Я заглушаю мотор у госпиталя, не понимая, зачем, вообще, я сюда приехала? Ведь вчера я решила, что я

тут лишняя. Только вот ещё вчера я не знала, что я

лишняя везде.

Я скатываюсь с водительского кресла, неуверенно

блокируя машину, и плетусь к главному входу. Когда я

стала так зависима от мужчин? Если нет Ника, то мне

нужен отец. И я не понимаю, почему это происходит со

мной. Я нуждаюсь в совете, в чётком указании дороги, потому что сама ни черта больше не вижу впереди, кроме густого и непроглядного тумана. Мне нужен

координатор, мне нужен Ник. С ним я могу многое, а

без него ничего не представляю.

Мне выдают халат и бахилы, и я прохожу по

знакомому белому коридору, останавливаясь у

палаты. Оттуда доносится приглушённый звук

новостного канала, и я делаю шаг назад. Зачем я

приехала? Зачем? Не могу понять себя, но мной ведёт

кто-то. Моя рука ложится на ручку двери и опускает её

вниз с характерным щелчком.

Я на секунду замираю, собираясь с силами или же не

давая себе бежать, как трусихе, и вхожу в палату.

Отец поднимает голову с подушки, удивлённо смотря

на меня, как и я на него. По нему видно, что все эти

капельницы, трубки в его теле истощили его. Под

глазами залегли тёмные круги, а глаза потеряли

жизненный цвет, кожа приобрела неприятный

желтоватый оттенок, а лицо отекло.

— Мишель, — потрескавшимися губами шепчет он.

— Здравствуй, папа. Я пришла, чтобы узнать, как ты

себя чувствуешь? — сглотнув, спрашиваю я, продолжая стоять у двери и не имея сил сделать шаг к

нему.

— Отвратительно, словно в меня не вливают

витамины, а выкачивают жизнь, — он приподнимает

уголок губ, и я усмехаюсь на его фразу.

— Хорошо...наверное, так и должно быть, — говорю я, переводя взгляд на окно, за которым все так серо, как

и в палате.

— Доченька, подойди ко мне, присядь. Я думаю, что

должен объясниться. Я...

— Нет, я не хочу этого слушать. Нет, — перебиваю я

его, резко разворачиваясь и хватаясь за ручку, чтобы

сбежать. Дура, не надо было ехать сюда.

— Почему ты не дашь и мне шанс объяснить причины

своего поведения? Почему он стал для тебя таким

драгоценным, и ты готова прощать только его, а

другие перестали быть для тебя людьми? — я слышу

полный горечи голос отца и это останавливает меня.

— Потому что вы все были против него, — шепчу я.

— Да, против него, дорогая, но не против тебя. Когда у

меня случился приступ, первое о чём я подумал, что

умираю. А второе, что оставляю тебя одну. Одну с

ним, и у меня не хватило времени найти для тебя

хорошего мужчину, который будет всегда защищать

тебя. Я не успел, и мне стало страшно, хотелось

бороться, лишь бы ещё немного дали времени, чтобы

я все сделал. Мишель, я прошу тебя, поговори со

мной, выслушай меня.

— Хорошо, — киваю я, разворачиваясь и подходя к

койке. — Только не оскорбляй его.

— Постараюсь, — хмыкает отец, нажимая на пульт и

выключая телевизор.

Я, пододвигая стул, сажусь на него, нервно сжимая

руки в замок.

— Я слушаю, — произношу я, и отец моргает, концентрируя взгляд на мне.

— Сначала, — его рука с капельницей на внешней

стороне тянется ко мне, но я отшатываюсь от неё, подаваясь назад. Опустив взгляд из-за слез

скопившихся в глазах отца, я чувствую себя гадко, но

пока...не могу позволить ему трогать меня. Мне

больно, сейчас я открыта для нападения, я слаба без

Ника и чувствительная сильнее, чем раньше.

