(В кармане? Дорогие подарки обычно невелики по размеру.)

Родни вытащил из-за спины завернутый в плотную бумагу и перевязанный тесемкой пакет, в котором, скорее всего, лежала книга.

— Вот, — сказал он.

Селина попыталась скрыть разочарование Книга! А она-то думала, что-нибудь эдакое…

— О, книжка!

Пакет был тяжелый, и надежда получить какую-нибудь забавную ерунду рассеялась. Наверняка это нравоучительный, побуждающий к размышлениям трактат, посвященный актуальным социальным проблемам. Или книга о путешествиях, повествующая о диких обычаях одного из африканских племен. Родни очень заботился о повышении интеллектуального уровня Селины и огорчался, когда она проявляла интерес к иллюстрированным журналам, романам в мягких обложках и детективам.

Иные ее культурные интересы Родни тоже не одобрял. Селина обожала театр, но не могла заставить себя четыре часа кряду слушать диалог двух обитателей мусорного ящика. И балет она очень любила, но предпочитала балерин, танцующих в пачках под музыку Чайковского; ее музыкальные пристрастия не распространялись на скрипичные концерты, во время которых от скуки сводило челюсти.

— Да, — сказал Родни. — Она произвела на меня такое впечатление, что я решил купить еще один экземпляр для тебя.

— Очень мило с твоей стороны. — Селина взвесила на руке пакет. — А про что тут?

— Про испанский островок в Средиземном море.

— Да, должно быть, интересно.

— Вероятно, это автобиография. Автор поселился на острове шесть или семь лет назад. Переоборудовал дом, подружился с местными жителями. Его наблюдения, касающиеся тамошнего образа жизни, просто меня поразили — он необыкновенно здраво и умно рассуждает. Тебе тоже понравится, я уверен.

— Безусловно, — сказала Селина и положила пакет на диванчик рядом с собой. — Большое спасибо, Родни.

Пообедав, они попрощались на улице — Родни в своей низко надвинутой на лоб шляпе и Селина с развевающимися волосами и книгой в руке.

— Что ты собираешься делать? — спросил Родни.

— Не знаю.

— Почему бы тебе не пройтись по Вулленду и не поискать занавески? Если что-нибудь тебе приглянется, мы завтра по дороге на квартиру за ними заедем.

— Хорошо. — Это он, в самом деле, неплохо придумал. — Замечательная идея.

Родни ободряюще улыбнулся Селине. Она ответила ему улыбкой.

— Ну что ж, пока, — сказал Родни. Целовать ее на улице он не стал.

— До свидания, Родни. Спасибо за ланч. — И, спохватившись, добавила: — И за подарок.

Родни небрежно махнул рукой, желая показать, что ни ланч, ни подарок не стоят благодарности. Затем, улыбнувшись на прощанье, повернулся и пошел прочь, опираясь на зонт, как на трость, и ловко лавируя в толпе. Селина — без особой, правда, надежды — немного подождала, не обернется ли он, чтобы ей помахать, но Родни не обернулся.

Оставшись одна, Селина вздохнула. День выдался на редкость теплый. Ветер разогнал облака, и сама мысль о том, что придется торчать в душном магазине, выбирая занавески для гостиной, была невыносимой. Селина бесцельно побрела вниз по Пикадилли, с риском для жизни перешла мостовую и свернула в парк. Деревья стояли в легком светло-зеленом наряде, пожухшая за зиму травка тоже начинала зеленеть. От нее исходил такой упоительный свежий запах, что Селине почудилось, будто она идет по летнему лугу. Там и сям расстилались ковры желтых и фиолетовых крокусов; под деревьями были расставлены стулья — по два под каждым.

Селина села на один из таких стульев, откинулась на спинку и, вытянув ноги, подставила лицо теплым лучам. Вскоре кожу на лице стало пощипывать от солнца. Селина выпрямилась, сняла жакет, закатала рукава джемпера и подумала: «В Вулленд я успею и завтра утром».

По дорожке на трехколесном велосипеде проехала девочка лет пяти; за ней шел отец с маленькой собачонкой. На девочке были красные колготки и синее платьице, волосы перевязаны черной ленточкой. Отец, еще довольно молодой человек, был в рубашке с отложным воротничком и твидовом пиджаке. Когда девочка слезла с велосипеда и побежала на газон, чтобы понюхать крокусы, он не стал ее останавливать и, придерживая велосипед, наблюдал, как дочка наклоняется над цветами, демонстрируя прелестную попку, обтянутую красными колготками. Девочка сказала:

— Они не пахнут.

