его мне. Он прав, я слишком давила на него и ему

нужен воздух. Только в сравнении мы можем познать

то, что ценно для нас. И я уверена в своей любви.

Только вот, видимо, его любовь я все же выдумала и

приложила не всю свою силу, чтобы забрать его, вырвать из прошлого. У меня не получилось, вся моя

бравада улетучилась, оставив в душе пустоту и

усталость.

— Марк, привет, — стерев слезы с глаз, я говорю в

трубку, когда после второго гудка мне ответил парень.

— Мишель, — радостно приветствует он меня. — У

тебя что-то случилось?

— Я могу приехать к тебе? Я не хочу сейчас говорить с

Сарой, объясниться с кем-то, мне просто нужна

тишина и возможность остаться одной. Но и домой я

не могу...

— Конечно, Мишель. Конечно, я сейчас пришлю тебе

свой адрес. Встречу тебя внизу. Не волнуйся, я никому

не скажу, что ты у меня. Ты сможешь тут отдохнуть и

остаться хоть на год.

— Спасибо, Марк, — шепчу я, отключая звонок.

Вот и пришло то время, когда я пойму, насколько

любовь бывает безответной и безучастной с одной

стороны. Я чувствую, так остро реагирует сердце, и

это ещё ужаснее. Я знаю, что это не конец. Знаю, что

скоро увижу его, но вот что будет с нами, я не могу

предугадать. Но пока мне необходима передышка, необходимо собрать воедино все мысли и возможно, проклинать себя за такую эмоциональность.

Тучи сгущаются над городом, а я смотрю на них их

окна машины, выехав с парковки комплекса. Погода

всегда понимает меня лучше других. И сейчас она

насыщается дождём, чтобы смыть с земли все

последние шаги, которые я на ней оставила.



Thirteenth


— Доброе утро, — говорит Марк, ставя на небольшой

круглый стол омлет с помидорами, а рядом чашку с

кофе.

— Доброе, — я выдавливаю из себя улыбку, садясь на

стул.

— Нормально спала? Я предлагал тебе лечь на

кровати, сам бы на диване, — несколько скованно

произносит он, опускаясь напротив меня.

— Нет, все хорошо. И я всё равно не спала, не могла

заснуть. Спасибо, что приютил. Сегодня попрошусь к

Саре, — отвечаю я, чувствуя, что мои глаза горят от

слёз, выплаканных этой ночью.

— Ты можешь остаться у меня. Правда. Ты тихая, отличный молчаливый собеседник, так я не буду

чувствовать себя психом, болтающим сам с собой. У

меня даже одежда есть. Сейчас, — он резко

подскакивает и несётся в спальню.

Я только качаю головой, беря в руки чашку и отпивая

терпкий кофе.

Мне пришлось отпустить его. Ни черта не пришлось, вру сама себя. Корю себя за слова, сказанные вчера.

А ещё больше за любовь и надежду, которые до сих

пор живут во мне. И обида, эта дрянь поселилась

внутри и не отпускает меня. Просто крепко вцепилась

в душу, терзая её, пропитывая воспоминаниями лица

Ника и лёгкостью его решения. Значит, всё было

впустую? Все слова, все слезы, вся боль, всё было

ненужным для него? Но как? Как такое может быть? Я

не понимаю, просто в голове не укладывается, что ему

всё равно на это.

— Вот, — на стол падает три пакета с одеждой, и я

едва успеваю отодвинуть тарелку, чтобы сохранить

завтрак.

— Это...

— Это я купил для Камилл. Думал, что она приедет ко

мне. Я позвонил ей на днях, она обещала подумать, и

я как идиот купил это для неё. Надеялся. У вас

похожее телосложение, только у неё...ну это...грудь

меньше. Но думаю, ты что-нибудь найдёшь, — щеки

Марка вспыхивают розовым, и он опускает голову, хватая чашку и делая большой глоток, тут же

отплёвываясь.

— Черт, — он хватает стакан, наливая туда воду, и

залпом выпивает, пока я с тихим смехом смотрю на

него.

— Спасибо тебе, но оставь. Вдруг она передумает, — говорю я.