— Прости меня, доченька. Прости, что, вообще, поднял на тебя руку, что толкнул, что вот так все

вышло. Я даже не помню, как это произошло. Но меня

трясло от злости и от отчаяния, что ты уходишь от

меня. Ты моё сокровище, кроме тебя у меня никого

нет. Я любил тебя всю жизнь, работал ради тебя, чтобы ты никогда не знала, какого это предавать, обманывать и даже мошенничать. Я много делал в

жизни ужасных вещей, но все это было ради тебя, ради твоего будущего. И я не мог остановиться, понимаешь? Просто не мог. А когда я услышал слова

про любовь, про честность, про преданность, обращённые к Холду, а не ко мне, то у меня, наверное, помутился рассудок.

— Это все началось раньше. Ника не было, когда мне

было шестнадцать, и ты заставил меня встречаться с

Теренсом, а в четырнадцать я участвовала в

домашнем показе мод, чтобы мужики, сидящие у нас, могли дома дрочить на ребёнка. Его не было, когда ты

то и дело всем рассказывал какие языки я знаю, что

умею, чем увлекаюсь, какой у меня характер. Твой

рассудок помутился раньше, и это никак не было

связано с Николасом Холдом. Это был ты, — отрезаю

я, и от вскипевших внутри воспоминаний я вскакиваю, затем снова сажусь.

— Я не думал, что Теренс и правда мог быть

наркоманом. У них же есть определённые зрительные

отличия, а у него не было, — отвечает он на мои

обвинения.

— Потому что с вами он встречался, всегда приняв

дозу. У него были расширены зрачки, мокрые ладони, он много пил воды. Но вы все это списывали на нервы, вот они и были подтверждением моих слов. Проще

было обвинить меня в обмане, чем поверить. Ведь

никому проблемы не были нужны, а тем более тебе.

Его родители только пригласили вас прокатиться на

своей круизной яхте по Средиземноморью. Вы никогда

не думали о своих детях, поэтому не надо распинаться

и говорить тут о любви, — огрызаюсь я.

— Но это прошлое, Мишель. Ведь я сделал все, чтобы

никто больше не мог тебе навредить. Я отдал

сумасшедшие деньги за уничтожение доказательств и

твоей причастности, — оправдывается он.

— Они обманули тебя, — качаю я головой.

— Что?

— Они взяли деньги и обманули тебя. Мне Ник сказал, потому что он проверил это дело, и это он нашёл

каждого из той истории и наказал, как и уничтожил

улики. А тебя просто надули, — усмехаюсь я.

— Господи, о Господи, он и об этом знает, — отец

издаёт слабы стон, хватаясь рукой за сердце. И я

подскакиваю, страх внутри и моя причастность к новой

смерти, к смерти отца заставляет меня простить

моментально все, что было, и я кладу руку на его.

Он поднимает голову, с блестящими глазами от слез и

я поджимаю губы, не давая себе расплакаться.

— Родная моя, девочка моя, это его...он поступает.

Зачем? Зачем же ты сама выкопала себе яму? Я

думал, что ты не расскажешь ему. Как сильно он

запустил в тебя свои когти, Мишель? Доченька, он

сохранит это. Все, что он делает для тебя, он вскоре

пустит против тебя, — быстро шепчет отец, и я

отрываю свою руку, отшатываясь от него и его слов.

— Что ты несёшь? — с отвращением кривлюсь я, понимая, что его никогда не изменить. — Он помог

нам, он...

— Нет же, сядь и послушай. Ещё пару месяцев назад я

был бы счастлив, если бы ты была с ним. Я был бы

только за, даже если взять во внимание то, что не он

владелец корпорации. Но по словам людей он был

богат. В Оттаве я познакомился с одним человеком, и

я упомянул о Холде. Он предложил мне встретиться в

более спокойном и тихом месте, обещал рассказать

про него. И я согласился, — говорит папа, а я

медленно опускаюсь на стул рядом с ним.

— Так вот... — он вздыхает и закрывает глаза.

— Тебе плохо? Может быть, воды? — предлагаю я, и

он мотает отрицательного головой, откидываясь на

подушку.

