим скандалом, торопливо убрался со своим пивом. Не успел он уйти, как Рудольфо и Джордж снова накинулись друг на друга, но тут уж поспешила вмешаться Селина.

— Прошу вас, мистер... я хотела сказать, Рудольфо!.. Я одна во всем виновата... вы получите свои деньги, не сомневайтесь, но, поймите, у меня все украли...

Рудольфо это уже слышал.

— Вы сказали, что подождете в Каса Барко. Вместе с таксистом.

— Я не думала, что он здесь застрянет.

— А ты, — Рудольфо повернулся к Джорджу, — ты где был? Уезжаешь в Сан-Антонио, по двое суток носу не кажешь, и никто не знает, где тебя искать...

— Твое какое собачье дело? Куда хочу, туда и езжу...

— А по твоим счетам я должен платить, да? Это мое дело...

— Тебя никто не просил платить. И счет не мой. И вообще ты все испортил — теперь сеньорите не на чем вернуться в Сан-Антонио.

— Отвези ее сам!

— Дудки! — рявкнул Джордж и, вылетев пулей из бара, одним прыжком соскочил с террасы и нырнул в машину. Селина бросилась за ним.

— А со мной что будет?

Джордж оглянулся.

— Ты едешь или остаешься?

— Я не хочу здесь оставаться.

— Тогда поехали.

Делать было нечего. Кажется, полдеревни и все клиенты Рудольфо с упоением наблюдали за этой сценой. Джордж перегнулся через сиденье, чтобы открыть вторую дверцу, и Селина уселась с ним рядом.

И в эту секунду, точно по мановению руки какого-то небожителя, разразилась гроза.

Ослепительная молния разорвала тучи, оглушительно грянул гром, и от резкого порыва ветра закачались деревья. Скатерти на столиках перед гостиницей вздулись и захлопали, точно плохо натянутые паруса. С вешалки перед лавкой Марии сорвалась шляпа и покатилась, как огромное желто-розовое колесо, вниз по улице. Ветер взметнул было пыльные вихри, но тут же стих, и на землю обрушился ливень — такой сильный, что сточные канавы вмиг заполнились водой.

Все опрометью бросились под защиту крыш: клиенты Рудольфо, кумушки, судачившие на лавочках, дети, двое рабочих, мостивших дорогу. Площадь опустела в мгновение ока — будто от рева сирены, возвестившей об авиационном налете. На дороге остались только Селина, Джордж и его смешная машина.

Селина хотела выскочить, но Джордж уже завел мотор и втащил ее обратно. Селина сказала:

— А почему бы нам тоже не спрятаться?

— Зачем? Ты что, дождика испугалась?

— Дождика? — Лицо Джорджа словно окаменело: он явно не собирался ей отвечать. — А крышу нельзя поднять?

Джордж резко включил передачу, и машина рванулась вперед со скоростью ракеты.

— Она уже десять лет не поднималась, — крикнул Джордж, перекрывая рев мотора и шум ливня и ветра. Их буквально заливало водой; ноги Селины мгновенно промокли.

— Зачем тогда нужна крыша, если она не поднимается?

— Перестань канючить.

— Я не канючу, но...

Джордж прибавил скорость, и у Селины от страха язык прилип к гортани. Машина помчалась вниз по дороге, с визгом шин срезая углы, вздымая волны бурой грязи. Море приобрело свинцовую окраску; ветер безжалостно гнул деревья в окружающих прелестные маленькие виллы садах, в воздухе, будто обломки кораблекрушения, летали листья, пучки соломы, хвоя. Когда они наконец перевалили через холм и спустились в долину, ведущая к Каса Барко улочка, зажатая между высокими стенами оград, ничем не отличалась от настоящей реки, по которой машина, казалось, уже не ехала, а плыла.

Увлекаемый вниз бурный поток по ступеням катился к гавани, но наверху оставалось достаточно воды для того, чтобы залить старый сарай для хранения сетей, где Джордж держал свою машину.

Тем не менее он туда въехал, затормозив в каком-нибудь дюйме от задней стены. Выключил зажигание, выскочил из машины и приказал:

— Вылезай и помоги мне закрыть дверь.

Селина была слишком напугана, чтобы взбунтоваться. Она покорно ступила в холодную грязную воду глубиной в добрых четыре дюйма и помогла Джорджу закрыть перекосившуюся дверь. Они давили на нее до тех пор, пока не удалось задвинуть примитивный засов. Покончив с запором, Джордж схватил Селину за руку и потащил в дом. Не успели они добежать до порога, как черное небо рассекла очередная молния и раздался такой страшный грохот, что Селина испугалась, как бы на них не обрушилась крыша.

Даже дом, казалось, не мог защитить их от разбушевавшейся стихии. Джордж сразу вышел на террасу и принялся сражаться со ставнями. Ветер был настолько силен, что ему приходилось буквально отдирать их от стен. Часть цветочных горшков свалилась с балюстрады вниз, остальные откатились на середину террасы, где и лежали грудой черепков в луже грязи. Когда наконец ставни и внутреннюю дверь удалось закрыть, дом стал мрачным и словно бы незнакомым. Джордж попытался зажечь свет, но электричества не было. Дождь, просочившись сквозь трубу, залил огонь в камине; вода в колодце клокотала и, похоже, готова была перелиться через край.

