том, что ты готова попробовать на вкус мою жизнь, — рассуждает он, а я поджимаю губы от недовольства.

Он не имеет права вот так раскладывать мою жизнь по

полочкам, как психотерапевт. Он вообще ни на что не

имеет права в моей судьбе!

— Я была пьяна, — парирую я, повернув к нему голову.

Раз он хочет бороться со мной, то он получит то, на что

напоролся. За последствия я не отвечаю.

— Да, — кивает он, — алкоголь позволил тебе

раскрепоститься. Но я не советую тебе продолжать эту

практику, ты знаешь, насколько тебе было плохо и это

сильно вредит твоему здоровью.

— Хватит, — резко обрываю я его нотации, которых дома

мне вполне достаточно. — Тебя не касается ничего, что

связано со мной. Мне плевать на тебя, это ты прицепился

ко мне, Ник. В чём твоя проблема?

— Ты моя проблема. Твоя чувственность, врождённая

сексуальность, молчаливый призыв к решительным

действиям. Черт, ты хоть понимаешь, как действуешь на

мужчин? Ты раздариваешь себя не тем людям, Мишель.

Ты достойна наслаждения, а не второсортного продукта, вроде твоего парня. Ты ничего не чувствуешь к нему, но

держишься за него из последних сил. И я даже знаю

почему, потому что ты боишься получить большее, тебе

необходим адреналин. В этом мы с тобой похожи, я могу

подарить тебе это, а ты откроешь в себе новую сторону. В

чём твоя проблема, крошка? Зачем противиться себе и

мне, если мы оба знаем, что ты точно будешь в моих

руках, я буду ласкать твоё тело и никто иной? — его

самоуверенность и этот зазывной тембр с тёмными

нотками возбуждения обескураживают меня, что я глупо

моргаю и смотрю в его глаза, где прячутся странные и

непонятные эмоции.

— Ты что, меня на секс разводишь? — шиплю я полная

возмущения.

— Боже, как с тобой сложно. Откуда у тебя такие мысли?

Я никогда никого не развожу, тем более на интимную

близость, Мишель. У меня её достаточно, — он жмурится

и потирает пальцем висок.

— Я не понимаю тебя, прости. Ты..., — я замолкаю, краем

глаза замечая, что к нам подходят два официанта, неся

наш заказ, и через несколько мгновений расставляя

тарелки перед нами.

А я готова была уже бежать, и снова необъяснимые

импульсы ожили в теле. Хотелось плакать и

одновременно ударить что-то. Эта близость...его

близость ломала все мои представления о нормальной

жизни. В мои планы не входила интрижка с невидимкой, о

котором ходят только слухи.

— Приятного аппетита, — с улыбкой желает нам

официант и удаляется.

— Мишель, подними голову, — тихо просит он, а я упёрто

раскладываю салфетку на коленях и беру приборы, втыкая вилку в лист салата и пробуя его на вкус.

— Крошка, я не хотел тебя оскорбить, наоборот, я хочу

подарить тебе заботу, в которой ты нуждаешься. Я

понимаю, что для тебя всё происходящее слишком

быстро, и ты в силу своей неопытности потеряна. Но я

дам тебе время, ты сможешь узнать меня ближе, если ты

захочешь. Я ничего не буду делать против твоего

желания, — я поднимаю голову на эту речь и упираюсь в

бархатную бездну глаз.

— Ты ошибаешься, — тихо произношу я, опуская взгляд

на его тёмно-синий галстук в чёрную полоску. — Ты не

знаешь меня и я...

— И ты снова лжёшь, — властно перебивает он меня. — Мы пока оставим эту тему, а то ты опоздаешь на занятия.

Принимайся за еду.

Я не хотела есть, не хотела сидеть с ним за одним

столом, только скрыться от него, от этих цепких лап, потому что интуиция сжимала моё сердце, и я не могла

дышать ровно, только обрывисто. Но лучше быть занятой

едой, чем разговором с ним.

