собралось. Все стоят на лестнице, мало кто спустился

вниз к открытой площади, куда падает яркий свет. Это

больше похоже на спектакль, чем на что-то страшное.

Но мой взгляд останавливается на девушке, привязанной к какому-то приспособлению вроде

деревянного креста. Её ноги и руки разведены в

стороны, а сама она наклонена животом вперёд. На

ней средневековые кандалы, сдерживающие

полностью тело.

Я сглатываю от увиденного, спускаясь ещё на одну

ступень вниз.

Она голая, полностью голая, её ягодицы имеют

несвойственный розоватый оттенок, а на спине...

— О, Господи, это иглы? — ужасаюсь я, закрывая рот

рукой и отворачиваясь к Роберту.

— Да, это такой способ навести красоту, чтобы

появиться перед Верхним, а точнее Садистом. Это

условие для сессии, это подтверждение того, что она

хочет этого и готова к новым ощущениям, — шепчет

Роберт, указывая мне взгляд вернуть своё внимание

на импровизированную сцену. — Для нас это красиво.

Я не могу этого сделать, но через силу издаю шумный

вздох и снова смотрю на спину, зашнурованную

лентой. А лента эта держится на иглах, которые

сочными наконечниками играют на ярком свете над

девушкой.

Это сложно передать все свои ощущения, когда ты

сама видишь, что люди желают уродства сами. Я

осматриваю толпу, с жадностью ожидающую

дальнейшего продолжения шоу. И приходит

понимание, что я никогда не стану частью их. Как бы я

ни любила Ника, как бы ни хотела быть с ним, но для

меня вот это все, что я увидела и узнала, стало

невозможным препятствием.

На «сцене» начинается какое-то движение, и я

моргаю, концентрируя взгляд на чёрных свободных

штанах, держащихся на узких мужских бёдрах. Кубики

пресса, которые под моими руками когда-то

сжимались от возбуждения, играют в свете. Широкая

грудь, которую я когда-то покрывала поцелуями. Эти

руки, которые я так люблю, и которые умеют

дотрагиваться до меня с особой нежностью.

Мне не нужно угадывать этого человека под чёрной

маской. Это тот, которого я всегда буду искать во сне.

Это тот, который умеет причинять мне боль, не

прикасаясь ко мне. Это Николас Холд.

— Боже, — по щеке скатывается слеза от сжавшегося

горла, когда мужчина полностью вышел на свет.

Внутри меня все перевернулось, словно я очутилась в

самом страшном и невероятном кошмаре во всей

моей жизни. Это даже не больно, это остро и жгуче

отдаётся в груди, как будто меня туда укусила змея, отравив сердце. И теперь оно леденеет с каждым

вздохом.

— Это его сессия. Они проходят тут крайне редко для

публики, в основном закрытые. Но каждый из нас ждёт

таких дней, ведь садисты самые опытные из нашего

мира. И каждый доминант или же домина хотят быть

похожими на них. Это праздник для всех, — шёпот

Роберта на ухо подтверждает все предчувствия, которые когда-то терзали меня.

Я смотрю на единственного человека, которого люблю

в этой жизни, который дал мне много и забрал ещё

больше. Мне хочется закричать, попросить его

прекратить это, не предавать меня вот так легко и

просто. Но я молчу, пребывая в какой-то прострации, не дающей мне даже двинуться.

Только сейчас сквозь пелену из слез я замечаю в его

руке какой-то предмет, и прищуриваюсь, чтобы

разглядеть его.

— Это кнут, особый кнут, сделанный на заказ именно

для него. Это его любимый девайс, самый

болезненный, самый запоминающийся и самый

красивый. Он может разорвать кожу лучше скальпеля, а может оставить только точку. Сейчас начнётся

экшен, сама сессия. А до этого был разогрев падлом, — продолжает нашёптывать Роберт.

