облокачиваюсь спиной о кровать.

— Ты потеряла сознание...из-за меня потеряла

сознание. Я, видимо, пережал горло...даже не помню

этого. Совсем не помню, я очнулся, когда ты повисла

на мне и испугался, что...что убил тебя. Что ты не

дышишь, ты была такая бледная, такая маленькая

и...это был не кошмар, это была реальность, — его

слова перебиваются картинками, проносящимися в

голове. И я жмурюсь так сильно, что перед закрытыми

глазами появляются яркие вспышки.

Все пережитое ранее накрывает меня сильнейшей

волной, и я сжимаю голову руками, пытаясь принять

реальность, но это так сложно. Так сложно поверить в

неё, лучше было бы это кошмаром.

— Прости меня, крошка...

— Он мёртв? — перебиваю я Ника, открывая глаза и

смотря, как его плечи опускаются, и он шумно

вздыхает.

— Как бы я хотел этого, но нет. Перелом челюсти, носа, сотрясение, но он жив. И будет продолжать жить, только в тюрьме. Я сделаю все возможное, чтобы он

там сгнил, — с ненавистью отвечает он.

— О, господи, — выдыхаю я, упираясь затылком в

подголовник, и кривлюсь от неприятной боли в

затылке. Моя рука тянется туда, и я нащупываю

шишку.

— Я...я не умею оправдываться, не умею извиняться.

Не знаю, как сказать тебе, насколько мне жаль, что я

причинил тебе боль. Но когда Райли сказал мне, что

видел похожую девушку...тебя, то...пока мы нашли по

видеозаписям комнату, пока я дошёл туда. Я больше

ничего не видел, даже не слышал. Все комнаты

звукоизолированы, чтобы не мешать другим. А

потом...я просто не знаю, я хотел убить его, когда

увидел тебя. И я бил, бил сильно и не видел тебя. До

меня донеслось только твоё стоп-слово. И тогда я

понял, что ты напугана, что ты испытала максимум

страха. Я был в шоке, Мишель. Я не ожидал тебя так

увидеть, не ожидал ничего из того, что произошло. Я

хотел признаться...

— Вряд ли ты бы это сделал, — качаю я головой, перебивая его вновь.

— Я не знаю, что я бы сделал. Не знаю, но получилось

так, как получилось. И я предлагаю тебе поговорить.

Нам надо обсудить это, я должен обсудить это с

тобой, — говорит он, поднимаясь со стула и наливая

мне из бутылки воду в стакан.

— Выпей, — он протягивает мне бокал и блистер с

таблетками, натянуто улыбаясь. — Обезболивающее, если у тебя болит голова.

— У тебя есть таблетка от боли в сердце? — спрашиваю я, и он качает головой.

— Нет, такой нет. Но выпей, пожалуйста, выпей, у тебя

голос сел от крика и...и от моих действий, — он

пытается взять мою руку, но я придвигаю ей к себе.

Ник замечает это действие, и я бы все отдала, чтобы

вернуть прошлое и изменить. Но реальность такова, что я не могу дотронуться до него, и позволить ему

прикоснуться к себе.

Я беру бокал чуть повыше его пальцев и делаю

большой глоток, чувствуя, как прохладная вода

расслабляет связки. Я ведь даже не услышала свой

голос, настолько была поглощена воспоминаниями

ужаса.

Ник садится обратно на стул и ждёт, пока я не допью

воду.

— Я хочу знать, как так вышло, что ты там самый

главный, что ты Мастер? — задаю я вопрос, на

который сама боюсь слышать ответ, но я должна

знать.

— Я говорил тебе...упоминал, что у меня были деньги

не только от продажи наркотиков, но и от другого дела.