— Вряд ли, — пожимает он плечами. — Она не

отвечает, забросила меня в чёрный список. Это конец.

— Марк, дай ей время, и себе разреши пожить

спокойно, — я вновь делаю глоток, наслаждаясь, как

просыпается изнурённое тело.

— Нет! Хватит с меня. Я как болван, наговорил ей про

любовь, семью. Да я никогда не чувствовал себя так, как сейчас. Просто дебил, — фыркает он.

— Если это любовь, она поймёт это только в разлуке.

Только при сравнении жизни до и после твоего

отъезда. И если она вернётся...неважно, через

неделю, месяц, даже года. И ты будешь свободен, настоящие чувства вернутся, они не забываются, то

прости её и прими. А сейчас у тебя один вариант — отвлечься, — убедительно произношу я, и он

поднимает голову, прищуриваясь.

— Я уже отвлёкся, да так отвлёкся, что тебе

досталось, — мрачно отвечает он, плюхаясь на стул.

— Ты был не виноват. Это моё дело, забудь. И со

мной уже все хорошо, — заверяю я его.

— Это я оставлю без комментариев, — хмыкает он. — А ты? Что будешь делать ты? И где он?

— Не знаю, — шепчу я, качая головой. — Понятия не

имею, что сейчас делает и думает он. И я тоже взяла

тайм-аут. Он нужен мне, чтобы расставить все мысли

в голове, подумать...

— Поплакать и снова вернуться к нему. Не надоело?

— добавляет он, делая жест в воздухе рукой, означающий «знаю, знаю, проходили».

— Я не знаю, Марк. Просто не знаю. Всё было хорошо, но что-то пошло не так. Я слишком напористо, слишком...наверное, обидела его своими словами, полезла не туда...

— Мишель, да брось. Слишком ты дура. А он что, старичок-одуванчик, обиделся и рассыпался? Он даже

не удержал тебя, даже не попытался.

— Господи, прекрати давить на больную мозоль! — возмущённо говорю я, вставая. — Мне и так тошно, не

делай ещё отвратительней этот день. Думаешь, мне

это приятно? Ни хрена! Я тоже устала от всего. Я хочу

тоже спокойствия, но пока оно не дано нам. Пока я не

готова к нему. Я не знаю его, и вряд ли мне удастся

узнать о нём в ближайшее время. Я не знаю, что я

буду делать. Я не знаю, где я буду жить. Хоть

наличность есть, уже спасибо за мою

предусмотрительность. Я не знаю, чего ждать от этого

дня и боюсь загадывать. Потому что я вечно

ошибаюсь, достало уже. Я лелею надежды, а они

рушатся моментально. Я мечтаю, и это тоже летит к

чертям. Я ничего не хочу, кроме как немного тишины

и...просто тишины от всего. У меня везде проблемы, ничего не умею, не научилась сохранять в своих руках.

У меня нет семьи, нет его, а я уже скучаю. Мне больно, внутри больно так громко, что это оглушает меня и я

не могу дышать. Думаешь, я хочу этого? Нет, я просто

оступилась, сделала неверный шаг, но его не

изменить. Мне остаётся только ждать. Верить в то, что

я не сошла с ума и не придумала его чувства к себе. А

если же я его больше не увижу, то я не знаю...не хочу

думать. Не могу даже позволить себе идти в этом ходе

мыслей.

Я перевожу дыхание от своей пылкой речи, и устало

смотрю на парня, шокированного моим выпадом.

— Прости, я переживаю за тебя. И хочу, чтобы у тебя

все получилось. Правда, хочу, Мишель, — говорит

Марк, вставая со стула и подходя ко мне. — Хочешь, обнимашки? Амалие всегда помогает.

Он расставляет руки, и я смеюсь, сейчас искренне и

киваю, падая в его объятья.