Ник раскручивает кнут, разминая его в руке, и резко

взмахивает им, разрывая воздух и оставляя свист

позади, на который публика издаёт восхищенный

возглас. Публика, но не я. Я жмурюсь от этого, но

зачем-то продолжаю стоять и любить его.

— Смотри, никто не умеет вот так работать кнутом, как

он. Сейчас он покажет невероятное мастерство, — я

слышу такое возбуждение в шёпоте Роберта, что

кривлюсь на него.

Как в замедленной съёмке я вижу, как незнакомец, которого я думала знаю, разворачивается, вставая

спиной к жертве.

— Не надо, — одними губами молю я его. Ник

разминает плечи и шею, а затем резкий поворот и

темно-бордовый тонкий язык, как молния прорезает

воздух, опускаясь на ягодицы девушки. Она дёргается, но я не слышу ни звука от неё, только толпу вокруг. Я

отворачиваюсь, а из глаз вырываются крупные слезы.

Ощущения как будто он ударил сейчас меня, но не

оставил ни следа на коже, лишь на душе.

— Посмотри, больше никого не узнаешь? — спрашивает шёпотом Роберт, поднимая моё лицо к

себе и разворачивая его к «сцене». Где мужчина, бывший для меня единственным смыслом, готовится к

новому удару.

Теперь он встаёт боком, что я с лёгкостью могу

увидеть татуировки на его спине. А я целовала каждую

звезду на нём, я надеялась стать одной из этих звёзд.

А в итоге, я стою среди людей, которым никогда не

буду принадлежать, и смотрю на то, как мужчина

изрезает кнутом моё сердце. Предатель.

Ник взмахивает рукой, а бордовая змея в его ладони

повторяет движение, делая круг в воздухе, и

опускается на левую ягодицу, оставляя после себя

алый след, который пересёк первый. Девушка

вздрагивает, тряся светлыми волосами, пытаясь, видимо, освободиться, но разве её кто-то слышит?

Нет, они все наслаждаются болью на её лице. Её

лице...

— Боже...Господи...Лесли, — я закрываю рот рукой, пока в горле собирается огромный ком, когда я узнаю

девушку.

Новый удар проходится ей между ягодиц, и она

раскрывает рот, который заткнут кляпом. И я слышу её

крик, я вижу её слезы, катящиеся по лицу, как и по

моему.

Новый удар не даёт ей прийти в себя, а меня начинает

трясти, что я впиваюсь зубами в пальцы, только бы не

закричать. Я не считаю больше ударов, которые

оставляют алые следы на белоснежном теле. Они

быстрые без возможной передышки, и я удивляюсь, как это ему удаётся. Мой взгляд прикован к Нику, сосредоточившемуся на своей жертве. Его спина от

пота блестит, а грудь вздымается чаще. Но даже с

такого расстояния я вижу блеск его глаз. И первый раз

за все наше знакомство я понимаю, что не знала, кто

такой Николас Холд. А сейчас я вижу полноценного и

настоящего мужчину, которому никто не нужен, кроме

наслаждения болью. Я придумала Ника, но его не

существовало, есть только Николас и никак иначе.

Мой мужчина был иллюзией, в которую я поверила. И

которая сейчас испарилась, оставив во мне кровавый

след.

— Посмотри, как они гармоничны. Посмотри на его

лицо, ему нравится это. Я ведь говорил, что он давно

забыл о тебе. Думаешь сейчас он думает, какого тебе, когда ты видишь это? Ему плевать, что ты со мной, что

Люк забрал тебя. Ему на все плевать, его ничего не

волнует. Ещё думаешь иначе? Нет, он никогда не

волновался о твоих чувствах. Потому что вот он. И как

давно Лесли хотела его, и у неё получилось. Она так

хвалилась всем, что она увольняется лишь потому, что ему надоела его блёклая пташка. И он наконец-то

решил вернуть своё настоящее «я» с ней. Это его мир, Миша, он принадлежит ему. Нельзя вырвать сердце, которое впитало в себя всю боль. Нельзя заставить

человека полюбить бархат после невероятного

адреналина. Нельзя человеку подсунуть чёрно-белый

фильм вместо красочного. Нельзя изменить Николаса

Холда, он садист до мозга и костей. И когда-нибудь ты

была бы на её месте. Когда-нибудь он бы сорвался на

тебе, как на ней. Когда-нибудь...— ядовитый шёпот

проникает под мою кожу, с большей силой отравляя

мою кровь.

