— Это Кала Фуэрте?

— Si.

— Непохожа на другие деревни.

— Да, это курорт. У многих здесь свои виллы, люди приезжают на все лето. Не знали? В жаркое время тут полно туристов из Мадрида и Барселоны.

— Понятно.

Они въехали под прохладную, пахнущую смолой сень пиний. Миновали ферму, оглашаемую писком цыплят, несколько домов, винный погребок; затем дорога уперлась в маленькую площадь, посреди которой одиноко торчала раскидистая пиния. На площади находилась лавка; перед ней были навалены груды овощей, а в витрине выставлены сандалии на веревочной подошве, фотопленки, соломенные шляпы и открытки. Напротив красовался оштукатуренный белый дом в затейливом марокканском стиле; перед домом на вымощенной плитами террасе стояли столики и стулья. Вывеска над дверью гласила: «Гостиница Кала Фуэрте». Тони затормозил под деревом и выключил мотор. Пыль осела; воцарилась тишина.

— Приехали, — сказал Тони и вылез из машины.

Селина тоже вышла. Лицо ей обвеял ласковый бриз. На площади почти никого не было — только какая-то женщина, вероятно владелица лавки, накладывала картошку из корзины в бумажный пакет, да несколько ребятишек играли с собакой. На террасе перед гостиницей сидела супружеская чета в кардиганах домашней вязки — явно англичане; оба сосредоточенно писали открытки. Они посмотрели на Селину, узнали в ней свою соотечественницу и поспешно отвели глаза.

Селина следом за Тони вошла в гостиницу. За занавеской из колечек был бар, чистенький и прохладный, с побеленными стенами, коврами на каменном полу и простой деревянной лестницей, ведущей на второй этаж. Из двери под лестницей, по-видимому, можно было попасть в заднюю половину гостиницы. Смуглая девушка невозмутимо гоняла метелкой пыль из угла в угол.

Подняв глаза, она улыбнулась:

— Buenos dias.[6]

— Donde esta el proprietario?[7]

Девушка отставила метлу.

— Momento[8], — сказала она и, бесшумно ступая босыми ногами, исчезла за дверью под лестницей. Дверь захлопнулась. Тони взгромоздился на высокий табурет у стойки бара. Вскоре дверь отворилась и появился мужчина. Нестарый, небольшого роста, с бородой и добрыми, слегка навыкате глазами. На нем была белая рубашка и темные подпоясанные ремнем брюки; на ногах — синие эспадрильо.

— Buenos dias, — сказал он, переводя взгляд с Тони на Селину и обратно.

Селина быстро спросила:

— Вы говорите по-английски?

— Si, señorita.

— Простите за беспокойство, но я ищу одного человека. Мистера Джорджа Даера.

— Да?

— Вы его знаете?

Он улыбнулся и всплеснул руками.

— Еще бы! Вы ищете Джорджа? А он знает, что вы его ищете?

— Нет. Откуда?

— Вы же могли ему сообщить.

— Это сюрприз, — сказала Селина, постаравшись, чтобы ее слова прозвучали шутливо.

Бородач, похоже, был заинтригован.

— Вы откуда приехали?

— Из Лондона. А сейчас прямо из аэропорта. — Селина указала на Тони, угрюмо прислушивавшегося к разговору: казалось, ему не нравится, что инициатива уплывает у него из рук. — Этот человек привез меня на такси.

— Я не видел Джорджа со вчерашнего дня. Он уехал в Сан-Антонио.

— А мы только что оттуда!

— Возможно, он уже дома. Но точно сказать боюсь. Я не заметил, чтобы он возвращался. — Бородач усмехнулся. — Никогда нельзя знать, не отправился ли он в долгое путешествие.

Тони прочистил глотку и слез с табурета.

— Где можно его найти?

Хозяин пожал плечами.

— Если он в Кала Фуэрте, ищите в Каса Барко.

— А как найти Каса Барко? — Бородач нахмурился, и Тони, почувствовав, что тот недоволен, пояснил: — Мы должны обязательно разыскать сеньора Даера, иначе мне не заплатят. У сеньориты нет денег...

Подавив гнев, Селина сказала:

— Да... к сожалению, это так. Может, вы объясните нам, как добраться до Каса Барко?

— Это слишком сложно. Сами вы не найдете. Хотя... — добавил он, — я попрошу кого-нибудь вас проводить.

— Вы очень любезны... Спасибо большое, мистер... простите, не знаю вашего имени.