Ник сделал прекрасный выбор, я насладилась пищей и

тишиной. Он так же молчал, но я знала, что он наблюдает

за мной, ожидает моего прокола или взрыва, но я не

подарю ему этого. Как только он вернёт меня в

университет, я попрощаюсь с ним, как и намеревалась.

Парадокс: он пугает меня своей настойчивостью, и я

понимаю, что мне это нравится. Мои защитные барьеры с

громким треском ломают и обсыпаются мне на голову и

это плохо, это чертовски плохо.

— Расскажи мне о себе, — нарушает он тишину, когда я

отложила приборы, осилив только половину равиоли.

— Ты и так знаешь про меня, — бурчу я, беря в руки

бокал с водой. Откуда он знает, что я пью именно воду с

лимоном?

— Мишель, хватит дуться. Ты хочешь быть взрослой, так

не веди себя как ребёнок. Я задал вопрос, ты отвечаешь.

Это у нормальных и воспитанных людей называется

диалог, — с расстановкой объясняет он, как отсталой, на

что я посылаю ему раздражённый взгляд, а его

идеальные губы растягиваются в улыбке.

— Я тоже задавала тебе вопросы, но ты их

проигнорировал, — упрекаю я его.

— Я отвечу на них, обещаю, только всему своё время, крошка, — он продолжает улыбаться. Чёрт, я снова

пялюсь на его губы, а затем глубоко вздыхаю и перевожу

взгляд на свои пальцы, играющие с ножкой бокала.

— Что ты хочешь знать? — я сдаюсь и вопросительно

смотрю на него.

— Чем ты живёшь? Что ты любишь? Как проводишь

свободное время? — подсказывает он, и я начинаю

хмуриться, обдумывая свою речь.

— Ты копался в моих данных? — неожиданно даже для

себя спрашиваю я.

— Да, — без тени стыда отвечает он.

— Тогда ты знаешь дату моего рождения, мою группу

крови, кто мои родители, мою сестру ты видел, где я

учусь тоже для тебя не новость и то, что я помимо

финансов хожу на психологию. Я люблю

фотографировать, в шестнадцать мне подарили

фотоаппарат, и я сильно увлекалась этим, обожаю

портретную чёрно-белую съёмку, — вспоминая своё

хобби, я немного улыбаюсь, и Ник ободряюще отвечает

мне тем же.

Я уже чувствую, что напряжение вновь отпускает меня, и

я могу свободно говорить с ним о своей жизни.

— Почему именно чёрно-белую? — спрашивает он, потягивая апельсиновый сок.

— В них есть таинственность, некая недосказанность и

мне нравятся оттенки серого, ведь на фото присутствуют

только два цвета: чёрный и белый, а остальное это

производные. И удивительно насколько их много, что

изображение становится чем-то большим, чем обычный

щёлк. И когда я пересматриваю такие фото, будь то

человек или природа, это как будто...знаешь, воспоминание, имеющее свою историю, она живая и

реальная, — я возбуждённо закончила свой монолог, а

затем смутилась такой открытости, опустив голову.

Никогда я не делилась этими своими ощущениями, и это

начинает меня раздражать, что он так просто вытянул их

из меня.

— Не надо этого делать, Мишель, мне понравилось, с

какой страстью ты говорила, это завораживает, — он

произносит это ласково и даже нежно, что я недоверчиво

поднимаю голову, дабы убедиться в этом. Его глаза

ласкают меня, и мне нравится такая перемена в нём.

— А ты? — спрашиваю я.

— Нет, я не люблю фотографировать, — он смеётся и это

тоже для меня в первый раз. Его смех настолько чистый и

заразительный, что я не могу сдержать улыбки. В уголках

его глаз появляются мимический морщинки, и это его

очеловечивает, делает смертным, а не мраморной

греческой статуей.

— Я имела в виду, это правда, что ты имеешь отношение

к корпорации W.H.? — я поправляю себя и вновь задаю

вопрос. Он реагирует резкой сменой настроения и теперь

вместо улыбки, надевает маску и впивается в меня

глазами.