Началось все, когда я переехал в Торонто. Было

сложно искать людей, которые предпочитают то же

самое, что и я. Но я нашёл клуб, скорее бордель, где

можно было купить девушку для такого вида секса. Я

знал мало, а мне хотелось больше. Многие девушки

рассказывали, что мужчины, предпочитающие БДСМ, не умеют останавливаться, иногда причиняют вред

своим партнёршам, а я только учился. Я слышал это

часто по мере своего путешествия по этому миру, и

меня злило, что неопытные доминанты так уродуют

девушек. Вначале я снял помещение, где решил

давать курсы для начинающих. Сам при этом

практикуя всё больше и больше разновидностей боли, изучая девайсы, закупая их. Дальше все пошло быстро

и я уже стал владельцем небольшого дома, где

встречались люди, знакомились и наслаждались друг

другом. Мы проводили открытые занятия, учили друг

друга. Это стало популярным среди мужчин и женщин, многие хотели участвовать, так я начал зарабатывать

на этом. Дело развивалось в геометрической

прогрессии, и к двадцати трём годам я имел уже

особняк, ставший популярным. Я ездил по миру, собирая людей в такие тематические сообщества, знакомясь с группами и предлагая им сделать то, что я

открыл в Торонто. За год получилось организовать

около двадцати клубов и требовалось ещё. Я получал

письма, как-то и пошло дальше. И теперь...в каждом

крупном городе существует «Дом наслаждения», которым заправляет Мастер. У нас у каждого есть

татуировки, чтобы люди, только входящие в тему, могли знать, что есть другие и есть места, где они

могут быть самими собой. Сейчас это целая сеть, приносящая миллионы от членства там. Это элита

среди тематиков, это наслаждения для богатых. Везде

есть камеры и врачи, учителя и практикующие, курсы и

открытые уроки. И я провожу такие, но уже как два

года крайне редко. Только в особых случаях, — Ник

замолкает, беря бутылочку, и делает глоток из неё.

— Но то, что я видела, это не было уроком, — утвердительно говорю я, и он кивает.

— Не было. Это была мера пресечения любого

скандала, это была необходимость.

— Не верю, ты снова лжёшь, — кривлюсь я.

— Я...

— Я видела, как ты улыбался, после того, как Лесли

отключилась. Я видела, как ты наслаждался её болью.

Я видела это и не верю тебе, — продолжаю я.

— Да, я улыбался. Но не потому, что мне было

хорошо. А потому что понял в тот момент, что я не

получил того, что раньше. Все действия были

отрепетированы годами практики, это было на

автомате. Но никакого наслаждения и даже радости я

не испытал. И я улыбнулся этому, желая только уйти и

поехать к тебе, где бы ты ни была. Но ехать далеко не

пришлось, — он грустно усмехается, крутя бутылку в

руках.

Я не знаю, что сказать ему. В голове до сих пор не

укладывается вся информация. Разум просто

отвергает её, не давая даже мыслить разумно.

Хочется только уйти. Уйти из этой жизни и забыть о

ней. Но я смотрю на мужчину, ставшим лучшим и

худшим сном в моей жизни, и не могу даже двинуться.

— Лесли...я приказал ей обдумать своё решение: или

она работает на меня и держит язык за зубами, или же

она уходит. Она согласилась и вот, что вышло. Я

поехал туда, когда ты была здесь. Я только желал

поскорее закончить с этим, чтобы вернуться. И тогда

на пароме, я решил, что отменю всё, передам другому

человеку, который покажет это. Но...я говорил, что

ревность для меня самый ужасный советчик. Когда

мне доложили, что ты поехала к Марку, то меня

захлестнул гнев, возможно, обида, возможно, твои

слова. И я решил, что, наверное, так лучше для тебя.

Марк — идеальный мужчина для такой как ты. Добрый, отзывчивый, без моего прошлого. Без всего, что может

причинить тебе боль. А я...я признаю, что с тобой мои

действия нельзя назвать разумными. Но я не могу

изменить их, не могу просить тебя принять это.

— А что ты можешь? Обманывать? Скрывать самое

главное в себе? — спрашиваю я, всматриваясь в

мрачное лицо, и понимаю, что это, скорее всего, последний раз, когда я вижу его.