— Я тебе говорил, — сказал отец.

— Почему?

— Понятия не имею.

— Я думала, все цветы пахнут.

— Не все, но большинство. Пойдем.

— Можно, я сорву цветочек?

— Нет.

— Почему?

— Садовник рассердится.

— Почему?

— Такие здесь правила.

— Почему?

— Потому что другим тоже приятно на них смотреть. Пошли.

Девочка вернулась, села на велосипед и закрутила педалями; отец последовал за ней.

Селина наблюдала за этой сценой с восхищением и легкой завистью. Всю жизнь она приглядывалась к тому, как живут, и прислушивалась, о чем говорят незнакомые люди — чужие дети, чужие родители, — и пыталась себе представить, как устроена их жизнь, какие у них взаимоотношения в семье. Когда в детстве няня, Агнесса, водила ее на прогулки в парк, Селина застенчиво следила за играми других детей, надеясь, что вот-вот они ее позовут, но сама подойти не решалась. Звали ее не слишком часто. Она всегда была чересчур опрятно одета, да и Агнесса, с вязаньем сидящая неподалеку на скамейке, выглядела чересчур сурово. Если няне казалось, что Селина играет с детьми из категории тех, кого старая миссис Брюс называла «неподходящими», она подбирала свой клубок, втыкала в него спицы и заявляла, что пора возвращаться в Куинс Гейт.

А там было царство женщин — маленький женский мирок, управляемый миссис Брюс. Агнесса, которая раньше была ее горничной, миссис Гопкинс, кухарка, и Селина были покорными подданными, а мужчины — за исключением мистера Артурстоуна, бабушкиного адвоката, или в последние годы часто его заменявшего Родни Экленда — в дом почти не допускались. Стоило какому-нибудь мужчине прийти, чтобы прочистить трубу, покрасить стены или снять показания счетчика, Селина немедленно оказывалась рядом и засыпала его вопросами. Женат ли он? Есть ли у него дети? Как их зовут? Где они проводят каникулы? В таких случаях Агнесса — что ей было совсем не свойственно — ужасно сердилась.

— Что скажет бабушка, если услышит, как ты мешаешь человеку работать?

— Я не мешаю. — Иногда Селина становилась очень упрямой.

— О чем ты можешь с ним разговаривать?

На этот вопрос Селина не находила ответа: ей непонятно было, что тут плохого. И об отце ее в доме не говорили — его имя вообще никогда не упоминалось. Селина даже не знала, как его звали, — миссис Брюс была матерью ее матери, и Селина носила бабушкину фамилию.

Однажды, чем-то рассерженная, она взбунтовалась и без обиняков заявила:

— Я хочу знать, где мой отец. Почему у меня нет папы? У всех есть.

Ей мягко, но холодно объяснили, что отец умер.

Селину регулярно водили в воскресную школу.

— Значит, он в раю?

Миссис Брюс резко дернула запутавшуюся нитку на своем рукоделии. Даже мысль о том, что Этот Человек общается с ангелами, казалась ей кощунственной, но нормы христианской морали запрещали разочаровывать детей.

— Да, — сказала она.

— А что с ним случилось?

— Его убили на войне.

— Убили? Как? (Селина не могла себе представить ничего более ужасного, чем смерть под колесами автобуса.)

— Мы сами не знаем, Селина. И, правда, не можем тебе ничего сказать. А теперь… — Миссис Брюс поглядела на часы, давая понять, что разговор окончен, — пойди к Агнессе и скажи, что пора гулять.

Агнесса, стоило на нее нажать, оказалась чуть более словоохотливой.

— Агнесса, мой папа умер.

— Да, — сказала Агнесса. — Я знаю.

— Давно?

— Во время войны. Война кончилась в сорок пятом году.

— Он меня когда-нибудь видел?

— Нет. Он умер до твоего рождения.

Селина была ошеломлена.

— А ты его когда-нибудь видела?

— Видела, — нехотя ответила Агнесса. — Когда твоя мать с ним обручилась.

— Как его звали?

— Этого я тебе сказать не могу. Я обещала бабушке. Она не хочет, чтобы ты знала.

— Ну а какой он был? Хороший? Красивый? Какого цвета у него были волосы? Сколько ему было лет? Он тебе нравился?

Агнесса — как и бабушка, особа высоконравственная, — ответила только на тот вопрос, на который могла ответить честно.

— Он был очень красивый. Ну и довольно об этом. Поторопись, Селина, и не шаркай ногами — испортишь новые туфли.