— Рудольфо. Безо всякого мистера — просто Рудольфо. Если вы минуточку подождете, я попытаюсь что-нибудь для вас сделать.

Он вышел из бара, пересек площадь и скрылся в лавке напротив гостиницы. Тони снова взгромоздился на табурет, который был явно мал для его огромной туши; настроение его портилось с каждой минутой. Селина сама начала нервничать. Чтобы умиротворить Тони, она сказала:

— Вы столько для меня сделали, а я заставляю вас терять время...

— Еще неизвестно, застанем ли мы мистера Даера в Каса Барко. Они не уверены, что он вернулся из Сан-Антонио.

— Если его там нет, можно будет подождать...

Этого говорить как раз и не следовало.

— Я не могу ждать. Я — человек рабочий. Для меня время — деньги.

— Да, конечно. Я понимаю.

Тони хмыкнул, словно желая показать, что вряд ли она способна это понять, и отвернулся — надувшийся, похожий на обиженного школьника-переростка. Когда вернулся Рудольфо, Селина почувствовала облегчение. Рудольфо договорился с сыном владелицы бакалейной лавки: тот покажет дорогу в Каса Барко. Ему все равно нужно отвезти сеньору Даеру продукты. Если они не против, машина может ехать за его велосипедом.

— Ну конечно, лучше не придумаешь! — Селина повернулась к Тони и сказала с напускной веселостью: — Мистер Даер с вами расплатится, и вы сразу поедете обратно в Сан-Антонио.

Тони не выказал особой радости, однако слез с табурета и вышел вслед за Селиной на площадь. Около такси уже стоял худощавый подросток с велосипедом. С руля свисали две огромные корзины; Селина по дороге видела такие у крестьян. Корзины были набиты небрежно упакованными свертками разных форм и размеров; сверху лежали длинные батоны хлеба, связка лука, торчало горлышко бутылки.

Рудольфо сказал:

— Это Томеу, сын Марии. Он вам покажет дорогу.

Томеу, как рыбка-пилот, покатил вниз по ухабистой дороге, повторявшей извивы береговой линии. Побережье острова было изрезано бухтами с переливчато-синей водой, среди скал виднелись прелестные белые виллы, садики с яркими цветами, солярии и вышки для прыжков в воду.

— Я бы с удовольствием здесь пожила, — сказала Селина, но не услышала ответа: настроение Тони явно не стало лучше.

Дорога, между тем, превратилась в тропу, петляющую между увитыми плющом оградами. Немного поднявшись в гору, она затем начала спускаться к последней, самой большой, бухте, где виднелась крошечная гавань с несколькими рыбачьими лодками; поодаль, на глубине, стояли на якоре яхты.

Тропа приводила к задам домов, где уже ждал опередивший машину Томеу. Увидев крышу такси над гребнем холма, он слез с велосипеда, прислонил его к стене и принялся сгружать корзины.

— Вот, наверное, и Каса Барко, — сказала Селина.

Дом оказался небольшим. Задняя побеленная стена была глухой, если не считать узенькой прорези оконца и закрытой зеленой двери, прячущейся в тени толстой черной пинии. Дорога в этом месте раздваивалась; вдоль обеих ее ветвей тоже стояли дома. Там и сям между ними были выбиты в камне спускающиеся к морю ступеньки. Картину дополняло развевающееся на веревках белье, развешенные для просушки сети и парочка умывающихся на припеке тощих котов; все это, вместе взятое, производило очень приятное впечатление.

Машина, подпрыгивая, преодолела последние несколько ярдов. Тони понуро размышлял о том, что развернуться будет негде, что его такси не приспособлено для езды по таким кошмарным дорогам и что надо будет за каждую царапину потребовать дополнительную оплату.

Селина напряженно прислушалась. Томеу открыл зеленую дверь и, волоча свои тяжеленные корзины, скрылся в доме.

— Такси резко затормозило, и Селина выскочила наружу.

— Я попробую развернуться и приду за деньгами, — сказал Тони.

— Хорошо, — рассеянно ответила Селина, глядя на дверь. — Да, да, конечно.

Тони стремительно рванул с места — Селине, чтобы он на нее не наехал, пришлось отскочить в канаву. Как только такси скрылось из вида, она пересекла тропу и робко вошла в открытую дверь Каса Барко.