— Вряд ли ты была бы счастлива узнать это. И не несу

счастья, ты права. Я не люблю, когда кто-то прав, а не

я. Принять правоту другого человека сложно, на это

требуется время и анализ. Но у меня времени не

было, была только злость и ревность. Я ведь говорил, не умею оправдываться, — он ставит бутылку обратно

и поднимает на меня голову, но отводит взгляд.

— Статья, я приехала к Райли...

— Да, я знаю. Он сказал мне, все отозвали и

пригрозили газете судебным разбирательством за

клевету, — перебивает он меня.

— А девушку? Вы проверили слова отца?

— Да, это тоже проверили. Мои люди встретились с

газетчиками и взяли имена, документы. Но все

оказалось фальшивкой. Кто-то решил подставить

меня. И я даже догадываюсь кто.

— Роберт? — это имя даётся с особой тяжестью, и

Ник кивает.

— Да. Но мои люди не доложили о том, что Люк привёз

тебя к нему. Он вышел с другого входа, с заднего. И

они его не увидели, решив, что вы находитесь дома.

Думаю, его предупредил Роберт о возможной слежке

за тобой. Люк тоже уволен, мало того...

— Не хочу знать, только одно — он жив? — категорично перебиваю я его, мотая головой.

— Ни царапины, ни синяка. Только психологическое

воздействие.

— Хорошо...хорошо, — медленно шепчу я.

— Я не знаю, как вести себя сейчас. Ты не позволяешь

дотронуться до тебя, и я понимаю это. Но тебе

следует поесть, выспаться, а завтра, может быть, что-

то изменится. Только дай мне шанс, ведь я понял, в

сравнении со всем понял, что не хочу, чтобы ты

уходила, — он встаёт и пересаживается на постель.

— Мне нужно время, Ник. Мне надо подумать и самой

решить всё, потому что сейчас я не могу. Просто не

могу...не знаю, что сказать тебе. Все оказалось

слишком болезненно, слишком ужасно и

отвратительно для меня. И я не смогу принять эту

сторону твоей жизни, а ты отказаться. Это тупик, и из

него нет выхода, — я опускаю голову, а в груди так

плохо, ещё хуже чем было раньше. Потому что знаю, что не вернусь. Нет того смысла, ради которого сейчас

мне стоит остаться.

— У меня много комнат, Мишель. Но я не хочу, чтобы

ты ехала к нему, — говорит Ник.

— Я не могу видеть тебя, прости. Не могу сейчас

видеть тебя, даже слышать слишком остро. Я

понимаю все, что ты сказал. Но я хочу уйти, просто

уйти и побыть одной, — мои глаза начинает щипать, но я жмурюсь, не разрешая себе плакать. Потом, только бы он не видел.

— Хорошо, только ты обвинила меня в том, что я не

задержал тебя в тот раз. А я не могу давить на тебя, как бы мне этого ни хотелось. И не потому, что мне

легко видеть, как ты уходишь. Нет. А потому что вот

такой я, считающий, что надо давать право выбора

любому человеку и затем принять его выбор, как бы

это ни противоречило внутренним ощущениям. Но я

скучал...каждую минуту без тебя скучал. Мне не

хватало мыслей о том, что ты тут, что я увижу тебя и

ты улыбнёшься, заверив меня, что продолжаешь

верить.

— Но я больше не верю. Я себе не верю, Ник. Я

должна подумать, и прости, что кричала. Я даже этого

вспомнить не могу.

— Ты была в шоке, это нормальная реакция. И я был в

шоке, поняв, что ты была там. Я начал прокручивать в

голове, как ты это все увидела. Но всё было не так, я

думал о тебе.

— Когда орудовал кнутом, думал обо мне? Спасибо, очень мило, — усмехаюсь я.

— Нет, ты поняла снова не так. Я думал о тебе, потому что точно знал, куда я поеду и что буду делать

дальше. Мне хотелось поскорее закончить, поэтому я

и взял кнут, поэтому и полил вином удары. Это