За что ты так со мной?

Единственный вопрос, крутящийся в голове, и я

продолжаю стоять, чувствуя, как моя кожа накаляется

от разгорячённого воздуха вокруг. А внутри так

холодно, что это контраст приносит дрожь в теле. На

меня словно накатывают чужие волны возбуждения, и

я с ужасом кручу головой, видя на каждом лице рядом

полное восхищение и горящий сумасшедший блеск.

Это культ, от которого надо бежать. Это ад, в котором

горит любовь. Это мой ад и мой мужчина, создавший

его для меня. Он моя боль.

Громкий крик Лесли через кляп разрывает тишину, и я

поворачиваюсь на него, видя, как девушку сотрясает в

слабых конвульсиях, и Ник отбрасывает кнут. Какой-то

парень ему подаёт обычную бутылку вина, опускаясь

перед ним на колени, он берет её и подходит к

девушке, а моё сердце замирает.

Его рука в чёрной перчатке дотрагивается до ярких и

уродливых отпечатков извращённой любви. И их даже

не сосчитать. Меня передёргивает от этого.

Он переворачивает бутылку, зажимая горлышко. Резки

аромат алкоголя моментально заполняет тяжёлый

воздух вокруг. Алые капли попадают на раны, принесённые Ником. И Лесли извивается под дождём

из «бокала вина» после основного блюда. Тело

девушки сотрясается в сильнейших конвульсиях, её

подкидывает то вверх, то вниз. Она извивается, но

освободиться не может из-за цепей на её теле, удерживающих её. А он продолжает лить на неё

кровавый напиток. Её крик застревает в моих ушах.

Моё дыхание сбивается, и я слышу, как каждый

присутствующий замер в ожидании чего-то

грандиозного. Последний крик Лесли, и её голова

безвольно падает на дерево, а тело расслабляется.

Сильнейшая волна от последнего вздоха девушки

проходит по залу и звучат громкие аплодисменты.

Резкая тошнота подкатывает к горлу, когда Ник

поворачивает в толпе, изгибая губы в победной

улыбке. Я не могу больше смотреть на этого человека.

Моё сердце не выдерживает боли, которую я сейчас

перенесла. Мне противно и гадко, что я

разворачиваюсь и быстро взбегаю по лестнице.

Только бы убежать, только бы оставить все тут. Но я

знаю, что с этого момента моя жизнь полностью

изменилась, потому что я увидел монстра во всём его

обличии.

Айсберг, который скрывался под водой, явился для

меня во всей красе. И боюсь, что и в этот раз от

столкновения с ним, корабль, под названием любовь, потерпел крах и пошёл ко дну вместе со мной.



Eleventh


Я словно в бреду поднимаюсь по лестнице, не

понимая, что происходит внутри меня. Все вокруг

кружится от переизбытка адреналина в крови.

Господи, как его много. Почему так ярко? Меня трясёт

от всего, что я увидела, я не знаю, куда мне идти, останавливаясь у лестницы, и чувствуя, что ноги

придают меня, подкашиваясь.

— Дорогая моя, сейчас я помогу тебе, — меня за

талию обхватывают мужские руки, а затем меня

поднимают на руки, неся куда-то.

Но я не могу сконцентрироваться на этом, все ещё

пребывая под властью увиденного. Картинки, они

бегают перед глазами, смешиваясь с улыбкой нежных

губ, с горячим шёпотом, с обещаниями, а затем

сменяются свистом кнута и криками. Они такие

громкие, они там...внутри меня. Они продолжают