— Я узнал. Но то, что я узнал...я был в шоке. Я

испугался и обрадовался тому, что он, как мне

показалось, в тот момент не заинтересован в тебе. Я

молился, чтобы это было так, — продолжает он, приоткрыв немного глаза.

— А что тебе рассказали? Ведь это мог быть обман, папа. Николаса Холда многие ненавидят из-за зависти, из-за его силы, из-за стиля жизни.

— Это был, к сожалению, не обман, доченька, — качает он головой.

— Тогда я хотела бы послушать, — уверенно говорю

я.

— Ты поймёшь почему я так веду...вёл себя, отчего

был таким ужасным. Это все страх за своего ребёнка.

Это...

— Папа, переходи к делу, у меня занятия ещё. И мне

нельзя опаздывать, — нетерпеливо перебиваю я его.

— Николас Холд до сих пор состоит в числе одного из

крупных дилеров по распространению наркотиков, особенно синтетических. Я видел документы, которые

подтверждают это. Там была его подпись о товаре, отправленном в Южную Америку. И суммы, которые он

получает за это. Райли Вуд бывший наркоман, которому помог Холд, но помог не так, как ты уже

представила. Вуд до сих пор сидит на лёгких

наркотиках вроде кокаина. И Холд его снабжает, поэтому Вуд держится за него. Он зависим от него.

Если это узнается, это будет скандал, это будет

бомба.

— Какой бред! — возмущаюсь я. — Тебя обманули, папа. Это ложь. Я знаю, что...нет, он не состоит нигде.

Он просто работает на Вуда, вот и все. Никаких

наркотиков. Я ведь знаю больше, я жила с ним. И я бы

уловила это, уже проходила.

— Мишель, он хитрый, он скользкий, он

отвратительный тип. Его мать была проституткой...

— Даже не смей, — зло перебиваю я его. — Не смей

Эмбер обзывать! Она прекрасная женщина!

— Я даже не удивлён, что тебе так показалось. Его

отец был сутенёром, Мишель. Он был пьяницей и

наркоманом, а когда заканчивались деньги, как ты

думаешь, где он доставал? Он использовал его мать, об этом знают все, кто жил с ними рядом в

Берлингтоне. И его убил один из таких вот

недовольных клиентов. Холд с рождения был

психически ненормальным и таков его сын. Его мать, после длительного лечения от зависимости, отправила

и его. Но он был агрессивным, он набрасывался на

врачей и его заперли в психиатрической клинике. Нет

никакой информации о Холде в период с одиннадцати

до шестнадцати лет. Он был там и вроде притворился, что все помогло. Но нет, ему ничего не помогло, у него

до сих пор есть психотерапевт. И он болен, Мишель.

Этот человек, который предоставил мне всю

информацию, брат девушки, которую он покалечил. И

она не единственная, остальные просто боятся, мне

предоставили полный список. И это около

восьмидесяти девушек, некоторых уже нет в живых.

Он превратил её в овощ на инвалидной коляске, и я

видел это. Я был в больнице и видел эту девушку. А

ей было всего восемнадцать тогда. Он набросился на

неё, избил до полусмерти и сбежал сюда, в Торонто.

Связался с наркотиками и ему помогли запугать брата

его жертвы, они грозились убить его детей и жену. Он

предостерёг меня, что Холд поначалу всегда добрый, щедрый, прекрасный и заботливый мужчина, пока ему

девушка не надоест. И он это продолжает по сей день, доченька. И ты попала к нему в руки. Что мне

оставалось? Как мне было ещё защитить тебя, если

ты скрывала от меня, что с ним? Я не успел, но

сейчас, прошу тебя, уйди от него. У меня есть счёт на

твоё имя, сними деньги и уезжай. Куда угодно, только

улетай из страны. Тем более, что после интервью, которое я дал со всеми обличающими его фактами, он

убьёт тебя.

Я моргаю, отходя от шока на слова отца. Мои руки

начинают трястись, и я закрываю глаза, чтобы понять, где правда, а где ложь.

— Ты...ты передал газетам это? — выдавливаю я из