— С нами ничего не случится? — спросила Селина.

— А что может случиться?

— Я боюсь грома.

— Ничего он тебе не сделает.

— А молния?

— Что ж, бойся молнии.

— Я и боюсь!

Селине показалось, что Джордж хочет извиниться, но он всего-навсего полез в карман и вытащил отсыревшую пачку сигарет. Бросив ее в залитый водою очаг, отправился искать другую, а найдя, нечаянно рассыпал сигареты по полу камбуза. Подняв одну, закурил, а, поскольку уже находился в камбузе, налил себе неразбавленного виски. Потом подошел со стаканом к колодцу, опустил ведро, наполнил его и — с приобретенной за долголетнюю практику сноровкой — плеснул воды из ведра в стакан, не пролив ни капли.

— Хочешь выпить? — спросил он.

— Нет, спасибо.

Сделав добрый глоток, Джордж уставился на Селину; она не могла понять, смеется он или нет. Оба они вымокли до нитки. Селина сбросила безнадежно испорченные туфли и беспомощно стояла в потихоньку увеличивающейся луже воды, стекавшей с подола; волосы облепили ее лицо и шею. Джорджу Даеру, в отличие от нее, мокрая одежда, казалось, ничуть не мешала.

— Вы, наверное, к такому привыкли, — сказала Селина и попыталась выжать на себе платье. — А главное, не было никакой нужды мокнуть. Мы могли преспокойно переждать грозу у Рудольфо. В дом бы он нас впустил...

Джордж со стуком поставил стакан на стол, подошел к лестнице и, перескакивая через две ступеньки, поднялся на антресоли.

— Держи, — сказал он и бросил вниз пижаму. — И это. — За пижамой последовал купальный халат. Затем послышался звук выдвигаемого ящика и восклицание: — И это! — С антресолей слетело полотенце. Потом появился он сам и, держась за перила и глядя на Селину сверху вниз, сказал: — Иди в ванную. Сними с себя все, хорошенько разотрись и переоденься.

Селина подняла вещи, которые он ей бросил. Когда она открывала дверь ванной, через перила перелетела мокрая рубашка, а следом за ней насквозь промокшие туфли на веревочной подошве. Селина торопливо проскользнула в ванную и заперла за собой дверь.

К тому времени, как она вышла, обсохшая, в пижаме и халате, которые, конечно, были ей велики, с головой, обмотанной полотенцем, в комнате произошла разительная перемена. Огонь в камине ярко пылал, в нескольких местах стояли горящие свечи в старинных бутылках из-под вина, из приемника лились звуки фламенко, а Джордж Даер не только переоделся, но и побрился. На нем теперь был белый пуловер, синие саржевые брюки и красные кожаные шлепанцы. Он сидел перед очагом спиной к огню, читая английскую газету, и с виду ничем не отличался от наслаждающегося покоем джентльмена в собственном загородном доме. Когда появилась Селина, он поднял на нее глаза.

— А вот и ты.

— Что делать с мокрыми вещами?

— Брось на пол в ванной. Хуанита утром приведет их в порядок.

— Кто такая Хуанита?

— Моя горничная. Сестра Марии. Ты знаешь Марию? У нее в деревне бакалейная лавка.

— Мать Томеу.

— Значит, с Томеу ты уже познакомилась.

— Да. Он нам показал дорогу.

— В корзине, которую принес Томеу, оказался цыпленок. Он уже жарится на вертеле. Посиди возле огня — согреешься. Я тебе налью чего-нибудь выпить.

— Я не хочу пить.

— А ты вообще когда-нибудь пьешь?

— Моя бабушка этого не одобряла.

— Твоя бабушка... прости, но это звучит, как старая ведьма.

Селина невольно улыбнулась.

— Вот уж чего про нее нельзя сказать.

Ее улыбка удивила Джорджа. Не спуская с Селины глаз, он спросил:

— В какой части Лондона ты живешь?

— Куинс Гейт.

— Куинс Гейт... Неплохой район. Надо думать, няня водила тебя гулять в Кенсингтонский парк?

— Да.

— Братья или сестры у тебя есть?

— Нет.

— А дяди и тети?

— Нет. Никого нет.

— Вот почему тебе так отчаянно хотелось иметь отца.

— Почему отчаянно? Просто хотелось.

Джордж повертел в руке стакан, глядя на всколыхнувшуюся желтоватую жидкость.

— Знаешь, со мной такое случалось... дорогие мне люди оставались живыми, покуда... покуда не являлся какой-нибудь болван, обожающий совать нос в чужие дела, и не сообщал, что они умерли.

— Мне сказали, что мой отец умер, много лет назад.

— Знаю, но сегодня повторили в очередной раз. И убил его я.

— Не нарочно ведь.