— Всё будет хорошо в любом случае, детка. Это вот

такая дрянная жизнь у нас, любить не тех, кого мы

достойны. Но поверь, я видел то, что он чувствует. И я

видел любовь к тебе, правда, какую-то странную. Но

любовь. Наверное, правильно, всегда нужно время, чтобы успокоиться, пережить кризис и вернуться с

новыми силами и мыслями. И он уже понял, как плохо

без тебя, только вот мы, мужские отродья, тупые и

гордые. Мы боимся всего этого, как медведи в свете

фар. Время самое сложное, и это надо принять, — говорит он, поглаживая меня по спине, затем целуя в

висок. — Ты замечательная, умная и сильная девушка, Мишель. И когда-нибудь, когда я остыну от Камилл, я

обещаю приударить за тобой, если этот остолоп не

поймёт, какое чудо он теряет.

Я поднимаю голову с его плеча, а глаза от этих слов

поддержки наполнятся слезами. Вот это я хотела

услышать от мамы, от своей семьи. Что вопреки всему

мы живём и двигаемся дальше, и что будет, то будет, и я справлюсь.

— Спасибо тебе, — я целую его в щеку и отстраняюсь.

— Спасибо за все.

— Какие планы? У меня нудная работа, хотя мне

нравится. Сидишь, растишь пузо и печатаешь, мечта, а не работа, — улыбается он.

— Да все нормально с твоим телом. Хочу заехать к

отцу, узнать как он чувствует себя. Затем поеду на

занятия, а дальше... — я вздыхаю, проводя рукой по

волосам.

— А дальше я всегда тут и с радостью предоставлю

свою жилплощадь и плечо-платочек для тебя, — нежно предлагает Марк, и я не могу не улыбнуться его

доброте.

— Спасибо, я подумаю. Но сегодня я хочу девчачью

компанию, может быть, пойдём в бар и я напьюсь, — пожимаю я плечами.

— Вот разве честно? Раз я не девочка, то со мной

нельзя в бар? Я даже угощу тебя, потом подержу

волосы, пока тебя будет рвать, а потом, может быть, если сам не облюю все вокруг, даже воды поставлю на

пол, — наигранно обиженно говорит он.

— Марк, да ну тебя, — смеясь, я разворачиваюсь и

иду к двери, где лежит мой рюкзак.

— Но я на связи, захлопни просто дверь, — кричит он

мне в спину.

— Окей, до встречи, — бросаю я через плечо и

подхватываю свои вещи, делая так, как он сказал.

Как только за мной закрывается дверь, то все лёгкое

настроение, которое появляется рядом с Марком, моментально спадает, и меня бросает в яму страха и

нежелания даже двигаться. Но я делаю шаг, а затем

ещё. И ведь душа должна была немного успокоиться, все уже случилось, на что намекала моя интуиция. Но

нет...грудь продолжает неприятно давить, и я уже

опасаюсь, что у меня что-то с сердцем, какой-то

диагноз. Неприятно. И я кривлюсь на свои ощущения, забираясь в машину.

Очень сложно жить в неведении, ждать чуда и верить

в него. И сложность состоит в том, что ты с точностью

можешь сказать, что этот мужчина для тебя намного

важнее, чем кто-либо. Все что с ним связано для тебя

проходит острее и болезненнее. Ничего и никто этого

не изменит, так будет всегда. Мне не требуется

разлука, чтобы понять своих чувств. Ещё вчера меня

изнутри скрутила тугая верёвка из тоски и желания

вернуться самой. И я даже встала, собрала рюкзак, но

потом поняла, что не держу своё слово. Ник всегда

давал мне выбор: уйти или остаться. И я была

свободна в своих действиях, только вот когда даёшь

свободу мужчине, которого ты любишь всем сердцем и

от которого будет стонать душа, ты узнаешь, что

означает отчаяние. Почему всегда так бывает: женщины намного глубже переносят разлуку, чем

мужчины? Потому что последние не умеют любить?

Или же любили слишком часто? Нет. Они просто

скрывают от самих себя правду, которая лежит на

поверхности. Они все садисты, наслаждающиеся

нашими мучениями. Или же мазохисты душевные, терзающие себя изнутри и не понимающие, что есть

счастье. И это больнее всего, что мы, женщины, будем

дарить им эти чувства, потому иначе мы не умеем

любить.