Снаружи дом казался маленьким, но, переступив порог, Селина очутилась в огромной, вероятно единственной, комнате с высоким потолком. Жалюзи на окнах были опущены, и внутри царил прохладный полумрак. Кухней, больше напоминавшей то ли бар, то ли корабельный камбуз, служила часть комнаты, отгороженная невысокой стойкой; там Селина увидела Томеу: стоя на коленях перед холодильником, мальчик вытаскивал из корзин и перекладывал в него продукты.

Когда Селина перегнулась через стойку, он поднял голову и улыбнулся.

— Сеньор Даер? — сказала Селина.

Томеу покачал головой:

— Нет aqui.

Нет aqui. Здесь нет. У Селины упало сердце. Джордж Даер не вернулся из Сан-Антонио, и ей придется обманом удерживать Тони, надавать ему обещаний и уговорить набраться терпения, хотя она понятия не имела, сколько предстоит ждать.

Томеу что-то сказал. Селина непонимающе на него уставилась. Тогда мальчик вышел из камбуза и, подойдя к дальней стене, принялся поднимать жалюзи. Солнечный свет ворвался в дом, и все предметы сразу приобрели окраску. Обращенная к гавани южная стена представляла собой почти сплошное окно; двустворчатая дверь в центре вела на террасу, защищенную от солнца навесом из деревянных реек. На низкой балюстраде стояли глиняные горшки с геранью, а над ними расстилалась ослепительная синева моря.

Дом был спланирован на современный лад. Внутренние перегородки отсутствовали, над камбузом нависали небольшие антресоли с деревянными перилами; подняться на антресоли можно было по лестнице, похожей на корабельный трап. Под лестницей находилась крохотная ванная. Свет в нее попадал через проделанное высоко в стене отверстие; оно же служило для вентиляции; в ванной была раковина, унитаз, примитивный душ, полочка, уставленная пузырьками, тюбиками зубной пасты и прочими мелочами, зеркало; на полу стояла круглая бельевая корзина.

Остальная часть дома представляла собой исполненную своеобразного очарования гостиную с побеленными стенами и каменным полом, устланным яркими коврами. В углу помещался большой треугольный очаг; куча душистой золы на дне, казалось, готова была воспламениться от легчайшего дуновения. Спереди очаг огораживала довольно высокая — около восемнадцати дюймов от пола — стенка, на которой, вероятно, было очень удобно сидеть; стенка переходила в длинную полку, заваленную подушками и ковриками; тут же стояла лампа, лежали книги, наполовину сплетенный канат, стопка газет и журналов и ящик с пустыми бутылками.

Свободное пространство перед камином занимала огромная продавленная тахта, на которой могли бы свободно улечься минимум шесть человек. Она была небрежно застелена светло-голубой простыней и сверху одеялом в красную и белую полоску. Напротив — так, чтобы свет падал под прямым углом, — стоял простой двухтумбовый письменный стол. На столе лежали кипы газет, а возле открытой коробки с нераспечатанными письмами приютилась пишущая машинка и бинокль. В машинку был вставлен лист бумаги, и Селина не смогла удержаться от искушения...

— «Новый роман Джорджа Даера, — прочитала она. — Лиса лениво перескочила через какое-то препятствие; возможно, это была гончая».

Затем следовало многоточие и восклицательный знак.

Селина невольно прищелкнула языком. Да, плохи дела мистера Ратленда!

Между камбузом и дверью был колодец, над которым на железном крюке висело ведро; рядом на широкой полке стояла початая бутылка вина и горшок с кактусом. Селина заглянула в колодец и увидела темную сверкающую поверхность воды; от нее исходил приятный сладковатый запах, и Селине захотелось выпить глоток; правда, бабушка запрещала пить некипяченую воду... да и сейчас только не хватало подцепить какое-нибудь желудочное заболевание.

Отойдя от колодца, Селина постояла посреди комнаты; потом, одолеваемая любопытством, поднялась на антресоли. Наверху находилась спальня с покатым потолком; в высокой ее части стояла гигантская резная двуспальная кровать (как ее удалось сюда втащить?). Единственной мебелью кроме кровати были два стоящих у низких стен корабельных рундука; гардеробом служил завешенный занавеской угол, а ночным столиком — поставленный на попа ящик из-под апельсинов; внутри лежали книги, а сверху стояла лампа, транзисторный приемник и судовой хронометр.

Томеу крикнул с террасы: «Сеньорита!», и Селина спустилась к нему. Мальчик сидел на балюстраде в обществе громадной белой персидской кошки. Он улыбнулся Селине и поднял кошку, словно предлагая ее подержать.