— Зачем тебе это? — резко спрашивает он.

— Папа сказал, и мне стало интересно, — тихо

произнесла я.

Что-то произошло, потому что он смотрит на меня зверем

и мне становится страшно, действительно страшно за то, что я спросила. Почему он так реагирует? Моё сердце

колотится так громко, что я стараюсь не оглохнуть от этой

птицы внутри. Его глаза превращаются в мрачную

зловещую темноту, и я начинаю непроизвольно потеть.

— Спасибо тебе за обед, но мне пора, — быстро говорю

я, только бы убежать от него, только бы скрыться от его

глаз.

Я торопливо достаю из сумки кошелёк, но мужская рука

накрывает мои трясущиеся пальцы, что я замираю.

— Прости, крошка, — раздаётся шёпот рядом с ухом. Я

даже не заметила, как он встал и подошёл ко мне.

— Всё нормально, — я натянуто улыбаюсь, но он берёт

мой подбородок двумя пальцами и поворачивает к себе, что я теперь тону в этих обжигающих глазах. Никогда бы

не подумала, что на меня такое впечатление произведёт

карий цвет.

— Я не хотел тебя пугать, — тихо говорит он, а я бегаю

взглядом по его лицу, желая уцепиться за что-то иное.

— Всё хорошо, просто мне, правда, пора, — я слышу в

своём голосе оправдание, но мне все равно. Мне

необходимо окончить все.

— Нет, Мишель, ты испугалась и снова бежишь. Я не

хотел. Понимаешь, я первый раз потерял контроль над

собой. Нет, не несколько минут назад, а ещё раньше, когда ты была честна передо мной. Я залюбовался тобой, и я хочу видеть такую тебя чаще. И больше не доставай

при мне свой кошелёк, это вульгарно даже для тебя, крошка моя, — он нежно улыбается и большим пальцем

трёт мой подбородок, отчего я отпускаю чувство страха и

просто киваю.

Ник выпрямляется в полный рост и подзывает официанта, пока я вновь пытаюсь собрать свои чувства по осколкам.

Откуда у него такая власть? Он может одновременно

вызывать противоположные ощущения, это путает меня.

Он похож на лабиринт, ты только видишь выход из него, а

это оказывается очередной тупик, и ты блуждаешь по

нему, испытывая жажду, и теряешься среди темноты.

— Мишель, — позвал меня тягучим голосом Ник, и я

подняла голову. — Мы можем идти.

Я неуверенно киваю и понимаю, что до сих пор держу

крепко в руках кошелёк и, наверно, выгляжу так глупо, что

тут же пихаю его в сумку и встаю.

Ник берёт меня за руку, переплетая свои пальцы с моими, и улыбается мне, не обращая внимания на надоедливую

блондинку, бросающую нам в спину слова благодарности

и прощания. Этот жест меняет все вокруг, он как будто

открывается передо мной.

Он выпускает мою руку, чтобы помочь мне надеть пальто

и, поднимая волосы, касается кожи на затылке, отчего

моё дыхание тут же сбивается, и я нервно делаю шаг от

него.

— Спасибо, — выдыхаю я и застёгиваю пуговицы.

Ник не придаёт значения моему состоянию и, пребывая в

расслабленном состоянии, нажимает на кнопку вызова

лифта. Мы стоим друг от друга довольно далеко, на

противоположных концах дверей и также я становлюсь в

лифте.

— Я рад, что ты согласилась, мне очень понравилось, — неожиданно произносит он, и я улыбаюсь, не произнося

ни слова.

Мы выходим к машине, где он сам распахивает передо

мной дверь, вновь предлагая руку, но я из-за своего

желания быть самостоятельной, забираюсь на заднее

сидение, отчего его лицо мрачнеет и он сжимает губы, закрывая дверцу.

— Майкл, к университету, — бросает Ник и достаёт из

кармана переднего сидения айфон.

Я отворачиваюсь к окну, и мы снова продолжаем хранить

молчание, пока из колонок доносится успокаивающая