— Мне б хотелось, чтобы у меня был отец, — сказала Селина и на прогулке в тот день целых полчаса наблюдала, как отец с сыном пускали на пруду игрушечную яхту, и все норовила подойти к ним поближе, чтобы услышать, о чем они говорят.

Фотографию Селина нашла, когда ей уже исполнилось пятнадцать лет. В унылую промозглую лондонскую пятницу она слонялась без дела, не зная, чем заняться. У Агнессы был выходной, миссис Гопкинс сидела, положив свои искривленные артритом ноги на скамеечку, погруженная в чтение «Друга народа». Бабушка играла с гостями в бридж. Из-за закрытых дверей гостиной доносились приглушенные голоса и просачивался запах дорогих сигарет. Ну просто хоть подыхай со скуки! Селина прокралась в пустующую спальню, посмотрела в окошко, покрутилась перед трюмо, воображая себя кинозвездой и строя соответствующие мины, и уже собиралась уйти, как вдруг заметила небольшой книжный шкаф между двумя кроватями. В надежде найти книгу, которой она еще не читала, Селина опустилась перед шкафом на колени и пробежала пальцем по корешкам.

Палец остановился на «Ребекке». Довоенное издание в желтой обложке. Селина вытащила книгу, раскрыла. И тут из нее выпала лежавшая между заполненными убористым шрифтом страницами фотография. Селина подняла ее. На фотографии был запечатлен мужчина в военном мундире. Темноволосый, с ямочкой на подбородке, с бровями неправильной формы. Его черные глаза искрились от смеха, хотя на лице застыло приличествующее обстоятельствам торжественное выражение. На плечах аккуратного, хорошо сшитого мундира красовались офицерские погоны.

С этого все и началось. В душу Селины закралось волнующее подозрение. В смуглом веселом лице на снимке угадывались ее собственные черты. Подойдя с фотографией к зеркалу, она попыталась обнаружить сходство в овале лица, форме головы, твердой линии подбородка. Общего, увы, оказалось мало. Мужчина был очень красив, а она, Селина, — дурнушка. Его уши плотно прилегали к голове, а ее торчали, как ручки кастрюли…

Селина перевернула фотографию. На обороте была надпись:

Дорогой Гарриет от Д.

и два крестика, обозначавшие поцелуи.


Гарриет звали ее мать; теперь Селина уже больше не сомневалась: это была фотография отца.

Поставив книгу на место, Селина унесла фотографию в свою комнату. С тех пор, никому ничего не сказав, она повсюду носила ее с собой, завернутую в тонкую бумагу, чтобы не помять или не испачкать. Наконец-то и у нее появились — пускай, эфемерные — корни; тем не менее Селина продолжала наблюдать за другими семьями и прислушиваться к чужим разговорам…

Детский голос нарушил ленивый ход мыслей задремавшей на солнышке Селины. В ее сознание ворвался неумолчный шум забитой машинами Пикадилли, автомобильные гудки, лепет малышки в коляске. Девочка на велосипеде с отцом были уже далеко. Рядом, на газоне, сидели другие люди; в нескольких ярдах от Селины, тесно обнявшись и не замечая никого вокруг, расположилась какая-то парочка.

Деревянный стул угрожающе заскрипел. Селина осторожно переменила позу. Пакет, который ей дал Родни, соскользнув с коленей, упал на траву. Селина, нагнувшись, подняла его, машинально развернула. На глянцевой белой суперобложке красными буквами было написано:

Джордж Даер ФИЕСТА В КАЛА ФУЭРТЕ

Селина поморщилась. Книжка была очень тяжелая. Перелистав несколько страниц, Селина захлопнула ее и, перевернув, положила на колени.

И тут увидела среди колонок мелкого шрифта на задней странице обложки лицо и фамилию автора. Человек на фотографии был в белой рубашке с открытым воротом, подчеркивавшей смуглость лица. От уголков глаз разбегались морщинки, глубокие борозды пролегли от ноздрей ко рту, исчертили лоб.

И тем не менее Селина сразу узнала это лицо. Оно даже не сильно изменилось: та же ямочка на подбородке, те же аккуратные уши, смеющиеся глаза — можно было подумать, фотографа с клиентом рассмешил остроумный анекдот.

Джордж Даер. Автор книги «Фиеста в Кала Фуэрте». Человек, живущий на острове в Средиземном море и описывающий его обитателей здраво и рассудительно. Вот как его зовут. Джордж Даер. Селина трясущимися руками раскрыла сумку, вытащила фотографию отца и положила рядом со снимком на обложке книги.